физуху, но он был на полигоне. Вскинулся, когда мы встретились взглядами, но, увидев коробку в моих руках, тут же сник, и мне показалось, будто и у него внутри что-то оборвалось.
Показалось. Потому что я по-прежнему толком дышать не могла.
– Вот, – я сунула ему коробку. – Спасибо за все.
Как так получается, что один поступок перечеркивает все предыдущие? Нет, я по-прежнему была ему благодарна. Но и вчера, и ночью, во сне, вспоминалось не то, как он вытащил меня из тюрьмы, а дурнота, подкатывающая к горлу от унижения и ощущения беспомощности. То, что, я думала, никогда больше не повторится – и ощутила вчера вечером.
Родерик взял коробку, коснувшись кончиков моих пальцев, я вздрогнула и отшатнулась. По его лицу пробежала судорога боли.
– Я не отступлюсь, Нори. – Сказал он тихо, так тихо, что услышала одна я. Заглянул мне в глаза. – Я не буду на тебя давить, дам время прийти в себя. Но я не отступлюсь. У меня теперь много времени, – добавил зачем-то Родерик.
Я пожала плечами, не зная, что ответить, но он и не ждал ответа – просто пошел к выходу с полигона.
И на завтраке его не было.
– А где Род? – полюбопытствовал Алек, как всегда, устраиваясь за столом напротив меня.
Я пожала плечами.
– Понятно. – Он вгляделся в мое лицо, и я совершенно не к месту подумала, что глаза, должно быть, превратились в опухшие щелки, да и красные пятна на щеках внешность не улучшают. Надо было попросить у Оливии… Да плевать! Не для кого мне больше быть красивой.
Алек понизил голос.
– Мне поговорить с ним по-мужски?
– Только попробуй! – взвилась я. – Что у всех за навязчивая идея лезть с непрошеной…
Я осеклась.
– Извини. Ты этого ничем не заслужил.
Тем более, что Алек как раз-таки спросил, стоит ли «лезть».
– Да ничего, – криво усмехнулся он.
Я потерла лицо руками. Кожу саднило.
– Вообще-то мне нужна помощь. Ты можешь спросить, не нужен ли на боях новичок?
Алек тоже участвовал в них, и порой, смеясь, говорил, будто хорошая драка отлично прочищает мозги, подуставшие от учебы. Я не была уверена, что удар по голове действительно прочищает мозги, но выбора-то у меня не осталось.
– Я могу спросить, – вмешалась Дейзи, ставя на стол поднос. – Но вряд ли будет толк. Помнишь, я говорила о том, что ты мелкая и смазливая?
– Изящная и красивая, – поправил ее Алек.
– Слова можно выбрать какие угодно. Но суть-то останется.
– Меня никто не будет воспринимать всерьез? – прямо спросила я.
Дейзи кивнула.
– Так это же отлично! – Алек рассмеялся. – Очень удобно, когда тебя всерьез не воспринимают.
– Когда ты действительно чего-то стоишь.
Я проглотила обиду. В самом деле, по сравнению с выпускниками я всего лишь «личинка боевого мага», как сказал Родерик.
Когда же я перестану думать о нем!
– А то вы не видели, как она мне лицо начистила! – влез в разговор Феликс.
– Потому что ты не ожидал, – не унималась Дейзи.
– Хватит, – сказал Алек. – Давай так. Найдется у тебя свободный вечер? Погоняю по полигону и посмотрю, что к чему.
– Найдется, – кивнула я. Теперь у меня будет много свободных вечеров. – Только не сегодня.
– Сегодня я и сам зубрить буду… Посмотрю, а там решим. Но думаю, все будет нормально. Новичка против известного бойца никто не выставит, людям нужно зрелище, а не избиение в одни ворота. И ты не барышня с бытового. – Он помолчал и добавил: – Но ты уверена, что тебе нужны бои? Стипендию-то увеличили, и подъемные обещали выплатить уже на следующей неделе, как только деньги переведут из казначейства.
Я засомневалась. С одной стороны, что знают двое, знает и свинья, а Родерик уже показал себя болтуном. С другой – не хотелось отвечать на вопросы, уверена ли я, будто моя мать – не мошенница. Будь здесь только Алек, сам сирота, и Дейзи – они бы поняли.
– Долго рассказывать, – сказала я. – Как-нибудь в другой раз. Но мне очень нужны деньги.
– Во что ты вляпалась? – напрягся Алек.
– Ни во что. Правда. Но сейчас действительно долго рассказывать. – Я улыбнулась ему.
Алек покачал головой, но расспрашивать перестал.
Хорошо, днем можно было занять голову учебой и не думать о том, что на обеде Родерик тоже не появился. Может, просто вернулся в зал для богатеньких? Проверять я не стала.
Хорошо, что у меня отличная память – преподаватели, словно сговорившись, спрашивали домашку именно у меня, а вчера я так и не села за уроки. Но как-то выкрутилась, даже ни одной отработки не схлопотала.
Впрочем, Родерик все же напомнил о себе, когда я пришла к владельцу доходного дома, чтобы заплатить за остаток сезона. Прежде, чем я успела слово сказать, хозяин протянул мне домовую книжку.
– Вот. Все вписал, марки вклеил, до весны вы мне ничего не должны.
Я ошарашенно моргнула, а он добавил:
– На вашем месте я бы не стал посылать знакомую, такая сумма может и в соблазн ввести.
Знакомую? Интересно, что за девушку послал Родерик? Я прогнала эту мысль —только ревности сейчас не хватало! Что ж, придется записать этот долг вместе с долгом барону. Вряд ли у меня получится вернуть его до его диплома, но ничего.
Такой, как Родерик, не останется всего лишь очередной ниточкой в паутине человеческих судеб, не растворится в лабиринте столичных улиц. Наверняка сделает себе и имя и карьеру. Так что я смогу его найти, чтобы расплатиться.
Стучась в комнату матери, я уже знала, что услышу.
– Зачем! – всплеснула она руками, едва открыв дверь.
У стола стоял раскрытый ларь для продуктов и рядом с ним наполовину опустевший мешок. А в ларе чего только не было: пара кочанов капусты, бугрящийся клубнями мешок то ли с картошкой то ли со свеклой, связка лука и чуть меньше – чеснока, лоснящийся маслом сверток, мешочек, судя по всему, с крупой. Если не считать масла – его было совсем немного, только чтобы не испортилось – и капусты, остальное будет лежать долго, и на одного человека хватит не меньше, чем на месяц.
Мама вынула из мешка глиняную баночку с притертой крышкой. Раскрыла ее, по комнате поплыл запах кофе.
– С ума сошла?! Ты себе-то хоть медяк оставила?
– Оставила, – через силу улыбнулась я.
Скажи я правду, и она, чего доброго, откажется от продуктов да еще мне выговорит за «хлыща». Придется все же встретиться с ним и поговорить, пока долг не стал и вовсе неподъемным.
– Что я тебя стоя держу? – спохватилась она. Пододвинула мне табуретку,