Я поежилась в тишине и темноте, неожиданно и необратимо ощущая себя одинокой. Внезапная, пугающая мысль, которую я не допускала до себя, вдруг снова вспыхнула в моем разуме: а что, если он однажды меня бросит? Уйдет вот так, ничего не сказав, переместится в Приют, просто потому, что ему надоест семейная жизнь? И я останусь одна в пустом доме, в этой библиотеке, хранящей в себе его дух, и буду ждать, пока он вернется?
Это все беременность, напомнила я себе. Настроение скачет. Келлфер ни разу не дал мне причин усомниться в его любви, ни разу не выбрал что-то или кого-то вместо меня, ни разу не был пренебрежителен или холоден. Несмотря на наши с ним различия, он всегда был внимателен ко мне, не отмахиваясь даже от того, что сам считал, я знала, не рациональным. Неизменно потакая моим желаниям, он создал для меня рай, в котором я была свободна, счастлива и любима. Не стоило обвинять его даже про себя, даже в приступе временной плаксивости.
Просто… свадьба. Я жила с ним почти год, и все же боялась? Как такое возможно?
Иногда мне казалось, я вот-вот проснусь и обнаружу, что Келлфер лишь привиделся мне, а на самом деле я, высушенная обезвоживанием и благовониями до состояния мумии, лежу на полу клетки храма Пар-оола. И мой умирающий разум создает иллюзию, которая должна утешить меня при переходе в покой. И Дарис не придет, и Келлфер…
Келлан недовольно развернулся и толкнул меня ножкой, будто напоминая, что он-то живой. Я положила руку на живот, успокаивая свое дитя. По моим щекам потекли слезы.
— Малышка, ты не спишь? — заглянул в библиотеку Келлфер. И тут же, увидев меня, заплаканную, в темноте, оказался рядом. — Все хорошо? Что-то случилось?
Я только помотала головой, сдерживая всхлипы.
— Илиана? — его голос был обеспокоенным.
— Я просто подумала, что завтра наша свадьба, — попыталась объяснить я, но голос все время срывался. — И вдруг этого всего нет. Вдруг я все еще в той клетке, в Пар-ооле, и ты кажешься мне. Но потом я почувствовала Келлана, и поняла, что все это реально. И ты… Спасибо, что спас меня. Ты столько сделал для меня, ты сделал меня такой… — я хотела сказать «счастливой», но не смогла: Келлфер поцеловал меня в дрожащие губы.
Его поцелуй будто согрел меня изнутри.
— Ты сделала меня счастливым, — шепнул он, отстраняясь. — Я тоже иногда думаю о том, что могло бы быть, если бы я просто не послушал Дариса и не пошел с ним. И это меня по-настоящему пугает. Но все случилось так, как случилось, верно?
— Верно, — ответила я, вглядываясь в темноте в его казавшиеся черными глаза. — И завтра мы женимся.
— Волнуешься?
— Немного, — неохотно признала я, но Келлфер только прижал меня к себе сильнее. — А ты нет? Что это значит для тебя?
— Я не волнуюсь, — он поцеловал мой нос, потом лоб, потом мокрые уже остывшими слезами щеки. — Ты моя жена с момента, как переступила порог нашего дома. А может быть, ты стала ей еще раньше. Завтрашняя церемония просто подчеркнет это.
Келлфер сел рядом, а затем аккуратно поднял меня и усадил к себе на колени — как раз так, как я любила устраиваться, пока он читал. Я тут же обвила его шею руками, ткнулась в шею, укрытую мягкой прядью волос, и замерла. Затрещали поленья в камине — он разжег огонь — и стало еще уютнее. Моя спина удобно опиралась на его руку — куда приятнее, чем на спинку кресла. Так мы сидели некоторое время, а Келлфер поглаживал мой живот мягким, заботливым движением. Сейчас черная грань была на нем, и я не могла сказать, о чем он думает.
Я вдыхала его запах, он успокаивал и будоражил меня одновременно.
— Не бери мои слезы в голову, — зачем-то сказала я.
— Не могу, — отозвался Келлфер. — Тебе же грустно.
— Прости.
— Ты за слезы вздумала прощения просить? — поднял он брови, и я тут же улыбнулась.
— А что будет дальше?
— Дальше… — он задумчиво расчесывал мои волосы, пропуская пряди между пальцами. — Дальше мы поженимся, мы будем еще счастливее, чем сейчас. У нас родится Келлан — в руки лучшего целителя континента, разумеется. Он будет расти… а мы будем его учить и воспитывать. И любить. Мы с тобой посмотрим весь мир, каждый его уголок. Я научу тебя магии, которая может спасать жизни тысячам, а ты, — он улыбнулся, — точно захочешь ей учиться, а после и использовать. Мы наполним жизнь тем, что будет делать наш мир лучше.
— Слишком добро для тебя, — заметила я.
— Мой мир — это ты, — ответил Келлфер просто.
Я поймала его лицо в ладони и посмотрела в глаза, ища насмешку. Но все, что я увидела — безграничную, горячую любовь.
— Ты тоже, — шепнула я. — И Келлан.
— И Келлан, — эхом повторил Келлфер.
Желание прижаться к любимому сильнее, намного крепче, чем я могла, свело мои руки.
— Можешь сделать защитный корсет? — попросила я.
Защитный слой воздуха, на некотором расстоянии от живота защищавший его от сдавливания, мы часто использовали, чтобы обниматься, не боясь причинить мне боли, а Келлану — вреда. Келлфер кивнул, и я почувствовала знакомую прохладу от груди и ниже. Тут же, не желая ждать ни секунды, я развернулась на его коленях так, чтобы обхватить его за пояс.
Келлфер шумно выдохнул воздух, заключая меня в крепкие объятия, и невесомо, почти не касаясь, провел по задней поверхности моей шеи, под волосами — движение, от которого у меня мурашки пошли по рукам. Меня всегда поражало, как хорошо он знал каждый дюйм моего тела, и как легко зажигал во мне пожар.
Я посмотрела ему прямо в лицо, не скрывая рваного дыхания:
— Я хочу, — попросила я его. — Пожалуйста.
Иногда это было… так. Я знала, как его это возбуждало. Я просила его — и он брал меня, так, как только он мог: не торопясь, изучая, целуя и гладя, так, что я сама снова просила, просила, просила, а Келлфер внимал моей просьбе с ласковой, возбуждающей улыбкой уверенного в себе хищника. И сейчас его расширенные зрачки чуть дрогнули. В радужках плясало пламя.
Не отвечая, не прерывая зрительного контакта, он провел рукой по шее снова, но теперь скользнул ниже — повинуясь его движению, сорочка разошлась тонким разрезом — и кончиками ногтей обвел позвонки. Я пыталась потереться спиной о его пальцы, выгибаясь назад, но он только усмехнулся, отводя руку. Как только я прикрыла глаза, наслаждаясь, он остановился.
— Малышка, посмотри на меня, — низкий голос отзывался вибрацией где-то очень глубоко внутри.
Я тут же распахнула глаза, повинуясь. Келлфер был так близко, глаза затягивали, я словно падала в бездну — и взлетала в ней. Он продолжил ласкать мою спину, касаясь лопаток, ребер, а я, еле сдерживая рвущиеся стоны, продолжала смотреть ему в глаза, как он и велел, и не шевелилась.
Вот подол тоже разошелся с тихим треском. Ниже, еще ниже… Я снова зажмурилась от удовольствия — и снова он остановился, удерживая пальцы между раскрытыми ягодицами. Это было невыносимо! Лихорадочно, жадно я снова нашла его зеленые, расплывавшиеся глаза своими. Мой затуманенный взгляд распалял его — я видела, чувствовала, ощущала бедрами.
— Ты прекрасна, — шепнул он мне влажно, так, будто сам его голос мог входить в меня, доставляя наслаждение.
Я двинулась вниз, насаживаясь на его пальцы, но Келлфер не дал мне сделать этого, вместо того сорвав с меня остатки ткани. Вдруг я поняла, что он абсолютно обнажен, и принялась целовать его плечи и ключицы — везде, куда могла дотянуться. Келлфер чуть откинулся назад, но после мягко отстранил меня, снова ловя взгляд. Он продолжал ласкать мою грудь, и плечи, и поясницу, и внутреннюю сторону локтя, пока я не заскулила от желания. Я жалась к нему напряженными сосками, ожидая и моля глазами, и он приподнял меня, помогая сесть на него сверху. Он не дал мне сделать этого сразу, жестко контролируя проникновение — медленное, постепенное, сводящее с ума. Келлфер не целовал меня, но мы дышали одним воздухом, наши губы касались друг друга. Я еле сдерживалась, чтобы не закричать в голос, и он вдыхал этот рождавшийся крик, все так же не отрываясь взглядом от моих глаз.
