Он открыл глаза, немного поморгал и вскочил, точно ужаленный.
— Что произошло? — стремительно огляделся по сторонам, и тотчас его очи расширились.
Объяснений от меня не требовалось, и я перешла к сути дела:
— Там в седельной суме лежит котелок. Разведи костер. Вскипяти воды. Достань одеяло, — говорила быстро и отрывисто, стараясь ритмично дышать.
Дуг замахал руками, попятился и что-то промычал. Пришлось напрячь силы и прикрикнуть:
— Кроме тебя некому!
— Я не умею, — с жалким видом изрек он.
Я вновь собиралась повысить голос, но очередной аккорд боли не позволил. По щеке скатилась слеза, и я использовала истинно женское оружие:
— Пожалуйста, — слезинки одна за другой орошали мои скулы.
Дуг еще немного помедлил, а потом кинулся к брошенным у дерева седельным сумкам. Мне тоже нужно было найти опору, и я начала двигаться. Успокаивала себя тем, что когда-нибудь зимним студеным вечером, сидя возле камина, я буду рассказывать о том, как родилась новая королева севера. Доползла, прислонилась спиной к твердому, шероховатому стволу, стоящему тут задолго до моего прибытия. Взглянула сквозь шевелящуюся на утреннем ветру крону на светлеющее небо, прикрыла слезящиеся глаза. Плохо, что целители не умеют изгонять собственные хвори. Если бы не этот существенный недостаток, я бы не сомневалась, что роды пройдут, как нужно. Раньше мне всегда подсказывали, и я не сильно присматривалась к действиям повитухи.
Дуг нервными рывками высек искру, и ветерок быстро раздул костерок. Огонь опасен сухими летними днями, но нам не обойтись без него.
— Нож, — запоздало произнесла я и вытянула кинжал из аравейской стали.
Дуг носился по поляне туда и обратно, стремясь успеть все. На меня он поглядывал встревожено и время от времени сжимал и разжимал пальцы. Я старалась не кричать от пронизывающей, разрывающей изнутри боли, искусав губы в кровь.
Парень подбегал, быстро задавал очередной вопрос и выжидающе смотрел на меня. От боли, сжигающей нутро, у меня перед глазами все расплывалось. Хотелось кричать во весь голос, и с каждым мигом сдерживаться было все труднее и труднее. Я пыталась отвечать четко, но иногда боль прорывалась наружу, искажала лицо, выходила стоном.
Последующие минуты слились в вечность, наполненную страданием. Я уговаривала себя держаться, что-то шептала, то ли себе, то ли дочери, то ли Дугу. Порой видела его лицо сквозь туманную пелену, а иногда смотрела в небо, на которое взбиралось жаркое летнее солнце. Парень обтирал мой лоб влажной тканью, стараясь облегчить муку. Я поднимала взор и раз за разом повторяла ему одно и тоже, чтобы не забыл и не растерялся в подходящий момент.
Когда время пришло, я закричала, слезы лились ручьем, смешивались с потом. Но я позабыла о страдании, когда услышала ответный крик, и раскрыла зажмуренные веки. Дуг ловко перерезал пуповину нагретым на огне кинжалом, обтер кричащую малышку, делающую свои первые вдохи и выдохи, а затем поднял ее. Парень раскраснелся, на его губах сияла улыбка. В золотистом свете солнца, моя Ариэль кричала, не умолкая, смешно растопыривая ручки и ножки. Я увидела слезы на скулах парня, и вновь зарыдала, теперь от облегчения и ничем не омраченного счастья.
— Дай ее мне, — прохрипела и протянула руки. Помнила, что нужно приложить малышку к груди.
Позабыла обо всем, видела лишь Дуга, присевшего на колени передо мной, он готовился передать мне новорожденную. Миг, который навсегда запечатлелся в памяти, врезался словно молния, за которой неизменно следует гром.
Никто из нас не ждал грозы, но она грянула, спугнула тишину и красоту летнего утра, разожгла угли обиды и душевных терзаний. Я улыбалась, сияя от счастья, словно роса на траве в отблесках солнечных лучей. Дуг чувствовал себя героем, как вдруг его улыбка померкла, а глаза закатились. Я успела схватить кричащую Ариэль, а парень распростерся на земле. На его рыжих волосах виднелись капли крови.
Успев глубоко вдохнуть, я подняла глаза, и столкнулась со взглядом одного из своих врагов. Надо мной, возвышаясь, будто грозная и неприступная скала, стоял Эрей эрт Дорн.
— Здравствуй, Ледышка! — коварно скалясь, пророкотал он.
Я подтянула и прижала дочь к груди. Пальцы заледенели и отказывались подчиняться. Я постаралась призвать свою силу, но и она замерла глубоко внутри меня, поэтому Эрей без труда выхватил из моих рук дочку и поднял ее в воздух, держа за ножки вниз головой.
Я закричала, точно раненая львица, ярость придала сил, и я кинулась в атаку. Эрт Дорн без усилий отошел, а на меня накатила еще большая слабость. Стоя на коленях перед первым советником и другом Кровавой королевы, я готова была унизительно молить. Глаза жгли слезы, горло сжималось от спазма.
— Пожалуйста, не убивай ее, — я сложила ладони и взглянула в жестокие глаза Эрея.
Он смотрел на меня уничтожающим взглядом, в котором не было места ни состраданию, ни теплу.
— Любишь ее? — голос первого советника звучал с явственной насмешкой.
— Да, — мой отчаянный крик распугал ликующих птиц, и они разлетелись, оставляя поляну в полнейшей тишине.
— И я любил, — задумчиво отозвался эрт Дорн. — Знаешь кого? — его глаза жалили, прожигали насквозь.
— Знаю, — я отвлекала его беседой, собираясь для решающего удара.
Глаза перебегали с довольного Эрея на малышку, покрасневшую от плача. Эрт Дорн криво усмехнулся:
— Знаешь.
Впервые за все время нашего знакомства он проявил чувства. Они пылали в нем, словно разбуженные сильным ветром скромно тлеющие угли. Эмоции, точно искры, сверкали и переливались в светлых глазах Эрея, не позволяя ему остановиться, направляя и подсказывая. Я тоже не могла мыслить хладнокровно, дрожала, бесилась и горела внутри, но была гораздо слабее своего врага и в любой момент могла свалиться ему под ноги. «Что и говорить, — промелькнуло с горечью, — я всегда была слабее эрт Дорна. Мой удел и тогда, и сейчас униженно просить и подчиняться. Я умру, если он скажет». Эрей смотрел, не отрываясь, и как будто читал мои мысли. Его уста не покидала кривая, но вместе с тем печальная насмешка.
— Но ты его убила! — рассуждая, опять заговорил эрт Дорн. — Быть может и мне?..
— Нет! — дико закричала я, захлебываясь от страшной боли. Всхлипнула и снова взмолилась. — Пожалуйста.
— Нет, — послышался голос, который ни я, ни Эрей не ожидали услышать здесь и сейчас.
Я медленно, словно не доверяя своему слуху, обернулась, чтобы наяву увидеть толстяка, предавшего нас ради Беккитты. Вздрогнула, точно тот, кого все еще звали Лавеном, ударил меня хлыстом, но осталась стоять на коленях. Тело дрожало, каждая его клеточка ныла, каждый нерв был натянут до предела. Толстяк неспешно и неуклюже вкатился на поляну и остановился между мной и Эреем. Последний иронично изогнул бровь:
— Нет? — он тоже не верил услышанному, потому как привык к вечному подчинению Лавена.
Толстяк, не удостоив меня взором, продолжил, он захлебывался и плевался слюной от нетерпения высказаться:
— Нет. Конечно, нет. Убийство, как сказала бы наша королева, это слишком просто! Давай сделаем из девчонки разменную монетку? Ум-м? Подумай сам, на что пойдет эта, — мотнул подбородком в мою сторону, — ради своего ублюдка? Она продаст и Нордуэлл со всеми проклятыми демонами, и лично сожжет всех оставшихся за Разломом! Ко всему прочему, девчонку можно отдать ее папаше! Не хуже моего понимаешь, что он просто так не покорится нашей королеве, а ведь ей всего ничего надо, — презрительно сплюнул, — лишь уложить главного ир'шиони на лопатки!
— Сожжет, говоришь? — уста Эрея вновь изогнула кривая насмешка. — Нет, она не сможет, — он взглянул на меня. — Так, Ледышка?
Мои ногти вновь впились в кожу ладоней, но иной боли, кроме душевной, я уже не ощущала.
— Заморожу, — каждый вскрик, каждый натужный вдох моей малышки, набатом тревожил сердце. Оно казалось кровоточащим куском мяса. Я не знала, кому молиться. В голове ярче билась мысль, но я старалась прогнать ее как можно дальше. Не имею права и никогда себе не прощу, если сейчас позову Иту. Однако, не будет мне прощения, если я потеряю дочку. Я бегу, соревнуясь с ветром, через пропасть, но под ногами тонкая ветвь, которая трещит от каждого моего шага. Я не могу ошибиться!
