вытерпеть человек.
— Глядя на этого хиляка, можно сказать, что немного… — гаркнул Одол.
Жар сдавил голову Марка с неистовой силой, и он начал мечтать о том, чтобы она разлетелась на куски.
— Отдай его мне, Братец… — прошипел Одол, глядя на него голодным взглядом. — Я позабавлюсь с ним вдали от ваших глаз, чтобы вас не стошнило — когда Одол забавляется от души, не многие могут выдержать это зрелище. Отдай его мне, и я покажу тебе, сколько может вынести человек.
— Твои пленники умирают слишком медленно, — фыркнул Сакрум.
Кто-то склонился к уху Марка и тихо проговорил:
— Говори, несчастный. Скажи Сакруму хоть что-нибудь, иначе он отдаст тебя Одолу, а у Одола заговаривают даже немые.
Марк с трудом обернулся и увидел огромный силуэт широкоплечего мужчины. Баал рассказывал о нём. Его звали Басил.
— Что ещё сказать мне тебе, Сакрум? — со вздохом, хрипло вопросил Марк, едва не падая с колен лицом вниз. — В чем мне признаться? Я никогда не признаюсь в том, чего я не совершал, а ты никогда не поверишь мне. Так не легче ли тебе отпустить меня по своим делам или на тот свет?
— На тот свет ты всегда успеешь, чужак, — усмехнулся Сакрум. — Но отпустить тебя я не могу — куда тебе идти? У тебя более нет дома и нет друзей. Забудь, что было прежде. Ты — мой, карнеоласец. Ты — мой пленник и мой раб. Ты будешь оставаться здесь столько, сколько я тебе скажу. Ты будешь страдать столько, сколько я захочу. Моё слово будет тебе законом.
— Уж лучше убей меня! — выдохнул Марк, озлобившись.
— Ты умрёшь тогда, когда я скажу тебе умереть. Ты будешь лгать ради меня, предавать, красть и убивать. Басил, огонь!
Услышав это, Марк напрягся и пообещал себе, что более не вскрикнет, не застонет и ни за что в жизни не покажет, как больно ему и как мучительна для него эта боль. Он, превозмогая свою слабость, выпрямился, глубоко вздохнул, поглядел Сакруму прямо в глаза и начал ожидать.
Он чувствовал, как огонь подбирается к нему с бесшумным шипением, как забирает его мужество, как страхом сковывает его сердце. Но он представил, что рядом с Рабинарой стоит Ишмерай и глядит на него, ожидает, как перенесёт он эту боль. Нет, он никому не покажет, что ему больно. Он будет терпеть, пока смерть не сольётся с болью воедино, и не заберёт его.
Но едва он это подумал, кожа его рук и ног начала плавиться, и огонь впился в него такой хваткою, что Марк, помня о своём обещании не стонать и не кричать, зарычал.
— Вот это рык! — хохотнул Сакрум, безумный Сакрум, упивающийся болью своих жертв. — Настоящий карнеоласский лев! Рычи, мальчик, рычи! Покажи, как нужно умирать!
Марк потерял сознание. Когда он проснулся в следующий раз, он, к своему изумлению, увидел лицо лекаря Амона и Баала.
«Стало быть, не умер, — догадался он, — пытать будут снова и снова, пока не исдохну…»
Мысли путались, цепляясь друг за друга, растворяясь друг в друге, рождая густой туман и зыбкость забвения. Раны дико болели. И на груди, и на спине.
— Ляг на бок, — посоветовал лекарь Аамон. — Будет меньше болеть. Братья привели чужачку в лагерь. Хорошо шьёт раны. Не очень опытная, но толковая.
— Красивая такая, — мечтательно протянул Баал.
Разум Марка был неповоротлив и соображал очень туго, будто продираясь сквозь густую пелену забвения и бессознательности. Ему что-то подмешали в питье или он вновь провалялся несколько дней в горячке.
Марк попытался приподняться на руках, но сил ему не хватило даже на то, чтобы повернуться на бок.
— Не пытайся встать, — услышал он над собой голос Аамона. — Спи, пока Сакрум тебя не трогает.
— По… — он сглотнул и зажмурился — его мучительно затошнило. — Почему… он не убил меня?
— Дьявол его разбери. На нас давно никто не нападал, вот ему и нечем потешить себя. Ты неплохо держался. Но долго не протянешь, пока не поправишься. А Сакрум не станет ждать слишком долго. Он вновь возьмётся за тебя.
— Это его излюбленное развлечение?
— Нет, так он убивает скуку. Каково его излюбленное развлечение, тебе лучше не знать, а мне более никогда не видеть. Скоро снимаемся и уезжаем.
— Куда меня повезут? — Марк разлепил один глаз, увидел густые кроны могучих деревьев и вновь закрыл глаза.
— В королевство на западе. Гесперра называется.
— Куда?! — выдохнул Марк.
— Богатейшее королевство, Саргон. Могущественное. Братья едут торговать… а в более маленьких землях, которых так много в Заземелье, пакостничают…
— Аамон… — выдохнул Марк, взяв себя в руки и приподнявшись на локте. — Прошу тебя, поговори с Сакрумом. Пусть он отпустит меня. На что я ему? Какова роль моя в ваших походах? Я должен вернуться. Я должен отыскать свой отряд и вернутся в Архей.
— Если бы я был Сакрумом, я бы тоже не отпустил тебя, — вздохнул Аамон. — Ты нас выдашь. Ты видел и слышал слишком много.
«Тогда я сбегу… — поклялся Марк. — Я сбегу, и Сакрум не поймает меня. Только позволь мне, Господи, дожить до той минуты, когда я окрепну, я и распрощаюсь с этими головорезами…»
С подобными мыслями Марк закрыл глаза и позволил себе погрузиться в вязкое забытьё — он должен был спать, пока спалось, и набираться сил, пока Сакрум не трогал его. Чем быстрее он оклемается, тем быстрее сбежит, и тем больше у него возможностей найти отряд.
Он вернётся домой во что бы то ни стало.
Он не хотел есть, но лекарь влил ему в рот несколько ложек горячего супа, и горячая жидкость согрела его воспалённое горло и успокоила боль в желудке. Мальчик Баал почти не отходил от пленника и глядел на него, будто на некое чудо.
— Почему ты так добр ко мне? — тихо спросил Марк, глядя на лекаря.
— Сам не знаю, с моей стороны милосерднее было бы перерезать тебе глотку…
Марк отвернулся — ему не хотелось показывать лекарю страх. Он не должен бояться и надеяться. Зачем им ухаживать за
