обдумывая что-то и серьезно добавил: – Но я не вижу в нем ничего противозаконного. Хотя, должен сказать, это несколько необычно: девочка будет считаться вашей дочерью, но не дочерью барона. Может быть, вы, госпожа Розер, обдумаете другой вариант?
-- Какой же?
– В глазах общества гораздо естественнее будет, если не только вы удочерите девочку, но и барон станет ее законным отцом.
Я внимательно посмотрела на мэтра Фонкера и очень убедительно попросила:
-- Мэтр, у барона есть две своих родных дочери. У меня же никого, кроме этой девочки. Если вы посоветуете барону удочерить Элли, я просто откажусь от брака. С моей точки зрения, это не пойдет на пользу ни самому барону, ни девочке. Я не смею вас поучать, мэтр, но думаю, что из-за споров в лучшем случае вы застрянете здесь на несколько дней, а в худшем: этот брак вообще не состоится.
Мэтр слегка нахмурился. Похоже, ему не слишком пришлись по душе мои слова. Однако он был немолод и опытен, и не кинулся возражать сразу. Его ответ прозвучал так:
-- Я понял вас, госпожа баронесса. Барон – мой клиент. Я обязан предложить ему этот вариант, но уговаривать, пожалуй, не стану…
В целом мы с мэтром обо всем договорились, и он, оставив мне для ознакомления копию брачного договора, отбыл на ночлег в деревню. Я пролистала несколько страниц плотной полуглянцевой бумаги, внимательно изучая, и не нашла там ничего непонятного или слишком опасного для себя. Удивило то, что барон и сам, без моей просьбы назначил мне довольно достойное содержание.
Места для подписей были свободные, но под каждым из них уже были вписаны имена свидетелей. Свидетелями на нашей свадьбе должны были стать: служитель храма отец Инкис; некий барон Фернандо Биор. Я смутно припомнила молчаливого мужчину, которого мельком видела на чтении завещания. Он еще, помнится, получил в подарок от покойного то ли саблю, то ли шпагу. Третьей персоной, обозначенной как свидетель, к моему удивлению, оказалась женщина - настоятельница монастыря Холодного Сердца, старшая сестра Селиора. Впрочем, свидетели мне были безразличны.
Судя по этому документу, ничего дурного в мою сторону барон не замышлял. Он просто хотел на мне жениться. Как всякий мелкий самодур, неожиданно получивший власть, он уперся, собираясь непременно удовлетворить свою прихоть. В какую-то там любовь с его стороны я не верила: влюбленные не шантажируют предмет обожания.
Очевидно, барона просто переклинило на этой свадьбе, потому что никаких возражений против того, чтобы внесли мои пункты, не последовало. Днем мы подписали предварительное «Соглашение о предстоящем браке». Это было что-то вроде варианта местной помолвки. Теперь я считалась невестой барона. И по этой бумажке, в числе прочих льгот, он обязан был оплатить мою дорогу в его земли. Более того, если вдруг по каким-то причинам брак не сложится, то пострадавшей стороне, не важно, мне или ему, полагалось сто золотых. Эти деньги в моем присутствии барон и вручил мэтру Фонкеру, с улыбкой заявив:
-- Любава, я даю тебе два дня на сборы.
Спорить я не стала. Как известно, перед смертью не надышишься. С Варушем фон Розером прибыл целый обоз из телег и кибиток, куда командующая охраной Леста составляла сундуки с барахлом. Ткани я решила вывезти все, иначе они просто сгниют. Зато ту часть хозяйства, которая не слишком боится температурных перепадов: всю мебель, посуду, в том числе и тот самый сервиз, который горничная хранила так трепетно, я оставила в башне. Мало ли что…
Почти четыре дня пути немного утомили всех нас. Тем более что хотя в основной массе дороги просохли, но в одном месте кучер таки умудрился застрять в грязи. Нас с Элли это не коснулось. Застряла как раз баронская карета. Но все равно это задержка была не из самых приятных.
Мне понравилось то, что для моей прислуги барон пригнал крытую кибитку: вечера и ночи еще были достаточно прохладные. Да и в целом в пути он вел себя вполне пристойно. Я с тоской думала, что если бы он не набивался ко мне в мужья, а был бы просто соседом, мы вполне могли бы поладить. Мысль о том, что придется делить с ним постель, по-прежнему внушала отвращение.
Мне приходилось очень следить за собой, потому что Элли, и так встревоженная всеми переменами и дорогой, временами впадала то в буйное веселье, то в какую-то непонятную слезливость и капризы. Только к вечеру, когда наваливалась усталость она снова становилась сама собой.
В замке меня ждали мои прежние весьма роскошные покои, протопленные и отдраенные на совесть. Барон, как бы предчувствуя скорое исполнение своей мечты, становился даже суетлив, стараясь предвосхитить любое мое желание.
Приехали мы сильно после полудня. До обеда я успела искупаться сама и отмыть малышку. Дважды, почтительно стуча в покои, заходили слуги. Первый раз – несколько неряшливый мужчина, который представился мажордомом. Второй раз – крепкая, аккуратная женщина с мрачным лицом: экономка. Их присылал барон, чтобы выяснить, не нужно ли мне чего-либо.
Леста, попав на старое место, почувствовала себя как дома и без зазрения совести гоняла горничных и другую прислугу, требуя больше горячей воды, чай для госпожи и теплое молоко для Элли.
К обеду я вышла собранная и готовая. В данный момент больше всего опасалась я того, что кто-то уличит меня в полном незнании дома и старых слуг. До того времени, как я уехала в башню, из всего замка я успела увидеть всего три или четыре комнаты, а из всей прислуги запомнила только одну женщину с кухни. Так что сейчас я потребовала, чтобы Леста надела самое хорошее платье, привела себя в порядок и больше не пользовалась фартуком горничной:
-- Я буду хозяйкой этого дома, и мне требуется камеристка и наперсница.
Она молчала, хотя и была сильно взволнована: я видела, как слезы навернулись ей на глаза. Не желая наблюдать ее смущение, добавила:
-- Так что позови горничную, Леста. Пусть
