эмоции на ее лице в те моменты, когда она пишет, я мог с легкостью представить, как девичьи мечты превращаются в слова, обретают образы и улетают в мир, чтобы сделать его лучше.
— Идем! — Я приобнял ее, а она уткнулась носом в мой рукав. И все это ощущалось настолько правильно и естественно, словно наконец совпали две части одного целого.
Мы зашли внутрь.
Холл с низкими потолками являлся не то баром, не то стойкой регистрации. Внутри пахло имбирным элем и печеными яблоками. Улыбнувшись, Ви посмотрела на меня, и восторг от происходящего отразился на ее лице.
Надо признать, впечатление это место действительно производило неоднозначное. Взгляд Виолы бегал по комнате, то и дело останавливаясь на деталях интерьера, застрявшего в середине прошлого столетия. Столики из старого, потрескавшегося дерева, что ни один специально состаренный лофт не смог бы составить ему конкуренцию, пустовали. В этот час постояльцы, скорее всего, разбрелись по городу, изучая достопримечательности и заглядывая в сувенирные лавки.
Из-за стойки выглянул хозяин, столь же старый, как и это место.
— Чем я могу вам помочь? — спросил он.
— Нам нужен номер на сутки.
Кончиками пальцев Виола едва коснулась моей руки, и от одного этого жеста захотелось тут же зацеловать ее до смерти. Я нетерпеливо постучал костяшками пальцев по стойке регистрации.
— Сожалею, но все номера заняты, — ответил хозяин, принявшись переставлять стаканы с места на место, протирая под ними засаленной тряпкой несуществующую пыль. — В городе проходит ежегодный пивной фестиваль. Свободных мест вы сейчас нигде не найдете.
Виола поджала губы и сдавленно выдохнула:
— Ну как же?
Я притянул ее рукой и поцеловал в макушку:
— Мы что-нибудь придумаем.
И вдруг внезапно поймал себя на мысли, что впервые сказал не «я», а «мы».
От осознания этого простого факта лицо вспыхнуло всеми оттенками алого. Кажется, улучшенную Кораксом терморегуляцию окончательно закоротило. Я торопливо опустил взгляд, не позволяя Виоле увидеть себя, поскорее развернулся, чтобы уйти, как вдруг старик окликнул:
— Есть у меня одна комната. Обычно мы ее не сдаем, но раз такое дело. — Он хитро улыбнулся и, сделав жест «подождите минуту», достал из-под прилавка ключ. — Пентхаус.
«Пентхаус» оказался крошечным чердаком с двускатной крышей, в которой были прорублены три окна на запад, а над устроенной из матраса без основания постелью в косых лучах витала золотистая пыль. При должной сноровке можно было даже умудриться не задевать головой потолок. Но большего нам было не нужно. Лишь место, где мы могли оставаться вдвоем, не боясь быть застуканным соседкой по комнате или прерванными очередным вызовом коммуникатора.
— Идем, — забросив вещи в комнату, я потащил Виолу к выходу. — До закрытия осталось пара часов, так что мы успеем.
— Куда? — спросила она и подала руку, чтобы я помог ей спуститься с лестницы.
В ответ я только покачал головой.
Для большинства туристов городская библиотека была всего лишь «старым зданием», теряющимся среди пестрящих сувенирами магазинчиков, но я был уверен: Ви оценит. И не ошибся. Её восторга хватило бы на пару сотен человек, так никогда сюда и не заглянувших.
— Книги, они ведь живые, — говорила она, гладя пальцами корешки. А я неспешно шагал рядом, позволяя ей купаться в своей стихии. — Они могут рассказать гораздо больше, чем любой из твоих друзей, постоянно прячутся, особенно когда тебе надо найти их срочно, а бывает, прыгают с полки прямо в руки.
Я рассмеялся:
— Не слишком ли у тебя богатая фантазия?
— Честное слово, на той неделе меня чуть не прибило «Айвенго» Вальтера Скотта.
Мягко подтолкнув Виолу локтем, я забрал из ее рук книгу, чтобы поставить обратно на полку.
— Уверен, старина Вальтер здесь ни при чем. Просто придерживай остальные, когда ставишь. Смотри, как я делаю. — Но не успел я закончить предложение, как довольно увесистый том какой-то дряни шлепнулся мне прямо на голову.
— Ай, — покосился я наверх. — Мерзкие книжки и мне объявили войну.
Виола звонко рассмеялась, но тут же закрыла рот рукой и добавила уже тише:
— Они просто защищают тех, кто в них верит, — а потом подобрала книгу с пола и принялась разглядывать то, что попало в её руки.
— Зачем он летит к солнцу? — спросила она, глядя на изображенного на обложке Икара, пытающего достать рукой огненный диск.
— Потому что гордый.
Я присел на широкий подоконник, из которого работники библиотеки устроили подобие скамьи, и прислонился спиной к оконной раме.
— Он хотел летать выше всех, но поднялся слишком близко к солнцу и, опалив свои крылья, упал в море.
— А мне кажется, что людям просто так проще думать. На самом деле он поступает так, потому что любит.
— Кого?
— Девушку-Солнце, — улыбнулась Ви, аккуратно положив книгу на полку. — Он готов отдать жизнь, но быть с любимой. Так эта история звучит гораздо интереснее. Так в ней больше правды, больше жизни.
— И как она выглядит? — спросил я, притягивая Виолу за запястье к себе на колени. — Девушка-Солнце.
Она провела рукой по моим волосам, откинув челку назад и, прижавшись щекой к голове, начала рассказывать:
— У нее яркая светящаяся кожа, словно отлитая из самого чистого золота, но в то же время живая и нежная, как лепестки только что распустившихся фиалок. Огненно-рыжие волосы, до самого пола, которые, словно расплавленная лава, волнами окутывают все вокруг. А улыбка — как огонек свечи в тысячу раскаленных солнц, что освещает даже самую беспроглядную ночь. Она держит на окне кактусы в больших глиняных горшках, и на каждом из них написаны имена его внутренних демонов: ирония, замкнутость, высокомерие[11].
— Звучит очень знакомо.
— Жаль, что ты больше не рисуешь. Я бы хотела, чтобы кто-то однажды перерисовал эту историю именно так.
Улыбнувшись, я попытался возразить, но Виола продолжала говорить, сосредоточенно глядя в окно, словно меня не замечая, а я наслаждался звуком ее голоса — такого теплого и вкрадчивого,
