— Я согласна, — произношу я не дожидаясь его официального предложения. — Так и быть, в конце концов ты действительно лучший подарок, который я могла бы пожелать, — со смехом говорю я, смотря на его возмущенное лицо.
— Ты невозможна, ты знаешь это? — со вздохом поднимается жертва моего девичьего произвола. — Кольцо я хоть сам могу тебе надеть на палец. Или сама цеплять его будешь?
— Нет, — качаю я головой, — давай уж, хоть что-нибудь сделаем правильно, — протягиваю я ему правую руку, стараясь не показывать свой дрожащий голос.
Я тоже ждала. Пусть и не так долго как он, но с ним куда угодно. Хоть на край света, хоть замуж.
На мой безымянный палец медленно скользнуло тонкое кольцо из белого золота, со стилизованной снежинкой в обрамлении мелких сапфиров чистой воды. Долгую минуту разглядываю его затаив дыхание, и, подняв взгляд к лицу своего будущего мужа, улыбаюсь. Тянусь к нему за поцелуем.
— Спасибо, — тихо шепчу оторвавшись от Олега, — оно действительно прекрасно.
Он облегченно вздыхает и снова целует меня, страстно, жадно и нетерпеливо.
Я вспоминаю и чувствую, как губы дрожат и кривятся в жалкой улыбке. А Илья вновь хватает меня в охапку и засовывает в машину. Я не реагирую, опять переживая все свои счастливые моменты жизни. В машине холодно. Холод по-прежнему исходит от меня и внутри все так же больно. Мой холод рисует морозные узоры на стеклах машины и крестный, выругавшись, прибавляет ход.
А я начинаю чувствовать. Паника. Именно это чувство охватывает меня, когда я понимаю куда он меня привез. Кладбище. Я не хочу туда идти. Упираюсь ногами и скулю. Я готова умолять, но папин друг неумолим. Он буквально швыряет меня на могилу и подняв глаза я спотыкаюсь о любимые глаза на фотографии. Он такой же как при жизни. Это фото сделано в мой день рождения, когда я согласилась стать его женой. Шальная улыбка так и не сходила с его губ весь вечер. И вот сейчас я на коленях и под стылой мерзлой землей, прямо под моими руками находится его тело. И как лавиной накрывает осознание, что все… нет его больше. Он уже не обнимет, не поцелует, не возьмет нашу дочь на руки и что-то внутри меня как будто прорывает. Ломается какой-то клапан, который не давал выйти моим чувствам наружу.
И я плачу. Нет, я просто в голос реву, обняв себя за плечи. Реву, не видя ничего вокруг, реву и мне становится чуточку легче. Я утыкаюсь лбом в землю и шепчу упреки и слова любви. Я не вижу, как крестный облегченно вздыхая, отходит к машине и дрожащими руками достает сигареты. Как шарит у себя по карманам в поисках зажигалки, а находит спички. Как ломает их одну за одной в попытках добыть огонь, чертыхается и матерится, закрыв глаза рукой и крепко сжав челюсть. Я не вижу. Здесь и сейчас я прощаюсь со своими последними надеждами и иллюзиями. Здесь и сейчас я заново переосмысливаю свою жизнь. Здесь и сейчас рождаюсь новая я- холодная, бесчувственная и уверенная в себе.
С грохотом захлопываю крышку шкатулки и буквально швыряю ее в комод. К черту рефлексию! Это магия Александра виновата. Это ей каким-то образом удалось подточить ледяную корку, под которой укрыты мои чувства и воспоминания. К черту!
С грохотом захлопываю дверь в свою комнату и иду в детскую. Тихонько опускаюсь на кровать и подтягиваю к себе под бок дочь, шевеля своим дыханием мягкие кудряшки. К черту все! Вот мое главное сокровище…
Глава 4
Я ненавижу утро. Особенно, когда оно начинается таким образом.
— Лилька, — издала я полузадушенный хрип, когда на моем животе вновь подпрыгнула мелкая поганка. — Ты же меня раздавишь, мелочь, — попыталась воззвать я к мифической совести дочери.
— Поиграй со мною, поиграй со мною…,- звонким голосом во все свои легкие вопила эта зараза, истязая мои уши и нервы.
— Так, — схватила я ее руками за талию, не давая в очередной раз рухнуть своей попой на меня, — никаких тебе больше мультиков.
На меня ну очееень жалобно посмотрели. Но я же мама-кремень. Я неумолима как… короче, пусть будет, просто неумолима.
— Пошли уж, чадо, умываться и чистить зубы, — со стоном спустила я ее на пол, пытаясь собрать свои глаза и мысли в кучу.
Очень неприятно, знаете ли, вдруг так рано утром, ощутить себя мультяшным медведем, страдающим от произвола небезызвестной Маши. Слава Богу, что меня уже не будят ударом погремушки в лоб. До сих пор вздрагиваю, как вспомню такие замечательные побудки.
Дочь уже радостно прыгала в ванной, и я поспешила к ней, пока она не чего-нибудь не разгромила. Выбираю на телефоне ее любимую песенку и захожу в ванную. Голос Лилии и исполнительницы сливаются воедино и меня встречают словами:
— Ну же склонитесь передо мной…
Хмыкаю ибо каждое утро начинается именно с этой фразы. Ну нравится ей песня «Дочь зла», что уж тут поделаешь, да и поет она ее смешно и весело, и почему-то в ее исполнения песня совсем не кажется трагической историей.
Завтракаем на кухне ее любимыми оладушками и топаем в зал, где дочери торжественно вручается новая упаковка цветных карандашей и раскраска, а я со вздохом подвигаю к себе ноутбук. Лекции у меня сегодня во второй половине дня, а работы конь не валялся. Сегодня последний день сентября, и вчера мне прислали целую кучу отчетов, которые нужно было просмотреть. А часам к одиннадцати домой пожалует управляющий с кучей документов, которые нужно тоже изучить и подписать. Опять в столовой на обеде буду не есть, а делами заниматься. Издаю протяжный и тоскливый вздох, и пытаюсь сосредоточиться на работе, но дается это откровенно плохо. Не выспалась. От слова совсем.
Домой вчера приехала только ближе к трем, еще и прорыдала в комнате, идиотка, неизвестно сколько. А дочь встает рано. Так что поспала я только пару часов. Да и голова откровенно побаливает.
На часах девятый час утра, а я упорно борюсь с желанием плюнуть сегодня на отчеты и просто провести утро, играя с дочкой и смотря с ней мультики.
— Виктория Вячеславовна, — я оглянулась — в дверях гостинной стояла няня и держала в руках трубку домашнего телефона, — вам звонок.
— Спасибо Мария, — поблагодарила я, забирая телефон.
— Я слушаю, — приложила я трубку к уху.
— Доброе утро Вика, — послышался укоризненный голос моего крестного. — Почему не доступен твой мобильный телефон?
Я хлопнула себя по лбу вспомнив, что вчера отключила его.
— Ну не доступен, бывает, — проговорила я. — Ты звонишь, чтобы пригласить меня на юбилей?
— А ты помнишь? — его голос заметно потеплел.
— Ну разумеется помню, — почти обиделась я. — Каждый же год празднуем. А кто еще будет?
— Ну ты же знаешь, что жена все равно устроит этот дурацкий прием. А на него я думаю пригласит весь магический бомонд и преподавательский состав.
— А может лучше шашлычки? — тоскливо протянула я.
— Ага, ты это сама Алевтине предложи — мне как-то еще пожить охота. В общем я рассчитываю, что на этом празднике пафоса будет твоя отмороженная персона. Учти, ты не можешь бросить меня там, отмучаемся, а потом можно и слинять.
— Снова хочешь удрать на байке в ночь? Это же ведь не только твой юбилей, но и твоей жены. Тридцать совместно прожитых лет, все-таки. Их вместе отмечать надо, а не играть в короля дороги.
— Ой, подумаешь! Ты мне еще про мой возраст напомни и скажи, что я стар для байка.
— О нет, — с улыбкой говорю я. — Ты не стар, ты супер стар. А если серьезно, то я бы и сама не отказалась погонять по ночному городу. Нужно как-то развеяться. Жена-то хоть не обидится, если мы свалим.
— Вика, — вновь слышу я укоризненный голос крестного, — я очень люблю свою жену за то, что даже спустя тридцать лет она спокойно относится ко всем моим чудачествам и принимает меня таким, какой я есть. И я, понимая как она хочет устроить этот чертов прием, согласен только ради нее изображать самодовольного и всесильного болвана весь вечер. У нас с Алей полное взаимопонимание.
— Рада за вас, — хмыкаю я уже привычно глуша свои чувства. — Тогда шестнадцатого? Как обычно в пять?
