Обессиленный, лишившийся надежды и воли к жизни я растянулся на траве. Закрыл лицо руками и хрипел как раненый зверь.
— Это все из-за меня! Все из-за меня.
Лифар подошел ближе, шумно втягивая воздух узкими ноздрями, толкнул меня носов в бок.
— Уходи. Возвращайся к барьеру.
Он снова меня толкнул, заворчал, будто пытаясь утешить.
— Отстань от меня.
Мне хотелось только одного. Остаться в одиночестве и сдохнуть, как я того заслужил.
Дракон не отставал. Пихал меня, пытаясь поднять на ноги, сердито рычал, а мне было все равно. Я все растратил, мне больше нечего было беречь и не за что сражаться. Я больше ничего не хочу.
Дождь тем временем разошелся во всю и хлестал по земле, зло прибивая траву.
— Улетай, — из последних сил оттолкнул от себя черную морду дракона, — а лучше сожри меня, или раздави.
Он лег на землю, обвил вокруг меня свой шипастый хвост, положил рядом голову, а сверху прикрыл нас крыльями.
— Почему ты не улетаешь? — спросил едва дыша.
Он только вздохнул и провел по руке шершавым языком.
Эта ночь была страшной. Я не мог спать, не мог подняться. Ничего не мог. Балансировал в полудреме, в бреду, ни в состоянии ни проснуться, ни окончательно заснуть.
Снаружи барабанил дождь, звонко шлепая по кожистым крыльям, рядом размеренно сопел Лифар, изредка приоткрывая один глаз, чтобы посмотреть на меня.
В груди было больно. Из-за Киары, из-за того, что натворил, а еще из-за того, что потратил слишком много. Перешел черту. Там, где раньше билось сердце, теперь пульсировала пустота.
Зря меня ведунья вытащила. Сожгли бы на хер, и дело с концом. Так было бы лучше для всех.
Мне было все равно, что ждет дальше. Трибунал, наказание, изгнание. Какая разница? Все это уже не имело никакого значения. Ни что не имело.
Сквозь дрему я слышал крики людей в Дестине, лязг металлических цепей, рев дракона и тихий смех, похожий на журчание ручейка. Перед глазами кружились образы, хорошие, плохие, яркие и серые, как дым. Они сменялись, перетекали друг в друга, и не разобрать, где заканчивалось одно и начиналось другое.
Только барабанов не было слышно. Проклятые ан’хары замолчали. Безумие ушло, оставив за собой выжженное пепелище.
* * *
Под утро мне все-таки удалось заснуть. Я провалился в душный безликий сон, не приносящий отдыха и умиротворения, а потом меня разбудил Лифар.
Он шевельнулся, зевнул, широко распахнув зубастую пасть и сложил крылья. На меня тотчас обрушился поток холодной воды.
— Ох, — я с трудом сел, потирая затекшую шею. Сил по-прежнему не было. Будто пропустили через мясорубку и бросили в мусорное ведро.
Дракон по-собачьи отряхнулся, щелкнул пастью и подошёл к воде, но пить не стал. Только тревожно принюхался и фыркнул. Ему не нравилось лазурное озеро, а я бы остался здесь на всегда. Заплыл бы на середину, нырнул вглубь, опустился бы на самое дно и…
Лифар снова бесцеремонно толкнул меня в бок.
— Чего тебе?
Он опять меня толкнул, так что я откатился на несколько метров по сырой траве.
— Я не хочу вставать.
Лифар угрожающе поднял крылья.
— Зачем мне возвращаться? Меня там никто не ждет. Разве что клетка и топор палача.
И снова уставился на безмятежное озеро, которое еще вчера бурлило, закручиваясь водоворотами, а сейчас было похоже на зеркальную гладь. Где-то там, на глубине остались осколки моего сердца.
— А знаешь, — сказал я, решительно поднимаясь на ноги, — полетели. Может, действительно повесят.
Я был бы не против. Какой смысл влачить жалкое существование, если вокруг не осталось света, и каждый миг, каждая секунда наполнены сожалениями о содеянном. Остаться у озера и смотреть до скончания века на лазурную синеву его вод – слишком слабое наказание за все, что я сделал.
— Пора заканчивать с этим всем, — подошел к дракону ближе.
Он смотрел на меня недоверчиво, хмуро и даже как будто с осуждением.
— Хватит. Полетели.
Я ждал, что он снова схватит меня своей могучий лапой, но Лифар опустил крыло, приглашая забраться на спину. Взгляд скользнул по светлой нежной чешуе, выросшей на том месте, куда я его ранил.
— Мне так жаль, — я аккуратно прикоснулся ладонью. Лифар напряженно вздрогнул, но не отодвинулся, позволяя к себе притронуться. — прости.
А ведь есть еще Али, на котором я отыгрался за шутку с розовым передником, есть парни, которых я чуть наизнанку не вывернул, есть еще множество человек в лагере, которым досталось просто так, ни за что. Я поморщился, словно хлебнул горькой отравы, с каждым мигом чувствуя себя все поганее и поганее. Оказывается, в том, чтобы быть р’хандом есть свои плюсы. Ему никогда, ни за что не стыдно. Он не чувствует боли, сожаления, жалости. Он просто живет в свое удовольствие, разрушая все на своем пути. Он монстр. Чудовище… я чудовище.
Пока я устраивался на спине, между жестких пластин, дракон топтался на месте и тревожно прислушивался. Потом раскинул крылья и одним сильным взмахом поднялся в воздух. Мы сделали круг над озером, будто прощаясь с отважной рыжей девчонкой и развернулись в том направлении, откуда прилетели.
Прижавшись к могучей шее, я продолжал смотреть вниз, на яркую, прозрачную воду, сквозь которую на мелководье было видно илистое дно, на заросли камышей по краям, на песчаную отмель, посреди которой развесила раскидистые листья шельм-трава.
…А из-под нее выглядывала тонкая, женская рука.
Уверенны, что показалось, я свесился, пристально всматриваясь и едва не соскользнул вниз. Черный дракон сердито зарычал, изогнул шею, чтобы одарить меня грозным взглядом.
— Спускайся, — просипел я. Сердце билось во рту, на кончике языка, на оголенный натянутых нервах, — давай вниз.
Он недоуменно заворчал, но начал снижать. Мне не хватало терпения. Я не мог дождаться пока, он сложит свои огромные крылья и опустится на берег, поэтому спрыгнул вниз, когда до земли оставалось метров десять.
Приземлился тяжело. Раньше бы такой высоты и не заметил, а сейчас все кости загудели, но мне было плевать. Медленно, как в тумане я брел к этому кусту, не отрывая взгляда от тонкой безвольной руки.
Во рту было горько. Давление в груди с каждым мигом нарастало все сильнее, а остатки сердца захлёбывались кровью. Я упал рядом с ней на колени, дрожащей рукой отвел в сторону широкий резной лист и едва сдержал стон, рвущийся из груди.
Она лежала на сочной изумрудной траве, такая нежная, такая хрупкая…как живая.
Я нерешительно протянул к ней руку, желая притронуться, но пальцы замерли в миллиметре от кожи.
Невыносимо. Страшно. Больно. Моя вина.
Я задыхался. Не знал, что от чувств может быть так больно. В горле горел тугой ком, который никак не удавалось проглотить.
Я все-таки к ней прикоснулся. Провел подрагивающими пальцами по щеке. Невесомо, едва уловимо, словно боясь осквернить ее своими прикосновениями.
— Прости меня, — просипел, умирая изнутри, захлебываясь своим отчаянием.
…. Длинные ресницы затрепетали.
* * *
Я не поверил своим глазам. Бред воспаленного мозга, выдающего желаемое за действительное. Не иначе.
Голубые, такого же цвета как лазурное озеро, глаза распахнулись. Я не смел пошевелиться. Смотрел в них и тонул, уверенный в том, что схожу с ума.
Девушка приподнялась на локте и внимательно на меня посмотрев, нахмурилась.
— Добрый день.
Я как идиот кивнул. Может, безумие не отступило? А просто переродилось в другую форму, рисуя мне иллюзорные картинки?
— Киара, — я не знал, что дальше говорить. Все слова выветрились из головы, и осталось только ее имя.
Она задумалась, потом просияла улыбкой:
— Да, меня так зовут.
— Как…ты…, — я просто указал на озеро. Она обернулась в туже сторону и снова улыбка заиграла на губах.
— Красиво, правда? Здесь вода не простая…она жизнь дает, — рыжеволосая снова обернулась ко мне и робко, будто стесняясь, спросила, — как тебя зовут?
