— Спокойной ночи, — он коснулся губами её лба.
— Спокойной ночи, Марк, — провела пальцем по его губам, потом невинный легкий поцелуй щеки.
Да, какое может быть тут спокойствие, когда внутри всё горит от непонятного чувства! Срочно нужно взять себя в руки — ещё несколько секунд, и будет поздно. Один… Два… Три…
— Спокойной ночи, — Марк выдохнул, коротко поклонился и покинул комнату.
Он уже запустил кофе-машину в надежде скоротать остаток вечера за чашкой кофе и побыть наедине со своими мыслями. Однако, одиночеству его не суждено было продлиться долго.
В коридоре послышался шорох, потом — звук открываемой дверцы шкафа в прихожей. Потом он услышал голос — Мей звала его:
— Марк, ты слышишь? Слышишь? — девушка накинула дождевик и уже надевала непромокаемые сапоги, — Это дождь! Дождь! — он только успел накинуть куртку и захватить зонт — такого воодушевления и такой радости на её лице он ещё не видел.
А она потянула его на улицу, принявшись весело прыгать по лужам, поднимая брызги и кружась под дождем, ловя капли губами и руками.
Глядя на это её маленькое безумие, губы его сами изогнулись в улыбке, и он тоже подставил свое лицо дождю.
Какой же она ещё, по сути, ребенок… А когда он сам последний раз вот так запросто радовался рассвету, снегу, или, вот, обычному самому дождю?
А капли дождя смывали всю тяжесть, и на душе становилось легче.
А в клубе у господина Ондзи свадебное торжество подходило к завершению. Сменив за роялем Николь, азиат играл проникновенную композицию собственного сочинения. Мало того — он ещё и сам пел, и голос его совершал непередаваемые обороты от высоких тональностей, к более низким, глубоким, чуть хриплым — и обратно. И все в зале заворожено притихли и слушали. А его песня предназначалась только одной — той, чьи волосы золотым нимбом сияли в свете изысканных люстр, соперничая с блеском её ясных глаз, той, чье гибкое тело выгодно подчеркивал тонкий шелк.
Финальную композицию для гостей сыграли сами молодожены — в качестве признательности и благодарности за чудесный вечер.
Это его последний шанс, если он хочет пригласить её на танец.
К его радости, златовласая приняла приглашение. Её улыбка согревала и очищала, а ещё — он сам заметил на её тонкой шее серебряный кулон в виде ангела, что подарил ей.
Девушка провела по цепочке рукой и нежно улыбнувшись, ещё раз поблагодарила за подарок.
Боже, дай сил! Эта её улыбка — как она больно резала, этот её взгляд, от которого так и хотелось зажмуриться, спрятаться, скрыться… Но руки сами обняли хрупкий стан её — крепче.
Не сводил с неё глаз, и только вовремя закончившая звучать композиция уберегла его от опрометчивого поступка — поцеловать её на глазах у всех.
Посчитав, что теперь для этого настал наилучший момент, он ещё раз поклонился и церемонно простился со всеми.
Выкуривая сигарету, он наблюдал, как в морозном воздухе пар от его дыхания принимал необыкновенные формы.
Домой он ехал, пробиваясь вечерними пробками — создавалось впечатление, что город с наступлением темноты только оживал, расцвечиваясь огнями множества автомобильных фар, магазинных витрин, окон домов и парковых фонарей.
Оставив в прихожей обувь и верхнюю одежду, он проследовал в комнату — Лаура уже спала, не дождавшись его. Он бережно поправил покрывало и присел рядом, перебирая её светлые локоны:
— Лаура, скажи, почему всё так запуталось? Почему мы такие, и нет нам покоя? Тех людей, что причинили нам боль уже давно нет на этом свете, а мы до сих пор живы… Только — жизнь ли это? — девочка во сне улыбнулась и перевернулась на другой бок, — Что же снится тебе, госпожа? — он поцеловал её белокурую макушку и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
Он вышел на лоджию, сел в кресло и закурил, всматриваясь в панораму ночного города, открывавшуюся из окон их высотного этажа.
Спустя некоторое время тихие звуки шагов и последующие успокаивающие массирующие движения нежных рук заставили его расслабленно откинуться и закрыть глаза:
— Фи, Ондзи, ты опять курил? Я же просила тебя, — Лаура поморщила хорошенький носик, игриво хлопнув его по плечу.
— Прости, госпожа, — мужчина виновато улыбнулся, поднеся её ладошку к своим губам, — Мне показалось, ты спала.
— Тебе, смотрю, тоже не спится, — она провела пальчиком по его напряженному лбу, — Вон, и лоб уже нахмурил. Тебе не идет, кстати. О чем ты думаешь, Ондзи? Ты много думаешь последнее время, тебе не кажется? И нахмуренное выражение лица тебе не идет — морщины останутся.
На минуту он задумался, подбирая слова для ответа. Лаурита, хоть и выглядела маленьким ребенком, но отнюдь не была таковой — свои шесть веков она прожила не зря, и порой ему казалось, что она видит его насквозь и уже заранее знает, что он может ей ответить.
Видя, что его лицо непроницаемо серьезно, Лаура тоже перестала улыбаться.
— Лаурита, скажи, а ты думала о том, что нас ждет? — он посадил её к себе на колени, с надеждой глядя на неё, — О том, что такое любовь? Что такое сочувствие? — ей показалось даже забавным это выражение растерявшегося школьника на его лице, испытавшего дискомфорт при первом столкновении с трудно разрешимой задачей.
— Сочувствие? К тем, кто бросил нас гнить во тьме? — глаза её сузились, выражая раздражение и презрение, — Не смеши меня!
— И тебе совсем не жаль их? — девочка резко замотала белокурой головой:
— А кто меня пожалел, скажи? — она требовательно посмотрела в его глаза цвета ночного неба, потом быстро сглотнула злую слезу, — Хорошо быть добрым и благородным, когда у тебя в жизни всё хорошо, когда есть семья и близкие, которые не жалеют на тебя своей любви, своего времени, своих денег, — детскими устами говорили в ней обида и боль, и мужчина почувствовал это, как она не старалась крыть от него свои истинные переживания.
— Ты, похоже сегодня не в настроении, госпожа, — примирительно улыбнулся Ондзи, погладив её светлые волосы, — Предлагаю сменить тему разговора.
— Что-то ты совсем размяк, хотя раньше ты славился своей стойкостью, — Лаура провела пальчиком по его губам, — Не знай я тебя настолько близко, могла предположить, что ты влюбился, — стремясь отыскать ответ в его непроницаемом сосредоточенном взгляде, — Ты хоть иногда думаешь обо мне? Как о женщине?
Ондзи напрягся и попытался выдавить снисходительную улыбку:
— Лаура… — он старался не выдать своих переживаний, чтобы не вызвать её гнева, — Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. К чему эти разговоры? — и его умиротворяющий взгляд бальзамом проливался на её истерзанную душу:
