Не знаю, кто его так обидел, может, просто дурак. Хотя, судя по рассказам о его отряде и тех военных операциях, в которых он командовал, с разумом у этого мужчины все должно быть в порядке. Просто слепое пятно там, где это касается женщин.
Ну и ладно, казалось бы, мне-то что, раз я больше ему не будущая жена. Так нет же… Если этот гордый носитель «стержня мира» сейчас начнет дерзить здешним хозяевам и вести себя с привычным презрением, разгребать последствия буду я.
— Зачем вы привели нам шадага, лорд Шнаер? — Мелодичный голос старшей из встречающих, необычайно рослой, светловолосой и голубоглазой женщины, на вид примерно возраста моей матери, заставил меня вздрогнуть и очнуться от своих мыслей. — Невооруженным взглядом видно, что он дикий, злонравный и бесполезный. Почему ты не отдал его палачам, если не убил сразу на месте прорыва?
— Его жизнь захотела забрать новая светлая госпожа. — Лорд посмотрел сначала на светловолосую предводительницу здешних женщин, а потом развернулся и подал мне руку, помогая выбраться из паланкина. — Наш рейд был плодотворен, и мы нашли вам новую сестру, эсса Маирис.
— Вот дурень! — всплеснула вдруг руками светловолосая и, растолкав воинов, бросилась мне навстречу. — Да что ж ты молчишь-то! Шадага какого-то дурацкого мне показываешь, а главное...
Остальные женщины тоже оживились, зашумели и двинулись ко мне, не обращая внимания на все еще распростертого на камнях Лильрина. Одна даже чуть об него не споткнулась, так торопилась… что?
Честно сказать, я испугалась и даже отпрянула обратно в глубь паланкина. Я не привыкла, чтобы мне так радовались, тем более совершенно незнакомые мне люди. Тем более — женщины.
— Светлое небо, деточка! Вылезай оттуда, эти дурацкие патрульные тебя напугали, да? Ой… да уберите вы отсюда эту падаль, зачем двор поганите?! Отрубите голову в сторонке, и дело с концом! Ну или гроссам выкиньте!
Это она тоже об Лильрина споткнулась и рассердилась.
А я опять испугалась. Но и обозлилась немного. Почему они тут все такие кровожадные? И мы уже вроде договорились, что ему сохранят жизнь!
— Нет! Он мой! — довольно твердо сказала я, преодолевая себя и все же вылезая из паланкина.
Глава 8
Вот интересно, я раз за разом спасаю шкуру этого глупого человека, а он смотрит на меня как на врага, причем все злее и злее. Вот и сейчас откуда-то из-под сапог своих пленителей сверкает глазами, как змей из-под камня. Такое впечатление, что он думает…
И правда дурак. Как же я не догадалась! Он решил, что я так упорно хочу его себе только ради одного: отомстить. Отыграться на нем за все, помучить, насладиться властью.
Ну… каждый судит по себе.
— Бедная деточка, — в голосе светловолосой предводительницы прозвучала неприкрытая жалость. — Зачем тебе это? Ты ничего ему не должна, поверь.
— Я должна не ему, — ответила тихо, но глядя в глаза собеседнице. Ох, трудно это, если всю жизнь привыкла прятать взгляд и демонстрировать скромность. — Я должна себе. Простите. Я…
— Ты устала. Еще бы, столько всего навалилось. Ладно… потом сама разберешься, что это за фрукт, и решишь. Сейчас его запрут покрепче, чтобы не доставлял проблем, а мы пойдем в дом. Тебе надо отдышаться, поесть… Мы расскажем тебе все, что ты захочешь знать.
— Если вам не трудно, дайте ему тоже воды и еды, — это я сказала совсем тихо, чтобы никто, кроме собеседницы, не услышал, особенно сам пленник. Не то чтобы мне так жаль было Лильрина. И без ужина еще ни один мужчина не помер. Но мне почему-то было важно… Я помнила, сколько раз меня запирали в комнате за «проступки и ложь» без ужина или даже без обеда и ужина. Просто потому, что могли. И мне противна была мысль так обращаться даже с этим мужчиной. Особенно с ним, наверное. Он может думать обо мне все что хочет. Я ничего не стану доказывать — переубеждать того, кто уперся, бессмысленно. Я просто буду поступать, как МНЕ НАДО.
— Пошли, детка, пошли. Переход из нижнего мира — дело трудное. Я думаю, тебе многое хочется узнать, — ласково приговаривая, она подхватила меня под руки и довольно быстро повела куда-то в дом, словно нарочно отвлекая от Лильрина. Хотя почему словно? Точно отвлекала. Но я успела заметить, что пленника подняли с земли и тоже повели — куда-то в сторону. Ну, хоть не волоком…
Через два часа я, умытая, переодетая в незнакомую, но довольно удобную одежду, сидела за непривычно высоким столом на странном стуле, похожем на трон императора. Впрочем, здесь все сидели на подобных стульях и ели суп с помощью железных… это называлось «ложка». Палочек на столе не было, и миски с бульоном, в котором плавало куриное мясо и лапша, были неудобно широкими и плоскими. То есть так, как я привыкла — выбрать гущу и потом выпить бульон, — не получилось бы при всем желании.
Впрочем, я все равно почти не ела, хотя живот тихонечко урчал от голода. Я слушала то, что рассказывала эсса Маирис, и пыталась в который раз осознать, на каком свете оказалась.
— Такие, как мы, — на вес золота, детка. Конечно, тебе придется многому научиться, потому что сила Маа — это всего лишь сила, с ней надо управляться умеючи. Но зато со временем ты научишься останавливать любую болезнь и даже заговаривать смерть. Нас зовут в самых тяжелых и крайних случаях. Мир опасен, здесь много странных и недружелюбных существ, а также древних захоронений, откуда безмозглые и жадные идиоты время от времени выкапывают старые болезни. Без нас Росшанхорн просто вымер бы еще сотню поколений назад.
Жаль, что светлые и в нижнем мире рождаются очень редко. А к вратам приходят еще реже. Не каждый день целитель от сердца попадает в такую ситуацию, когда готов убить себя, но не сдаться.
Я напряглась и отложила ложку. Откуда они знают?
— Иначе врата не открылись бы перед тобой. — Эсса Маирис без слов уловила мои мысли. — Иногда вслед за светлыми в наш мир проникают и те, кто их преследовал. Шадаги. Люди со злобой в сердце и без огня в душе.
— Да нет там никакой злобы, — устало вздохнула я. — Просто дурак.
Сидевшая слева от меня девушка, совсем молоденькая, еще более странная, чем Маирис, рыжая, с золотистыми пятнами на лице и зелеными глазами, вдруг громко хрюкнула в тарелку, пытаясь сдержать смех. Я думала, на нее сейчас рявкнут, зашипят или еще как одернут, но нет, все только улыбнулись. А Маирис посмотрела на меня вопросительно, и я пояснила:
— Воспитанный с чувством своего превосходства и с мыслью, что все женщины предательницы. Вот и поверил навету. Потому и гнался, и…
— Может, он и не злодей, но он опасен, — убирая улыбку из глаз, сказала Маирис. — Поэтому, если ты не желаешь его смерти, тебе придется всерьез ограничить его свободу, и… Такой глупости, как попытка перевоспитать шадага, я не предлагаю. На моей памяти это еще ни разу ничем хорошим не кончилось. Но тебе придется за него отвечать. И если не сможешь заставить его вести себя по правилам — он будет наказан. Или даже казнен — в зависимости от тяжести проступка.
Я тихонько вздохнула. Вот вроде добрые все такие… ласковые. А через слово казни поминают. Поневоле насторожишься и погодишь с излишним доверием.
А Маирис, пока я все это про себя думала, смотрела на меня пристально и внимательно.
— Он правда опасен, прежде всего для тебя самой. Потому что ты тоже будешь в ответе. Понимаешь? Ты уверена, что справишься? И что тебе вообще нужна эта докука?
— А его никак нельзя отправить обратно? — без особой надежды спросила я. Где-то внутри меня жила уверенность, что это невозможно, но лучше спросить.
— Нет. Небесные врата открываются только в одну сторону. Для нижнего мира и ты, и твой шадаг умерли. Именно поэтому убить его — не грех в глазах богов. Он сам сделал выбор, придя сюда за тобой.
— Ничего, я справлюсь. А скажите… такие, как я, — это всегда лекари из нижнего мира? Я помню легенду из обители. Там говорилось о великой Белой Птице, посвятившей себя служению. И за это ее живой взяли на небеса. Только вот я ни разу не святая и не великая, я…
