— Каким образом?
— Кейтлин показывала, как взламывать замки.
— И ты внимательно слушал, да?
— Узнать теорию и применять её на практике — совершенно разные вещи. Так что даже если бы ты очень попросила пролезть в таверну, я бы отказал. Да-да, — совсем не убедительно закивал тот.
— Сидеть нам голодными, значит.
— Значит, сидеть. А вообще, я не вникаю, почему другие не любят дождь. Вот ты, например. Что мешает наслаждаться каплями? Сыро становится?
— Потому что осень. Поэтому да, сыро и зябко.
— Как ты сказала? Зябко? — Докс расхохотался. — Очень смешное слово, Предвечная. Зябко! Звучит как «жаба» на языке малышей.
Скрипучий смех этого человека даже сейчас казался Мие заразительным, поэтому на её лице появилась сдержанная улыбка.
— Ты не знал этого слова?
— Знал, ещё как знал! Просто на этой мысли себя не ловил. А ещё меня смешит слово «тютелька». Абсолютно нелепое слово. Можно сказать «зябкая тютелька»? И ещё слово «ватрушка». Не знаю почему, но оно меня просто уносит.
Парадокс буквально выдавливал это, говоря между порывами смеха. Мие тоже стало смешно, и она вдруг резко для себя поняла, что сон совершенно пропал. Исчез, будто внезапно наступил полдень, и она только проснулась. Сейчас все мысли были сконцентрированы на глупом, но смешном словосочетании.
Со временем смех стих, и они сидели в абсолютно комфортном молчании. Докс смотрел то на траву, то назад, за окошко. Несколько минут, и от его смеха не осталось ничего. Напротив, он выглядел серьёзным и явно думающим о чём-то своём. Почему-то возникла мысль, что барабанящий дождь всё же проникал сквозь крышу и барабанил по самому Доксу.
Мия заострила своё внимание на покачивающихся неподалёку колосках. Они казались такими крепкими, способными устоять и утром, и ночью, и даже под осенним дождём. Стало интересно, что вообще способно прорасти сквозь землю в пору, когда даже листья с деревьев опадают. Суть заключалась не в температуре, ведь было не так холодно, а в самой природе этих колосьев. Деревья почему-то лысели, трава становилась красной, а большинство цветов прятались под землёй. Только колосьям всё было нипочем.
А потом впервые за всю ночь подул прохладный ветерок. Настроение стало осенним, и даже вдохи казались какими-то тяжёлыми. Дождь прекратился.
— Вот дождь и сдался. Переждали.
— Это было красиво. Мне кажется, или постепенно начинает светать?
— Так и есть. — Докс хмыкнул. — Я предлагаю возвращаться домой. Хоть и спать перехотелось, но вечно гулять всё равно нельзя. Что ты думаешь?
Спутница кивнула и встала с лавочки. Докс потянулся, поправил гитару и через едва-едва освещённые луга они направились в сторону замка.
— Это ощущение, оно тоже до тебя дотронулось? Этот ветерок.
— Ветерок? Ну, ветерок я почувствовала.
— Хороший ветер. Он такой холодный и… Забытый, что ли. Я просто хочу сказать, что есть у меня в жизни ощущения, которые ассоциируются с детством. Когда я был маленьким, то ощущал другие запахи, ел другую еду и даже воспринимал другой ветер. И когда я с ними сталкиваюсь сейчас, они мне кажутся такими далёкими-далёкими, как воспоминания, что я не смогу ни вернуть, ни забыть. Откуси бабулин пирог сейчас и тогда, когда тебе семь лет. Два разных пирога получатся. И ты только можешь вспомнить ощущение того, что было, а вот вкус никогда уже не почувствуешь. Так у меня бывает и вот с таким, уже холодным ветром.
Рассказчик хмыкнул и задумался, будто не сомневался в том, что доходчиво объяснил. Но он рассказывал так, словно просил, чтобы ему дали договорить и не перебивали.
— Вообще, если быть честным, я хотел бы немного поговорить. Даже не поговорить, а поделиться с тобой одной вещью, что засела у меня в голове. Хорошенько, так, засела. Но никаких нравоучений, обещаю. Просто мои мысли обо всём, что у меня получится сказать. И про этот ветер, и про всё на свете.
По пути Парадокс сорвал не спрятавшийся цветок. Идя, он отрывал и скручивал в трубочки лиловые листья. Так, наверно, думалось легче.
— Для меня всё начинается с ощущения. Назовём его предчувствием, что меня преследует. Я часто задумываюсь о том моменте, когда всё начиналось. К примеру, наш замок, он ведь тоже когда-то появился. И это стало большим началом для тех, кто боролся за каждый его кирпич. Для некоторых из нас это ярчайший момент, и текущий эпизод жизни берёт начало именно с него, будь уверена. Я пришёл сюда вскоре после этого, но понимаю, о чём говорю. Это такой момент, с которого время решает течь по-своему. Ты находишь близких людей и чувствуешь, что ваши сердца отбивают схожий ритм, не как с другими людьми. Тогда начинается ваша, непонятная всем другим история. Со временем появляются ассоциации, будь то цвета, музыка или фразы. Пусть так. Непередаваемые моменты обычно чувствуются потом, когда начинаешь за ними скучать. Ты живёшь рука об руку с лучшим, что можешь себе представить. Но что происходит потом?
Докс перепрыгнул лужу и помог Мие сделать то же самое.
— Замок, он не сможет стоять всегда, как бы мы ни хотели. И люди, они… Кто-то уходит и после возвращается, но кто-то делает это насовсем. Иногда даже не по своей воле, просто уходит и оказывается так, что навсегда. Возможно, это происходит в самый разгар вашего тёплого периода. Тогда ты продолжаешь жить, но на тебе появляется прорезь. Глубокая и едва ли излечимая. И о них-то я и думаю, об этих вспышках в памяти. Мне откровенно страшно вспоминать приятные моменты потому, что в них есть что-то невыносимо притягивающее. И оттого тоскливое. Потому что такое больше никогда не повторится. Настоящее постепенно переплывает в прошлое, и находятся новые образы, цвета и мелодии. Но если всё это не отнимет кто-то другой, то это сделает время. И когда ты вдруг захочешь рассказать самую захватывающую историю, у тебя просто не найдётся слов. Никак иначе, кроме как заглянуть в твою голову, это не увидеть. И как-то так получается, что я… Я иногда скучаю по тому, что ещё не успело пройти, и боюсь того, что ещё не началось. Мне нравится вдыхать этот ночной запах, но мне его уже не хватает. Так и получается, что я невероятно ценю минувшую секунду, но так же сильно боюсь грядущей. Хуже этого страха только тот, в котором моё счастье силой забирают раньше времени.
Дверь в замок тихо скрипнула. Они оказались внутри, а просыпающийся Стеокс остался позади. Мия шла за своим другом на самый верх, где обычно собиралась большая компания.
Докс приоткрыл дверь и позволил Мие ступить на крышу первой. Никого. Приблизился их общий конец длинного дня, о котором никому не хотелось говорить. Они стали у края и какое-то время молчали. Но молчание не превратилось в тишину. Парень держал гитару в руках.
— Надо же, вот это мы загулялись. Ещё немного — и рассвет. Редко, когда вижу восходящую Терсиду.
Он пару раз дёрнул одну и ту же струну странного инструмента, который решил принести с собой. Потом затих и уставился на озеро, которое отсюда, сверху, казалось фиолетовым туманом среди тёмно-синей ваты.
— Если серьёзно, то не думай, что одинока в своих эмоциях. Мне тоже не очень хорошо внутри, Мия. Вряд ли эти паразиты в наших мыслях похожи друг на друга. Не решусь сказать, что с тобой происходит. Думаю, только ты сможешь ответить, главное — не торопи себя. Дай себе ещё немного времени. Не сильно-то умею помогать людям, но, надеюсь, глупая болтовня сегодня немного отвлекла от… твоего хаоса, а? Давай я просто назову это так. Мне кажется, что ты думаешь о каких-то безымянных вопросах. Пройдёт время, и они исчезнут из твоей головы.
Прозвучал первый нужный звук.
— А мне вот грустно. Никаких вопросов, но всё равно паршиво как-то. Даже из-за всей этой неразберихи с покровителями. Хотя знаешь, не так. Из-за людей и из-за себя самого. Мне бы хотелось поделиться с ними самым сокровенным, но я понимаю, что эти чувства примет очень мало человек. Ведь эти эмоции может перехватить злая рука, которая скомкает их и спрячет. Грустно оттого, что я не могу дать свою гитару каждому и сказать: «Играй». Потому что кто-то испугается, а кто-то просто откажется даже пробовать и учиться. И я говорю не только о гитаре, а о чём бы то ни было. Хочется помочь всем и найти отклик, но так не бывает. Наивно, я знаю, знаю.
