и она покрутила морковкой. Кролик заинтересованно понюхал воздух, морща бархатный нос. Морковка его привлекала, кольцо нет.
Самое обидное, девочки много раз показывали слаженную работу со своими питомцами, и Юля, глядя на это шоу, чувствовала себя тупицей. У нее дело двигалось с трудом.
Снова взяла кольцо в руки, потрясла перед пушистой мордой, пытаясь достучаться до крошечного разума, спрятанного между длинных ушей, переложила кольцо в коробку с видом: видишь, хозяин все сделал, повтори.
— Юля-Юля, — рядом на корточки присел Кайлес, и Юля приложила палец к губам — потише, детка спит.
— Ты путаешь менталистику с дрессурой, — зашептал декан, — тебе не в цирке выступать, а доступ к разуму получить надо. Представь, что перед тобой сейф, туда нужно проникнуть, а для этого необходимо подобрать код.
Юля страдальчески вздохнула — легко сказать, когда она вообще не понимаешь, как пробиться за черепную коробку.
Взяла пушистую упрямость на руки. Погладила, прислушиваясь к себе. С Совенком было проще. Связь установилась легко и естественно, точно всю жизнь там была. А тут приходилось выстраивать самой.
Мысли нырнули в недавние события. Вторые роды прошли легче, а главное не было изматывающего душу ожидания смерти, никто не ныл над душой: «А давайте мы одного ребенка уберем, вам сразу проще будет», не давил долгом перед короной.
Фильярг, держа на руках сына, с гордостью объявил семье: «На меня похож. Одним огнем с ним будем».
Юля не возражала. На него, так на него. Ей не жалко. Пусть гордится.
А мысли нырнули еще дальше. Этой зимой они на каникулах по традиции навестили Землю. Надо было подготовиться к рождению малыша, ибо при всей продвинутости памперсов на Асмасе не было.
В Питере стояло жаркое лето. Ярко светило солнце. Они шли по каналу Грибоедова, Фильярг с сыном отстали, заспорив о грифонах Банковского моста — бывают ли такие звери на самом деле. Юля с дочкой медленно двигались по набережной, Оля прискакивала на каждом шаге, и в такт ее скачкам весело подрагивали косички с белыми бантами.
Навстречу им попался высокий парень с черным, лоснящимся доберманом на поводке, и Юля замерла. Память словно молнией пронзило. Она помнила этом момент там, в пещере, когда они с огнем делили детей. И белые бантики, и добермана, и канал Грибоедова. Но видение не показало того, что за спиной их догоняли вприпрыжку Фильярг с Ильей.
— Вот и верь после этого в предсказания, — криво усмехнулась Юля, присела на корточки перед дочкой, обняла, прижимая к себе свою сладость. Подняла лицо, улыбнулась и спросила:
— Кто-то хочет мороженое?
Дружное мужское «Да!» было ей ответом.
Под зубами что-то хрустнуло, Юля вынырнула из воспоминаний, вытащила изо рта морковку — Кайлес специально привез семена, получив разрешение выращивать земной овощ на огороде академии. Изумленно округлила глаза. Когда успела засунуть-то? Еще и немытую! Фу-у-у.
— Первый признак установки связи, — нравоучительно заметили над головой, — это обмен желаниями и эмоциями. Что же ты остановилась, Юлечка? Или морковка невкусная? Витамины, между прочим, полезны.
— Особенно с землей, — согласилась Юля, отправившись полоскать рот.
— А теперь рассказывай, что ты сейчас сделала, — потребовал Кайлес, когда она вернулась.
Юля вздохнула. Ничего она не делала. В голове всякие мысли крутились, и она расслабилась, позволив им увлечь себя в чертоги разума.
— Это называется «неосознанный подход», — прокомментировал Кайлес, — я уже заметил, что он больше работает с женщинами. Мужчины предпочитают все держать под контролем, а женщины, наоборот, действуют интуитивно, работая с несколькими потоками сознания одновременно. А теперь попробуй представить, что у кролика в голове спрятана монета.
— Рубль?
— Хоть десять, — усмехнулся Кайлес, — главное его достать.
Юля посадила кролика на стул. Сама села на пол. Глаза в глаза. Что там говорил Кайлес? Менталистика, это в первую очередь мозги?
Она представила пушистую копилку, с длинными ушами, красными глазами и хвостиком-пуховкой. Внутри нее лежал тот самый рубль, который ей очень нужен. Жизненно необходим, иначе Кайлес не отстанет. А с сентября еще и занятия с водной стихией возобновить придется. Юля стиснула зубы, ощущая, как внутри поднимается протест. Многодетную мать за парту! Никакого уважения!
Выдохнула, сосредотачиваясь на монете. Чуть прикрыла глаза, представляя денежку во всех деталях — ребристый край, блеск металла, манящие цифры десять с завитушками узоров. Потянулась мысленно ее забрать. И вдруг нырнула, проваливаясь в какую-то яму. Мир перевернулся, став ярче, запахи усилились, как и звуки — им точно громкость повысили, на мгновенье нахлынули чужие эмоции: любопытство, сонливость и зуд в правой лапе.
Подкатила тошнота, пол резко рванул навстречу.
Ее поймали.
— Тише, тише, — Юлю вернули в вертикальное положение, поддержали, приказав: — Дышим. Вдох, выдох. Молодец.
Юля почесала правую ладонь. Моргнула, приходя в себя.
Кайлес развернул к себе, сокрушенно заметил:
— И кто тебе разрешал полную сопричастность? Простое внушение мы осилить не можем, а в чужой разум перенестись — пожалуйста. Так и знал, что с тобой просто не будет. Тогда начнем со сложного, а потом уже будешь осваивать простое.
Дисха* — зверь, размером с кошку, умеющий менять цвет шерсти под цвет окружающей среды.
— Прохладного всем утра, — ректор быстрым шагом вошел в зал, приветственно кивая преподавателям и деканам. Прошел к своему месту, сел, оглядел собравшихся, и разговоры за круглым столом постепенно стихли, а на лицах присутствующих сквозь скуку — опять эти совещания — проступило сдержанное любопытство.
— Ну что, коллеги, поздравляю вас с началом нового учебного года, — начал свою речь ректор. В его взгляде явственно сквозило желание построить всех по стойке смирно, пройтись по расшатанной дисциплине, указать на товарищей, подрывающих вековые устои королевской академии, портящих святой огонь своим присутствием, вспомнить добрые прошлые времена и искренне пожалеть о них. Но глаз цеплялся за присутствующего на собрании гостя, который увлеченно черкал на бумаге линии, рисуя, и ректор, стиснув зубы и дернув щекой, отложил воспитательный процесс до лучших времен, когда детский сад закончится. Впрочем, даже тогда декана факультета менталистики вряд ли получится направить на путь истинного асмасца.
Юля поправила сидящего на коленях двухлетнего малыша, пододвинула к нему лист бумаги, и сын увлеченно принялся рисовать сложные загогулины.
— Удивительно спокойный ребенок, — одобрительно говорила свекровь, тут же вздыхая: — И до огня привязан к матери.
Это было правдой. Горислав, Горень или просто Слава был прекрасным ребенком пока в поле его зрения находилась Юля, но стоило ей отлучиться дольше, чем на десять минут, как у малыша начиналась истерика, мгновенно переходящая в ультразвуковую атаку.
— Это ненормально, — утверждала свекровь, — мальчик должен быть
