Ты влетаешь как птица, садишься на пальцы…
Он не заметил, как с тихим скрипом открылась дверь, как маленькие ножки, беззвучно ступая по густому и глубокому ковру, внесли свою хозяйку в комнату. Она, не останавливаясь, прошла к креслу у окна. Девушка знала в этой комнате каждую мелочь, давно измерила расстояние от двери до кресла. Пока шла, магнитофон воспроизвел еще пару фраз.
И я снова спасен
Безупречная лень, безымянная тень
ты накроешь мой дом туманным крылом
и закончится день
Девушка дошла до кресла. Обняла сидевшего к ней спиной человека, уткнулась носом в темные волосы. Они как всегда пахли каким-то одеколоном и дорогими сигаретами. Этот запах раньше, да и сейчас, сводил ее с ума. Такой пьянящий, почти настолько же сильный, как и голос этого человека. Человека, которого она полюбила.
— Зачем ты пришла? Что изменилось? — его голос бил. Бил, так же как когда-то ласкал.
— Ты все еще любишь, — она не спрашивает, просто утверждает, — иначе, почему слушаешь?
Он не ответил.
— Зачем ты пришла? — повторил мужчина, после паузы.
— Рассказать, — просто ответила девушка. Ты ведь выслушаешь, или сейчас занят? — спросила она, убирая руки с его плеч, отстраняясь.
— Выслушаю, — сказал он, поймав ее ладошки, вернул их обратно на плечи. Но даже попытки не сделал обернуться или подняться. Посмотреть на нее. Слишком свежа рана, слишком больно.
Она замолчала, подбирая слова. А музыка лилась дальше, ей было все равно. Ее не интересовали люди с их проблемами.
Но в безлунную ночь, как бездомная дочь,
Не выдержав счастья по зову ненастья,
Ты уносишься прочь.
Оставляя мне пыль, оставляя мне прах,
Унося мою душу мерцающим камнем
В бессильных когтях
— Зачем ты ушла? — голос тих, каждый звук пропитан болью. — Я ждал твоего возвращения, верил, что вернешься! Но почему…
И опять молчание. Лишь музыка услужливо произносит, все несказанное.
Ведьма или ангел, птица или зверь.
Вернись, я оставлю открытым окно
И незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма.
Если не вернешься, я впервые узнаю,
Как сходят с ума…
Она молчит. Лишь руки немного подрагивают на его плечах. Не сейчас. Невозможно говорить, пока играет эта песня — их песня.
Мое отраженье — лицо мертвеца —
Плывет без движенья в глубинах зеркал
В ожиданье конца.
Но, если ты принесешь назад талисман,
Иней на стеклах без дыма сгорит
И разгонит туман.
Ведьма или ангел, птица или зверь.
Вернись, я оставлю открытым окно
И незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма.
Если не вернешься, я впервые узнаю,
как сходят с ума…
Но, если ты опоздаешь хотя бы на миг,
Они треснут как лед и на пол упадет
Снежно-белый старик.
И камень в когтях станет серым свинцом,
И ты рухнешь бессильно, разбив свои крылья,
Рядом с мертвым лицом.
Ведьма или ангел, птица или зверь.
Вернись, я оставлю открытым окно
И незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма.
Если не вернешься, я впервые узнаю,
как сходят с ума…
— Ведьма, — ее шепот бьет по барабанным перепонкам. Она нехотя убирает руки с его плеч и усаживается перед ним на подоконник, чтобы видеть лицо.
— Я расскажу тебе, почему ушла. Рассказ будет долгим. Потерпи, я бы не хотела делать паузы. Знаешь, мне хочется, чтобы ты меня выслушал. Верить или нет — решать тебе. А я просто расскажу. Мир не таков, каким ты привык его видеть. Прости за избитость фразы, но по-другому сформулировать у меня просто не получилось, — она чуть качнула головой, признавая свою несостоятельность, как рассказчика.
— В мире есть люди, обладающие Силой. Они пополняют ряды служителей Света либо Тьмы, есть, правда, те, кто сумел сохранить свободу. Они не подчиняются никому. Они — серые, нейтральные. Вижу, ты мне не веришь, — проговорила девушка, внимательно всматриваясь в глаза напротив. Она тонула в океане неверия, которым они стали.
Движение руки. И окно открыто. Миг, и девушка стоит в проеме окна. Еще секунда и она решительно делает шаг в пустоту. Он даже не успевает вскочить с кресла, лишь сердце болезненно обрывается в груди. "Опять потерял! И теперь навсегда! На-всег-да!" — вспышкой молнии проносится мысль.
А через секунду приходит понимание. Вот она. Стоит в метре от окна. Стоит, ни на что не опираясь.
— Как такое возможно? — недоумение переполняет его голос.
— "Воздух выдержит только тех, только тех, кто верит в себя…4" Ты же любишь эту песню, эту фразу. Я говорила, есть люди обладающие Силой. В мире примерно так и есть: "… только тот, кто верит в себя…". То, что я сделала — не предел. Теперь ты веришь?
Мужчина лишь слабо кивнул.
Девушка возвратилась на подоконник, уселась по-турецки. Еще один взмах руки и окно опять закрылось, отделив комнату от мира. Она провела рукой по волосам, решая, что же рассказать в первую очередь. Мужчина не торопил ее, ему самому необходимо время — обдумать случившееся.
— Я родилась еще при Сталине. Да не удивляйся ты так. Жила, никого не трогала. Была замужем. Я любила его. Но в один день моего мужа объявили "врагом народа" и расстреляли, а меня сослали в лагеря. Знаешь, я ведь до этого верила в светлый мир, который мы непременно построим. Равноправный социалистический мир… А потом были вагоны… Бесконечный путь в никуда, из лагерей ведь не возвращались… Бесконечный холод… А потом был лагерь… День — труд, ночь — невыносимый холод и безысходность… Я не хочу делиться этими подробностями. Не думаю, что тебе это стоит знать, да и вспоминать не хочется… Совсем… У меня должен был быть сын… или дочь… Но я потеряла своего ребенка! Потеряла! Они отняли его у меня — в ее глазах стояли слезы, но голос был сух, безразличен. Это еще и поражало мужчину. Как будто Арина была не здесь, точнее, как будто она рассказывала не о себе, а о ком-то другом, разделяя его боль.
— Мой ребенок ушел вслед за своим отцом, оставив меня одну… Знаешь, тогда я научилась ненавидеть. Возненавидела этот жестокий мир, лишивший меня любимых, — она запнулась, посмотрела в его глаза, что-то вновь решая для себя. Мужчина встал из кресла и молча пересел к ней на подоконник. Так же без слов притянул ее к себе, обнял, закрывая от боли прошедшей и предстоящей.
— … я помню, как кричала, билась в истерике, проклинала все и всех, Сталина и коммунизм…Я многое говорила-кричала, сейчас уже и не помню, что именно. Это и привело меня к "стенке". Как и полагается при расстреле… Мне завязали глаза… несколько человек, исполняющих приговор… Во время которого у меня и проснулась Сила. "Пли!" — и пули летят, причиняя боль, неся смерть… Но смерть они принесли не только мне, на телах палачей отразились нанесенные мне раны… — она замолчала, мужчина крепче обнял девушку, чувствуя ее горячие слезы сквозь ткань рубашки.
