Но он не сможет этого сделать, пока здесь Елена.
Юноша проник в подсознание всех оставшихся в живых жертв и внушил им всем одну и ту же мысль, закладывая ее глубоко в их подсознание:
«Вы не помните, кто напал на вас, вы не помните ничего из того, что произошло сегодня».
Когда Стефан закончил, то почувствовал, что его ментальные Силы дрожали, как перегруженные мышцы. Он был близок к истощению физических и духовных сил.
За домом, к мистеру Шелби вернулся голос и он закричал. Устало, Стефан положил голову Тайлера назад и обернулся.
Губы Мэтта дрогнули, он шумно втянул ноздрями воздух так, как будто учуял что-то отвратительное. Его глаза были глазами незнакомца.
— Это не Елена, — шептал он. — Это ты сделал.
— Тише! — Стефан вытолкнул его в прохладу ночи, увеличивая дистанцию между ними и складом, ощущая ледяной воздух на своей разгоряченной коже.
Звуки бегущих ног недалеко от кафе подсказывали ему, что кто-то, наконец, услышал крики уборщика.
— Это ты сделал, не так ли?
Мэтт последовал за Стефаном к краю поля. Интонации его голоса показывали, что он пытался понять.
Стефан повернулся к нему.
— Да, я сделал это, — прорычал он и пристально посмотрел на Мэтта, не скрывая угрозы. — Я сказал тебе, Мэтт, мы — охотники. Убийцы. Вы — овцы; мы — волки. И Тайлер напрашивался на это каждый день, с тех пор как я приехал сюда.
— Выпрашивал, чтобы ему набили морду, это да. Так же как ты сделал до этого. Но — это…. — Мэтт давил на него, бесстрашно стоя лицом к лицу. — И ты даже не сожалеешь? Ни капли не раскаиваешься в происшедшем?
— А почему я должен раскаиваться? — ответил Стефан холодно, словно выплевывая каждое слово. — Вы сожалеете о том, что вы едите слишком много бифштексов? Чувствуете жалость к корове?
Он видел тяжелый недоверчивый взгляд Мэтта, и боль изнутри сдавила его грудь. Было лучше, чтобы Мэтт теперь держался от него в стороне, подальше. Или Мэтт мог закончить так же, как и те, кто сейчас лежат на складе.
— Я такой, какой есть, Мэтт. И если ты не можешь жить с этим, ты должен держаться от меня подальше.
Мэтт смотрел на него, чуть дольше, чем следует, сильное недоверие медленно переросло в сильное разочарование. На лице Мэтта заходили желваки. Тогда, без слова, он развернулся на одной ноге и пошел прочь.
Елена находилась на кладбище.
Дамон оставил ее там, убедив побыть одной, пока он не вернется, даже несмотря на то что она не хотела больше сидеть без движения. Она чувствовала себя устало, но ей не хотелось больше спать, и свежая кровь действовала на нее подобно глотку кофеина. Девушка решила все вокруг осмотреть.
На кладбище бурлила жизнь, хотя обычный человек этого бы не заметил. Лиса сквозь тень кралась к реке. Маленькие грызуны прорывали туннели под длинной и мягкой травой вокруг надгробных камней, пища и суетясь. Старая сова тихо летела к руинам разрушенной церкви, где приземлилась на колокольню с жутким криком.
Елена встала и пошла туда. Это было намного лучше, чем прятаться в траве, как полевая мышь. Она с интересом осмотрелась вокруг разрушенной церкви, используя свои острые чувства, чтобы исследовать ее. Большая часть крыши обрушилась, осталось стоять только три стены, и колокольня возвышалась, как одинокий памятник на постаменте.
С одной стороны была могила Томаса и Онории Фелл, похожая на большую каменную коробку или гроб. Елена пристально вглядывалась в их белые мраморные лица на крышке. Они лежат, словно в забытье, их глаза зарыты, а руки покоятся на груди. Томас Фелл выглядел серьезным и немного суровым, а Онория выглядела просто грустной. Елена рассеяно думала о своих родителях, лежащих недалеко внизу на новом кладбище.
«Я пойду домой, вот куда я пойду», — думала она.
Елена только что вспомнила о доме. Она представляла себе картину: ее милая спальня с синими занавесками, мебелью из вишневого дерева и небольшим камином. И что-то важное в тайнике под половицами.
Следуя инстинктам, скрытым глубоко внутри, она нашла дорогу на Кленовую улицу, позволяя ногам нести ее туда. Это был очень старый дом, с большим крыльцом перед домом и окнами от пола до потолка. Автомобиль Роберта был припаркован на дороге.
Елена подошла к двери и остановилась перед ней. Была веская причина, почему люди не должны видеть ее здесь, хотя сейчас она не могла вспомнить почему. Она колебалась и затем проворно поднялась по дереву айвы до окна своей спальни.
Но она рисковала быть обнаруженной, если попытается проникнуть внутрь. Женщина сидела на кровати, положив на колени красное шелковое кимоно Елены, и плакала. Тетя Джудит. Роберт стоял возле кухонного шкафа, разговаривая с ней. Елена поняла, что она могла слышать рокот его голоса даже через стекло.
— …еще раз завтра,… — говорил он, — …пока опять не начался ураган. Они дюйм за дюймом обыщут весь лес, и они найдут ее, Джудит, вот увидишь.
Тетя Джудит ничего не сказала, и он продолжал, все больше впадая в отчаянье.
— Мы не можем терять надежду, неважно, что девочки говорят.
— Это не имеет смысла, Боб. — Тетя Джудит, наконец, подняла голову. Ее глаза были покрасневшими, но сухими. — Это бесполезно.
— Пытаться спасти? Я не хочу, чтобы ты так говорила.
Он подошел и встал возле нее.
— Нет, не только это…, мое сердце подсказывает, что мы не найдем ее живой. Я имею в виду… всех, кто ее ищет. Все, что случилось сегодня — это только наша вина.
— Это не правда. Это был просто несчастный случай.
— Да, но мы дали ему произойти. Если бы мы не были настолько резки с девочкой, она никогда бы не уехала одна и не попала бы в ураган. Нет, Боб, не пытайся меня успокоить; я хочу, чтобы ты выслушал.
Тетя Джудит глубоко вздохнула и продолжала.
— Это началось не сегодня. У Елены проблемы уже довольно продолжительное время, наверно, с тех пор, как она пошла в школу, и так или иначе я пустила все на самотек. Потому что я была слишком увлечена отношениями с тобой, чтобы обращать внимание на детей. Я теперь поняла это. И теперь, Елены… нет… я не хочу, чтобы то же самое случилось с Маргарет.
— О чем ты говоришь?
— Я говорю, что я не смогу выйти замуж за тебя, не так скоро, как мы планировали. Возможно, никогда не выйду. — Отвернувшись от него, она тихо говорила. — Маргарет уже потеряла слишком многое. Я не хочу, чтобы она чувствовала, что она теряет и меня тоже.
— Она не потеряет тебя. Есть многое, что я могу дать ей, ведь я буду рядом. Ты же знаешь, что я чувствую к ней.
— Я сожалею, Боб, но я так не думаю.
— Ты ведь не серьезно. После всего времени, что я провел здесь, после всего, что я сделал…
