в очередной гостинице, я надеялась, что в ней не работают сторонники чистокровников или родственники тех несчастных, которых сожгли за измену империи.
Дреафрад, древний лес, представлял опасность и до сложных времен, а уж сейчас и подавно очень опасен, но иного пути в долину нет — разве что делать огромный крюк и пересекать соседнее владение. Пока мы медленно ехали по единственной подходящей для экипажей лесной дороге, я обсуждала с Нерезой способы задобрить Сизера, чтобы он позволил увидеть Тео.
— Вы отказали ему, эньора, — вздохнув, сказала она, устав слушать мои планы. — И не просто отказали, а бросили вызов, вытащили его ревность и бешенство наружу. Мариан гордый, он не забудет этого, даже если вы кинетесь ему в ноги и ботинки лобызать приметесь.
— Орсо придумает что-нибудь.
— Сизеры влиятельнее, чем Орсо, и будущий император благоволит им. Вам не победить их на поле лицемерного благонравия.
Я удивленно посмотрела на женщину. Она повторила слова Блейна — тот однажды то же самое сказал Рензо. Странно, что Нереза вспомнила о Блейне, ведь все это время она, как и фрейса, боялась, что меня скрутит приступ боли от потери плада-любовника. Но меня скрутило лишь раз да и то совсем слабо… Почему? Если закрыть глаза и полагаться на внутренние ощущения, то ничего не изменилось и кажется, что Элдред Блейн по-прежнему жив…
А может, он действительно жив, и та казнь была постановкой, и хитренький Блейн скрывается сейчас в Майвии или в другом уголке мира да попивает винцо. Упрямая часть моего существа зацепилась за это предположение, и спокойствие разлилось по телу почти осязаемым теплом. С иллюзией, что Блейн жив, жить проще, чем с правдой.
На ночь мы остановились прямо на дороге — вряд ли бы кто-то еще появился на ней в такое время. Давно стемнело, и меня начали одолевать страхи, касающиеся не только чистокровников и возможного нападения. Здесь, в Дреафраде, обитают драконоподобные, и однажды я была свидетелем того, на что они способны. Что, если они нападут снова, придут по наши души?
Я полезла в сумку за успокаивающими каплями.
— Зря вы эту дрянь пьете, — процедила Нереза.
— Я не могу без них уснуть.
— Да, но пьете-то вы их и утром, и днем! Вы зависимы, эньора! Нехорошо это. Блейн и тот бы вас отругал за такое.
— Что-то часто ты его вспоминать стала...
— Я бы рада была его забыть, но он вас еще держит!
Флакончик с каплями выскользнул из моих рук и разбился о край сиденья; вязкая жидкость потекла по дереву и пропитала обивку.
— Нет! — вскрикнула я болезненно и напустилась на Нерезу: — Ну что ты мне под руку сказала?! Что я теперь буду делать без капель? Я сойду с ума!
— Вы уже с ума сходите! Чуть что пьете эту отраву, будто она помогает!
— Она помогает!
Разозленная, я стала собирать осколки флакончика, зная, что этой ночью уснуть не смогу. Так и случилось: несмотря на то, что устроили меня с комфортом, и в экипаже тепло, я ночью глаз не сомкнула. Возбужденный разум был забит мыслями о Тео, о моей дальнейшей жизни, о том, станет ли спокойнее в империи или наоборот, хуже… еще я думала о драконоподобных, возможно подбирающихся к нам, и вздрагивала от каждого странного звука. Лишь под утро я задремала от усталости, но тут постучался Нико и сказал, что пора завтракать. Надев пальто, я вышла на дорогу и подошла к костру, на котором мужчины варили в котелке кашу.
Вместе с темнотой ночи ушли и страхи по поводу драконоподобных: они обычно не активны в светлое время суток. Я прошлась немного в лес по влажному снегу, коснулась ствола ближайшего дерева и посмотрела вдаль. Вид не особо красив: снега мало, грязи много, да и лес в этом месте не величественный хвойный, а беспородный смешанный.
Лошади заржали. Обернувшись, я посмотрела в другую сторону и прислушалась.
— Эньора?
Я подскочила.
— Вито! Ты до смерти меня напугал!
— Простите, — смутился он. — Лучше вам вернуться в экипаж. Кажется, кто-то едет.
Мы вернулись на дорогу; Нико велел мне идти в экипаж. Ни о чем не спросив, заранее уверенная, что все плохо, я зашла в экипаж, закрыла дверцу и начала копаться в сумке — там, в глубине, я спрятала дамский пистолет. Стрелять мне еще ни разу в жизни не доводилось, но все когда-нибудь случается впервые. Достав пистолет, я взвесила его в руке, навела на окно и примерилась. Рензо как-то объяснял мне, как надо держать пистолет и стрелять, но одно дело знать в теории, и совсем другое — уметь пользоваться на практике.
Опустив пистолет, я снова полезла в сумку и достала нож, тоже припрятанный на такой случай. Сунув его под чулок, я одернула платье и посмотрела на Нерезу. Женщина протянула мне кусок хлеба с сыром.
Еда? Сейчас?
На мой вопросительный взгляд Нереза сказала:
— Вы ничего не ели, эньора. Надо позавтракать.
— Нас убивать будут, Нереза! — сказала я, словно точно знала наперед.
— Вы на голодный желудок эту свою пистульку даже в руке удержать не сможете.
Ешьте.
— Да не могу я есть! — воскликнула я сердито.
— Ну чаю тогда попейте. Я вам специальный заварила, для желудка. А то неизвестно, что у вас со здоровьем после той гадости, которую вы так долго принимали…
— Да достала ты меня с этими каплями! — вскричала я. — Даже сейчас о них думаешь! Посмотрела бы я, как ты справилась без них, оказавшись на моем месте!
Нереза совершенно спокойно посмотрела на меня и уточнила:
— Значит, есть вы не будете?
— Не буду!
Пожав плечами, женщина опустилась на сиденье и стала жевать бутерброд, глядя в окно. Я тоже села; в экипаже отнюдь не было жарко, но на моем лице выступил пот. Смахнув его, я посмотрела на свою дрожащую руку. Тоненькая, белая-белая… я утончаюсь и бледнею. Нереза права: из-за этих капель у меня плохой аппетит; я только и делаю, что бесконечно прихлебываю сдобренный успокоительной отравой чай. Надо бросать это дело и взять себя в руки!
По виску снова поползла капля пота; я подняла руку и осознала, что это простое действие дается мне нелегко. Что со мной? Слабость накатила, бросает в жар… Невидимые струны ощущений, которые я про себя называю «чутьем плада», натянулись, и я
