И Скирмут просто зря угробит народ, поведя его в конную сшибку с закованными в железо орденцами. А еще – перессорится со всеми возможными союзниками, говоря правду к месту и не к месту. Вот и сейчас, кто его просил говорить при слугах то, о чем положено говорить с их господином?
На счастье, до господского дома доехали спокойно. А там оставалось надеяться на добрый сговор с паном Янушем. Потому что после того, как им с товарищем удалось-таки пройти через болото, Борута уже понимал: невесту он возьмет. Кривую, косую, слепую… Не хотелось бы, конечно, чтобы гулящую. Но тут заранее не узнаешь, а потом и приструнить можно. Потому что ядзвинам нужна была не невеста, им нужен был свободный проход через болота.
– Вот здесь, – Сколоменд сидел на колоде и рисовал веточкой прямо на песке, – когда-то стояло наше городище. Давно это было, дед моего деда был мальчишкой, когда городище пришлось оставить.
– А почему? Что случилось, отец, что пришлось уходить с насиженного места?
– А что обычно случается? – Сколоменд пожал плечами. – Земля истощилась, перестала родить. Раньше говорили, что боги прогневались на народ. Сейчас – что жадность оказалась шире рта, ну, и боги, конечно, прогневались. Землица, она ведь только тогда щедра, когда и ты к ней щедр: на пот, на работу, на все.
Раньше, говорят, люди каждые столько-то лет с места снимались, новое место искали. А потом народу стало много, новых земель на всех не хватит, стали поля делить. Отвоевали у леса новь, сей, сади… палку сухую воткни – уродит. Перестала земля родить, новый кусок леса корчуют. А старое поле бросают, само лесом зарастет. Оно и успевало зарастать, пока людей в городище не стало еще больше.
В общем, ушли они. И богов с собой забрали, и добро. Потом мы долго с пущанами воевали и вышло так, что тот кусок земли им достался. Мне дед то место показывал: остров посреди болота, а на нем – старый курган. Конный там не пройдет, и пешему – тропку знать надо. Я пока при здоровье было, раз в год-два ходил тропку проверять. Остров большой, если придется, там все селение спрятать можно. И еще места останется.
– Отче, а как же там пращуры жили раньше? – Вслух удивился Скирмут. – На болоте?
– Так там не всегда болото было. Дед говорил, ему старые люди рассказывали: речка там текла. Вокруг городища ров был выкопан широкий, чтобы конный не перескочил, так в него тоже вода заходила. А потом речка русло изменила, осталась старица. Озеро заросло, и ров, и овраг за городищем, что раньше под загатой стоял сухим. Сперва камышом поросло, потом травой, потом мхом…
А теперь там болото. В котором тяжелые конные орденцы не пройдут, потопнут. А пущане туда не суются, старых богов боятся. Если удастся сговориться с соседом, можно будет место то обустроить, запас там какой сделать, пару изб срубить. И как только орденцы появятся, баб с детьми (можно не только наших, и пущанских тоже) там прятать. Даже если и узнают, хрен достанут.
– Отче, ты думаешь…? – Борута не договорил. Выговаривать такое вслух не хотелось.
– Я вижу. – Сколомент пожал плечами. – Я пробовал собирать наших старейшин еще в те времена, когда орденцы только начинали щипать наши земли по краю. Но все они хотели жить по старым обычаям. А если придется, откупаться данью. Так было с русами, так было с пущанами… А теперь на нас идет враг, которому не дань наша нужна, а наши земли и наши души.
– Наши пращуры ему не поддались, не поддадимся и мы! Все, как один поляжем, а не отдадим нашу землю на поругание! – Запальчиво вскричал Скирмут, хватаясь за рукоять меча.
– Не поддадимся. – Согласился Сколомент. – Но если поляжем все до единого, то землю оборонить так и так не сможем. Так что ты, Боруто, зайди ко мне вечером. Я тебе памятку покажу, где тропа расписана. Пройдешь по ней так далеко, как сможешь. Проверишь, есть ли еще о чем с пущанами торговаться.
Этот разговор Борута и вспоминал, подъезжая к добротному дворку, крытому деревом. Пан Януш встречал гостей на пороге, оказывая честь и показывая шляхетское гостеприимство. На полшага за ним стояли давешние рыбаки. Гжегош приветливо улыбался, а мальчишка – наверное, младший сын – недовольно хмурился. Женщин видно не было, но Борута краем глаза заметил, как шевельнулась занавеска на одном из окон, стоило ему поднять лицо вверх.
Спешились. Сначала молодые, потом помогли спешиться Сколоменду. Старейшина в последнее время редко садился на коня, разбитое в давней битве колено все чаще напоминало о себе: напухало и отказывалось гнуться. Подбежавшие служки приняли коней. А гости, следуя радушному приглашению, прошли в дом.
К удивлению ядзвинов, в светлице их уже ждал целый пир. Не сравнить с тем скромным угощением, которым потчевали гостя в Ятвежи. Ну, так они и прибыли гостями зваными, а не просто так, проездом заглянули.
Пиво в Соколуве было не хуже ятвежского. После первой кружки поговорили о том, о сем, а после второй перешли к делу.
– Так вы, значит, согласны сменяться жеребчиками, уважаемый пан сосед? – Спросил пан Януш, намекая на приведенного с собой гостями годовалого коняшку.
– Как не сменяться, если пан сосед о том просит. – Степенно ответствовал Сколоменд. – Оно и правда, пращуры завещали, что новая кровь табуну не повредит.
– Вои и добре! – Обрадовался сосед, показывая служке, чтобы разливал по третьей. – Посидим, выпьтем, закусим, а там и табун можно будет посмотреть. Есть у меня пара жеребчиков, выберете сами.
– Да тут такое дело, уважаемый пан сосед… – Сколоменд сделал вид, что замялся, не зная, как продолжить разговор. – Жеребчиков у меня и так в достатке. Есть даже целые жеребцы. Стоялые. – Он лукаво усмехнулся в усы, метнув короткий взгляд в сторону сыновей. – Я бы, если на то панська воля, на кобылку бы охотнее сменялся.
– Можно и на кобылку. – Пан Януш оживился. – Только у меня они почти все распроданы. Одна осталась, которую пока никому не обещал. Но то и не кобылка еще, жеребеночек. Ей до доброй клячи расти еще и расти.
– Ничего, годы – дело наживное. – Сколоменд уже вовсю улыбался, но гнул свое. – Нам бы посмотреть. А хозяева у нас добрые да ласковые, словом не обидят, работой не заморят. Посмотрим?
– Как не посмотреть! – После этих слов должно было стать понятно, об одном и том ли два хитрована ведут разговор. Велит сейчас пан Януш позвать дочку или пошлет на луга привести лошадку? Велел позвать.
Женщины вошли, смущаясь и насторожено поглядывая на непривычных гостей. Увидев их, Сколоменд добро, по-отечески улыбнулся. Скирмунд только восторженно цокнул языком, а Борута едва сдержался, чтобы не расплыться в улыбке. Последней, следом за матерью и старшей панной в невестином венке, вошла недавно виденная рыбачка. То-то Гжегош все время держал ее при себе! Боялся, как бы с сестренкой чего не приключилось.
Познакомились. Пани Малгожата раскланялась с гостями сухо, но вежливо, не придерешься. Старшая панна оказалась, как и следовало ожидать, той самой панной Марылей, что просватана за молодого Ясновского. А младшую, панну Мирославу, Соколувский, судя по всему, не прочь увидеть в Ядвежи.
Бросив короткий взгляд на младшего сына, Сколоменд принялся расхваливать хозяек. И пиво в доме доброе, давно такого пить не доводилось. И закуска сама в рот просится… А уж пани хозяйка какая красавица… Эх, ему бы лет десяток скинуть! Да-да, тот самый десяток, на который пани муж его, Сколоменда, моложе…
Постепенно разговор пошел про молодость и молодежь. Как оно было раньше, как оно будет потом… Пан Януш все больше и больше распалялся, расхваливая дочь перед будущим зятем. Мирося же сидела ни жива, ни мертва, разглядывая жениха из-под опущенных ресниц. С виду, шляхтыч как шляхтыч. Ну, может, чуть постарше местных кавалеров будет. По одежде видно, что не бедует. И род его среди своих – не последний, иначе отец даже говорить бы с ним не стал, не то что любимую дочь отдавать.
Появись такой жених среди местных, Мирося сама бы день и ночь Творца молила, чтобы именно ее он посватал. А этот… Нянька говорила, что этот народ сапог никогда не снимает, даже в спальне. А в сапогах у них (ох, страшно подумать даже) копыта! Что богам они молятся поганским. И покойников своих прямо посреди села хоронят. Ох, Творец великий и Матка его, обороните! Вразумите отца! Как честной дивчине за такого замуж идти!?
