— Ее нет в лагере? - спросил Виктор, уже зная ответ. Кристиан кивнул и протянул руку. На ладони лежал золотой кулон на цепочке.
— Она никогда его не снимала, - король без труда узнал украшение, в котором был маленький портрет лучшей подруги Николь.
— Что это значит? - спросил граф. Лошади дрогнули и зафыркали.
— То, что я и думал, - ответил король. - Ее забрали и я знаю куда. Следуй за нами.
— В лагере я нашел еще один сюрприз, - продолжал граф. - Ева. Она мертва.
Виктор задумался, что могло все это значить, и был ли связан Лоакинор с похищением Николь.
Солдаты продолжили путь, погоняя лошадей. Кристиан двигался более привычным для него способом, опережая их. Виктор указал ему направление, желая,
Вечер.
4е. Первый летний месяц.
Солдаты Холоу ехали длинной вереницей, приближаясь к замку на границе. Он одиноко темнел на фоне закатного неба, окруженный унылыми необитаемыми равнинами. В серых стенах не светилось ни одного окна, словно заброшенный замок был пустым. Кони быстро несли своих седоков к цели и вскоре копыта застучали по мощеной дорожке. Николь с тоской всматривалась в горизонт, надеясь увидеть преследователей, но никого не было. Никто не знал, что ее похитили и везут неизвестно куда и зачем. Никто из лагеря не выжил, никто не смог бы рассказать. Девушка почувствовала вечернюю прохладу и влажный воздух, веявший от рва с водой, когда они проезжали по старому поросшему мхом мосту. Он задрожал, словно готов был в любой момент обвалиться под ногами лошадей.
Во дворе были еще солдаты. Они никак не реагировали на появившихся товарищей, словно и не заметили их. Только с любопытством глазели на пленницу. Николь вздрогнула, когда мужчина взял ее под руки и спустил на землю. Цепи натерли ей запястья, а тело болело после целого дня быстрой скачки, но королева не проронила ни звука. Солдаты взяли ее под конвой, и повели в замок. Он был еще мрачнее того, в котором ее держал Джонатан. Вдвое больше и похожий на крепость, он мог вполне быть когда-то надежным укрытием, но теперь немного огненного порошка итилианцев с легкостью сравняли бы его с землей.
Николь пожалела, что поспешила истратить пулю на Еву. Ее новый враг мог быть более достоин ее, хотя вряд ли солдаты оставили бы при ней оружие. Возле входа ее еще раз бесцеремонно обыскали, проверив за поясом и в сапогах. Девушка стойко сносила все с холодной отрешенностью на лице.
В темных коридорах было холоднее, чем на улице. Нигде не горел огонь, и не было никаких признаков того, что тут вообще могли жить люди. Только в зале, куда ее привели, был натоплен камин, стоял стол и несколько лавок. Николь решила, что это, скорее всего, столовая. Окна вели во внутренний двор и были заколочены снаружи широкими досками, должно быть сорванными в спешке с какого-нибудь сарая во дворе.
За столом сидел король Эрик. Николь лишь раз видела этого человека, в Уайтпорте на суде, устроенном ее отцом. Широкоплечий мужчина с черными короткими волосами и карими глазами. Он мог бы быть привлекательным, если бы гнев и злоба не светились в глазах, а рот не кривила гримаса отвращения ко всему и всем. Темный камзол, шитый золотом, военные штаны, высокие сапоги и меч на поясе довершали зловещий образ. Николь постаралась не бояться этого человека, напоминая себе, что он родственник ее мужа и может не быть таким изувером, как его предки. Словно разгадав ее мысли, он усмехнулся.
— Дочь эльфов, - произнес он низким голосом, напоминавшим голос Теодора, когда тот выходил из себя. - Прекрасна, как и мать.
Николь перестала дрожать и посмотрела на него.
— Да, Николь была истинной красавицей, - продолжал Эрик улыбнувшись. Но улыбка не смогла смягчить его лицо, только открыла ровные зубы. Девушка не удивилась бы, окажись там клыки. - Хотя ты не похожа на нее. Твой отец был из эльфов?
Николь не отвечала, не желая разговаривать с человеком, похитившим ее и ненавидящим эльфов. Эрика это задело, но он лишь недобро сверкнул глазами, оставаясь сидеть у стола.
— Отвечай, кто был твой отец, и где ты скрывалась так долго? - сказал он серьезно, прекратив улыбаться.
— Я не знала ни матери, ни отца, - ответила Николь, глядя на собеседника без страха, в то время как внутри все сжалось, стоило ему повысить тон.
— Хорошо, желаешь запираться, твое право, - произнес Эрик, сверля ее взглядом. - Пытки и не таких молчаливых могут разговорить.
Девушка опустила глаза, надеясь, что он просто пугает ее. Король усмехнулся.
— Кто же теперь будет править Вандерширом? - произнес он, сменив тему. - Король погиб, королева похищена. Все уж слишком просто.
Он поднялся и начал приближаться. Николь попятилась, цепи звякнули, волочась за ней.
— Этот темный явно что-то скрыл от меня, - говорил мужчина, наступив на конец цепи, и ей пришлось остановиться. - Какой ему прок от щенка?
Николь вопросительно взглянула на него, стараясь понять, что значат все эти слова.
— Ты знаешь мистера Лоакинора, моя милая? - спросил он, взяв ее за подбородок. Николь кивнула, стиснув зубы.
— Он очень странный маг, - Эрик провел пальцами по коже на шее девушки и запустил пальцы в волосы, вдыхая их аромат.
— Но его подружка просто прелесть, - он приблизил лицо к лицу Николь, притянув ее к себе. - Да, брата можно понять.
Король обнял ее за талию и скользнул рукой под китель. Николь отвернулась, не проронив ни звука.
— Не бойся меня, - продолжал мужчина, понимая, что ответа не добьется. - Никто из Кальтбэргов не причинил вреда твоим родственницам своими руками. Мы только любили вас.
Николь изо всех сил старалась не плакать, не желая показывать свою слабость, но слезы все же потекли по щекам. Эрик снял рубашку с ее плеча и покрывал его горячими поцелуями, продолжая прижимать ее к себе.
— Это вы всегда оставались холодны и глухи к нашей любви, - говорил он, целуя ее шею и щеку, приближаясь к губам. Николь всхлипнула, жалея, что не может упасть в обморок и не чувствовать унижения и бессилия.
— Вот и ты не желаешь меня, - король взял ее одной рукой за шею, посмотрев в лицо. - Чем я хуже брата? Разве мы не похожи с ним? Разве вам, эльфийским шлюхам, не все равно?!
Николь вздрогнула и закрыла глаза.
— Отвечай! - Эрик терял самообладание, не чувствуя никакого азарта и удовольствия от своей власти над пленницей. Он ждал, что девица плюнет в него, укусит или обругает, как это обычно у них бывает, но эта только плакала. Она даже не пыталась вырваться или ударить его, только закрывала глаза и отворачивалась, стоило ему приблизить к ней лицо. Ее обреченный несчастный вид был больнее пощечины для мужчины редко слышавшего отказы. Его самолюбие было уязвлено.
