— Может, будет лучше, если я пойду одна, посмотрю, интересно ли там, а потом вернусь за детьми? — осторожно предложила она.
— Там идут Николь и Мишель! — воскликнули не слушавшие её брат и сестра и замахали в окно двум белокурым сестрам, бежавшим с восторженным смехом за такой же белокурой матерью.
Вопрос Анны растворился в нараставшем шуме, девушка тяжело вздохнула и, взяв детей за руки, повела их на улицу. Девушку всё не оставляло чувство вины, ей казалось, что она ведёт их на расстрел, а не на гулянье, и желание повернуть и броситься бегом обратно чередовалось с приступами паники, которые ей с трудом удавалось сдерживать. Самые жуткие вспоминания и чувства точно очнулись ото сна и атаковали сознание девушки, напоминая о себе с такой настойчивостью, точно она должна была радоваться им.
Однако на главной площади действительно готовились гулянья. Из соседних домов выносили столы, скатерти, хозяйки спешили поставить свежий хлеб, кто-то самозабвенно опустошал погреба, чтобы угодить гостям. Гости, пятнадцать рослых мужчин, которых от банды разбойников отличал только более-менее опрятный вид и герб — ястреб, держащий стрелу в серебряных когтях — украшавший их плащи, стояли и наблюдали за тем, как готовится торжество. Некоторые из них присоединились к жителям деревни и помогали им по мере возможностей. Да и выглядели они крайне дружелюбно; в общем-то не имели ничего общего с пожарами и кровопролитием. Чтобы не убеждать себя в обратном, Анна старалась не вглядываться в их лица, а дети, наоборот, смотрели во все глаза, улавливая каждую деталь, манеру походки, а порой и крепкое словцо, мелькавшее то тут, то там.
Всеми приготовлениями руководил, естественно, Фильбер. Он умудрялся следить, чтобы всё выглядело так, как, по его мнению, было бы идеально, отдавать команды мужчинам, призывать детей к спокойствию и беседовать с высоким светловолосым мужчиной с льдистыми глазами, острый взгляд которых заставлял замереть, гадая, какой ужас может последовать за этим выражением. Приглядевшись, Анна узнала его. От удивления она оступилась и едва не упала, вовремя поймав равновесие, что выглядело далеко неизящно. «Так даже лучше», — подумала она, чувствуя страх и отвращение. Она давно раздумывала над тем, как поведёт себя с человеком, который стоял на эшафоте, который казнил короля и королеву под торжественный марш и провозгласил свободу, а вместе с ней — пир для разбойников и убийц. И вот теперь, когда их разделяли всего несколько шагов, вся дерзость и мстительность, которая могла быть в Анне, испарилась. Вдруг девушка поняла, насколько была слаба в своей отчаянной злобе. Да, пусть тот, что говорил с Фильбером, всего лишь человек, такой же смертный, как все, но если Анна всё же решится отомстить, то вряд ли это пройдёт без последствий — в лучшем случае головорезы короля убьют только её. Мысли проносились через её голову хаотичным потоком, ускорявшимся с каждым шагом, что делала Аннабелль. Фильбер заметил её приближение и улыбнулся как никогда дружелюбно. Если бы он знал, в каком ужасе пребывала девушка, точно над каждым из жителей деревни был занесён меч и их жизни зависели теперь только от неё.
Анна подошла к королю и поклонилась: просто, по-крестьянски. Уже сделав это, она подумала, что лучше было бы опуститься в неуклюжем реверансе, чтобы правитель уж точно не обратил на неё особого внимания, а посчитал бы обыкновенной простушкой. Мужчины кивнули в ответ, Его Величество оценивающе взглянул на Анну, но тут же перевёл взгляд на готовящийся пир после того, как заметил детей. Анна облегчённо вздохнула.
— Много гостей в последние недели, не так ли, Фильбер? — спросил Жак с некоторой издёвкой, которая появилась в его интонациях с тех пор, как тот попытался выпроводить Анну. Девушка напряжённо следила за реакцией мужчин, готовая в случае чего извиниться и увести детей в сторону.
— Конечно, — кивнул мужчина. — Это Анна, — сказал он, обращаясь к своему собеседнику, — она, как и Вы, наша уважаемая гостья. Целительница из Имфи, если я прав? — уточнил он.
— Да, — тихо ответила девушка и ещё раз поклонилась правителю.
— Это же прекрасно, — подал голос тот. Он говорил громко и мягко, так что слушать его было даже приятно и от этого дурное предчувствие Анны только усиливалось. — У нас тоже есть свой врач, думаю, он обрадуется собеседнику, — он задумчиво добавил: — Мы не так давно уехали из Имфи, но я Вас почему-то не помню, хотя мы пробыли там несколько месяцев.
— Я навещала родственников в Мисконе, — ответила она. — Как раз была на пути от них, когда заехала сюда по просьбе детей.
— Это Ваши дети? — спросил мужчина.
— Нет, — вмешался Фильбер, чувствуя, что если не прервет этот диалог, то окажет целительнице уж слишком много чести. — Мадам…
— Мадемуазель, — поправили его.
— Именно. Так вот, мадемуазель поступила крайне благородно, согласившись помочь бедным детям, мать которых оказалась тяжело больна. Прекрасно, что сейчас есть такие люди, не правда ли? — сказал он, взглядом советуя Аннабелль примкнуть ко всеобщей суете. Девушка кивнула и ушла, благодарность в её взгляде показалась Фильберу само собой разумеющейся, но всё же неожиданностью. — Вашему врачу может быть интересно обсудить с ней этот случай.
— Возможно, — кивнул правитель, глядя на удаляющуюся фигуру.
По настоянию Жана Аннабелль вернулась в дом и собрала в корзинку понемногу всего: фруктов, ягод, хлеба и остальной еды, которую не стыдно было представить на общем столе, но в таком количестве, чтобы их семейство не голодало из-за своей щедрости. Пока девушка собиралась, дети пошли к матери. Те несколько минут, что они провели на площади, описывали с удивительным восторгом, порой чересчур вдаваясь в детали. Селена слушала их и с улыбкой кивала. В окно ей был виден лишь маленький кусочек площади, выглядывавший между двух домов, там, чтобы не мешать взрослым, играли дети с собаками. Она желала своим детям хорошо повеселиться, но при этом посмотрела на них с такой жалостью, что Жан уже был готов отменить всё веселье и провести ещё один вечер рядом с матерью несмотря на недовольство Элены. Девочка пыталась искать поддержки у Анны, но та и сама не знала, как лучше поступить. Предчувствие требовало, чтобы она оставалась с Селеной, об этом твердил и её долг, как врача, но другой инстинкт, самоубийственный, шептавший: «Врага нужно знать в лицо», подгонял девушку к двери. В душе у Анны поселилась светлая надежда на то, что новый правитель мог быть и не так плох, как ей казалось, и, возможно, не его ей следовало винить во всех своих злоключениях. Окрылённая этой надежной, Анна хотела найти подтверждение своим мыслям.
Вскоре вся троица вернулась на гулянье. Столы уже ломились от еды и жители деревни с нетерпением ждали торжественной речи Фильбера, после которой можно было бы приступить к трапезе. Соседи переглядывались между собой, принесённая ими же еда вдруг сделалась удивительно привлекательной — то ли торжественная атмосфера добавила ей прелести, то ли это сделало наличие конкурентов. Дети, не стесняясь, брали низкий старт, чтобы как можно быстрее успеть вырваться из толпы и первыми добраться до ароматных пряников и булочек. Анна наблюдала за ними, замечая, как по-взрослому хмурятся детские лица и как ребячатся родители. Эти очаровательные мелочи успокаивали её и девушка почти не обращала внимания на столпившихся во главе стола гостей, жадными взглядами ощупывавших всё и всех. Убедившись, что все в сборе, Фильбер вышел вперёд и, держа в руках до краев наполненный вином стакан, заговорил:
— Вчера к нам пожаловали гости, которым мы не смогли оказать должный приём. Даже узнав их, мы всё равно не можем поприветствовать их так, как они заслуживают, что правда, то правда. Однако Его Величество был крайне добр и простил нам и наше невежество, и нашу скромность, — он обернулся к правителю, тот кивнул с лучезарной улыбкой и слушатели разразились аплодисментами. — Однако он просил, чтобы я не тратил много времени, превознося его заслуги, поэтому просто поприветствуйте Его Светлость, Илария Освободителя.
