И когда я, разморенная, счастливая, измученная ожиданием, с тихим стоном раскрылась ему навстречу, Келлфер с себя снял блокирующий мои способности амулет — и я потонула в тепле, какого не знала всю свою жизнь.
47.
Дарида Веронион мерила шагами комнату сына. Не находя в себе сил ни чтобы закричать, ни чтобы остановиться, она продолжала эту бессмысленную ходьбу по кругу. От ее резких движений, от поднимаемого многослойными юбками ветра вздрагивали свечи.
Ночь была удушающей.
То и дело Дарида бросала взгляд в высокое зеркало, мерцавшее между высокими окнами и прикрытое, как и стекла, легкой тканой вуалью. Скрытое сеткой лицо казалось ей красивым, но сбросить полог она бы не посмела.
Как красива была его избранница! Небесная, воздушная красота! Такой сама Дарида была раньше, почти сорок пять лет назад, когда ее стан был тонким и гибким, а грация сводила с ума мужчин, когда локоны вились сами, не подхваченные тугой помадкой, когда подбородок и шея еще не опустились, а были худыми и острыми. Благодаря Арету и его снадобьям никто не дал бы желтой леди шестидесяти четырех лет — но никто не дал бы и двадцати. Это было необратимо. Келлфер не изменился совсем, лишь прибавилось суровости во взгляде, а она разрушается, скукоживается, тяжелеет и покрывается морщинами.
— Эта девчонка — шепчущая? — ее голос звенел. — Я только потом поняла. Поэтому она была в клетке. Лучше бы ее сожгли.
— Шепчущая, — устало подтвердил Дарис. — Мама, давай прекратим говорить о ней. Я хочу отдохнуть.
Сын сидел на кровати, опираясь на массивные красно-золотые подушки. Выглядел он плохо, говорил сипло — Арет еле восстановил его горло, после чего рухнул на пол от истощения — но был в полном сознании. Иногда потягивая маковое молоко, одурманивающее его ум и приглушающее боль, несмотря на всю свою бледность, Дарис выглядел расслабленным. Пальцами своей единственной руки он бездумно перебирал бахрому покрывала. Созданный Аретом корсет слабо переливался.
— Конечно, — прошипела Дарида, не удивившись. — Давай прекратим. Давай не будем говорить о той, что лишила тебя руки и чести.
— Это сделала не Илиана, — ответил Дарис. — Это был отец. Он был готов меня убить.
— Не верю! — взвилась Дарида. — Он бы не стал убивать единственного сына! Эта ведьма окрутила его! Ему нужно только узнать об этом, и он сам убьет ее! Я знаю, как он реагирует на принуждение к любви… Этот холодный, не умеющий любить человек…
Она всхлипнула, больше не сдерживаясь. То, что раньше казалось ей правдой, теперь звучало совсем не убедительно — и тем важнее было убедить в этом Дариса. Ее сын пошевелился на подушках, отворачиваясь. Дарида подскочила к нему, чтобы поправить полог.
— Мой бедный мальчик, — заплакала она. — Ты ни в чем не виноват. У него вместо сердца — кусок камня. Он никогда не любил тебя, потому, что не может. Это все чудовищная затея этой демоницы.
— Может быть, но разве это теперь важно? — повернул к ней голову Дарис. Его красные от полопавшихся сосудов глаза были полны боли. — Я хотел дать ей все, но она плюнула мне в лицо. Они стоят друг друга. Пусть будут вместе. Я отказываюсь иметь дело с ними обоими. Я хочу жить.
— Нет, так нельзя, — торопливо возразила Дарида. — И ты — его единственное дитя. Ваша связь никогда не пропадет.
«Наша связь никогда не исчезнет, — думала она отчаянно. — Я родила тебе ребенка. Ты будешь с ним и со мной до самого конца. Я заставлю тебя!»
— Мама, — тихий, монотонный голос Дариса звучал так, будто он говорил сквозь груду одеял. — Я хочу жить. Без руки или нет, но я выживу. Я выбираю не мстить им. А даже если бы хотел, то не смог бы. Мне хватит одного раза и одной потерянной руки. И ты не лезь. Ты все равно никто для него.
— Не смей так говорить с матерью! — замахнулась Дарида, но передумала и опустила руку. — Мы тебя вылечим. У нас есть время. Я уже обратилась в Приют.
— Ответ доставили утром, — ровно сказал Дарис, с трудом опуская веки. — Целители Приюта лечить меня отказались. Знаешь, по какой причине?
Дарида кивнула, сглотнув.
— Приказ директора?
— Приказ директора.
— Я обращусь к Сину.
— Он отсутствует. Всем заправляет какой-то Роберт, и он написал, что получил весточку от Келлфера. И что вынужден отказать.
— Значит, я найду других целителей.
— Хорошо, — не стал спорить Дарис. — Но ты слышала Арета. Не восстановим руку за трое суток — я никогда не смогу управлять даже выращенной новой.
— Я послала письма всем герцогам, — голос Дариды дрожал. — У Кариона есть сильные целители. Они помогут.
Дарис снова откинулся на подушки, закрывая глаза, будто мать сказала глупость.
.
— Не помогут.
Дарида обернулась, не веря. Холодный, спокойный голос, ставящий крест на всем, что ей было важно, принадлежал именно тому, о ком она подумала. Стена, в которую Келлфер открыл портал, покрылась трещинами, и зеркало, в которое ей было так страшно посмотреться, тоже треснуло мелкой паутинкой — и осыпалось крупными осколками и пылью на пышный ковер. Дарида поднялась, не чувствуя под собой ног.
Келлфер стоял напротив, одетый теперь уже не в варварскую пар-оольскую одежду, но в привычный темно-серый простой камзол. Он выглядел точно так же, как сорок лет назад, и смотрел на нее с таким же ненавистным презрением.
— Ты, — только выдохнула она. — Ты видишь, что ты сделал?! Эта… — она вовремя остановилась, увидев промелькнувшую в глазах Келлфера опасную тень. — Эта женщина подчинила тебя, как Дариса. Сам подумай. Что бы еще заставило тебя покалечить своего единственного сына? Выслушай меня, прошу.
— Нет, — коротко ответил Келлфер. — Уйди.
— Ты не имеешь права меня выгонять, — прошептала Дарида. — Хочешь убить его? Я тебе не позволю! Пожалуйста, послушай! Ты стал жертвой заговора!
Ни тени сомнения не отразилось на его жестоком лице, когда Келлфер тихо что-то шепнул — Дарида, как всегда, закрыла уши, борясь со страхом — и воздушный поток подхватил ее, сжимая ребра плотной лентой. Всего миг — и она была бесцеремонно вышвырнута за тяжелые, со звоном закрывшиеся позолоченные двери.
Стоило заговору рассеяться, Дарида бросилась к двери и заколотила по блестящей поверхности кулаками:
— Открой! Открой немедленно! Стража! Стража! Выбейте дверь!
Страх за Дариса, страх, что больше не увидит это невероятное лицо — Дарида ударялась о холодное резное золото, как рыба бьется о садок.
Когда дверь вынесли с петель, и массивные полотна с грохотом рухнули, Келлфера в комнате уже не было. Дарис равнодушно разглядывал царапину на своей ладони, а когда мать потянулась посмотреть — молча спрятал руку под одеяло.
— Я этого так не оставлю, — прошептала Дарида. — Мы найдем способ.
48.
Одиннадцать месяцев спустя.
.
Дарида Веронион золотой молнией пронеслась по центральному коридору Солнечного замка. Каблуки ее атласных туфель стучали по драгоценному паркету красного дерева, широкие юбки с шелестом свистели по медненым ручкам дверей. Она чуть не уронила вазу с узкого пристенного столика, но даже не обернулась, когда та со звоном заплясала на резной поверхности.
Высокое полуденное солнце, льющее свет в незашторенное окно в торце коридора, ослепляло Дариду, искрилось на золоченых рамах зеркал, блестело на полу, будто по полированному дереву кто-то разлил воду. Дарида прикрывала веки, но и под ними продолжала видеть этот всепроникающий свет — золотыми и алыми искрами.
Гость не стал ждать ее появления, а по-хозяйски вышел навстречу, словно почуяв ее смятение и воодушевление. Мужчина выступил из лучей, загораживая их собой, и с этим островком темноты к Дариде вернулось зрение. Осознав, насколько провокационно ведет себя незнакомый шепчущий, Дарида остановилась, желая сохранить хоть какой-то контроль над ситуацией. Мужчину это не смутило, он продолжил неспешно приближаться.
