не поддалась. К горлу ледяным комом подкатила паника.
— Папа! Проклятье! — неожиданно раздалось откуда-то сверху.
Сурьма вскинула голову так резко, что с неё едва не слетел маленький, лихо сдвинутый на одну бровь цилиндр. На верху лестницы, вцепившись руками в перила так, что под тонкой тканью рукавов взбугрились мышцы, стоял высокий тёмно-русый мужчина лет сорока.
— Простите, пожалуйста! — обратился он к Сурьме, улыбнувшись виновато, но очень обаятельно, — это мой отец, он не в себе.
— Так это вы — господин Висмут? — с облегчением выдохнула она.
— Всё верно, — подтвердил Висмут, и ломкой походкой начал спускаться с лестницы.
Его заметно шатало, хоть он и пытался это скрыть, придерживаясь за перила.
«Святые угодники!» — прозвучало в голове Сурьмы матушкиным голосом. Рано обрадовалась: бутылки-то, видимо, опустошил вовсе не сумасшедший старик! Теперь понятно, что с нормальной работы машиниста просто выгнали за пьянство, поэтому он и подался в их мастерские.
— Это Сурьма, пришла меня будить, — прокомментировал дед.
— Я пробуждающая из вашей бригады, — Сурьма расправила плечи: страх отступил, и дышать сразу стало легче, — меня попросили передать вам пропускной жетон, — она протянула Висмуту металлический кругляш.
На непослушных ногах Висмут доковылял до нижней ступеньки, окинул беглым взглядом выряженного в пижаму, сияющего идиотской улыбкой отца, разбросанные бутылки, женское исподнее на стульях и встретился с осуждающими глазами Сурьмы. Понятно, что девушка о нём подумала. И даже не пошутишь над ситуацией — выйдет скабрёзно. Он взял жетон.
— Благодарю вас.
— Не сто́ит того, — натянуто улыбнулась Сурьма и вновь дёрнула дверную ручку, но опять безрезультатно.
— Позвольте, — Висмут, стараясь держать дистанцию, взялся за ручку и повернул её, немного надавив и потянув вверх.
Дверь отворилась.
— Чуть заедает, — извиняющимся тоном сказал он.
— Ну так почините, — с лёгким презрением изогнула бровь Сурьма, — вы же технеций! — и скрылась за дверью, захлопнув её у Висмута перед носом.
— Честь имею кланяться, лапушка! — помахал в закрытую дверь Празеодим.
В этот вечер Сурьма долго не могла уснуть: всё думала, стоит ли сразу рассказать о пагубном пристрастии нового напарника господину управляющему или лучше пока промолчать? Паровозникам пить нельзя: попадёшься пьяным даже в свой выходной — потеряешь работу. Но что, если… Если он не попадётся? Ведь если в их бригаде не будет машиниста, у Сурьмы не будет доступа к живым паровозам, а тогда какая из неё пробуждающая? О переходе в «Почтовые линии» из обычных диагностов можно и не мечтать… Пожалуй, горячиться не стоит: если Висмут появится в мастерских под хмельком, там и без неё разберутся.
Полночи провертевшись в постели в своих невесёлых думах, наутро Сурьма проспала. Злая словно фурия, она собралась в два раза быстрее обычного и, не позавтракав, вылетела из дома в восемь, когда её смена уже началась. И как теперь в глаза людям смотреть?! Сурьма никогда никуда не опаздывала, пунктуальность для неё была одним из важнейших признаков воспитанности, и вот из-за какого-то не стоящего внимания человека, этого нового машиниста, она проспала! «Ещё на работу не вышел, а уже сплошные от него неприятности!» — думала Сурьма, гневно раздувая тонкие ноздри на пути к своему рабочему месту.
На собрание смены она, конечно, опоздала и, когда влетела в подсобку, большинство технециев уже разошлись по заданиям. Среди оставшихся новенького не было.
— О, а вот и госпожа пробуждающая! — хмыкнул Барий. — Проспала, что ли?
— Да что ты себе… Меня задержали непредвиденные обстоятельства! — вспыхнула Сурьма.
— Всё хоть нормально у тебя? — насторожился парень
— Да. Обстоятельства преодолены, я готова к работе, — улыбнулась, но вышло агрессивнее, чем она планировала.
— Ну ладно, — кивнул технеций. — Господин начальник не сильно ругался.
— А он ругался? — тут же побледнела Сурьма.
По части упрёков начальник у них был настолько немногословен, что подчинённым приходилось догадываться о его намерениях исключительно по мимике его сосредоточенного неулыбчивого лица, и если он вдруг ругался вслух — дело было совсем плохо.
— Да нет, — махнул рукой Барий, — бровь приподнял. Левую. Один раз.
Сурьма облегчённо выдохнула: левая бровь у начальника служила для замечаний, правая — для выговоров с последующим лишением премии.
— А что, новый машинист сегодня не пришёл? — поинтересовалась она, изучая оставленные на столе технические листы с заданиями на день.
— А с чего бы ему не прийти? — пожал плечами Барий. — Ты его вчера видела? Как он тебе?
— Как ты и сказал, — поджала губы Сурьма, — какой-то старик.
— Да ему лет сорок всего! Это я вчера дал маху, я ж не знал, что как. У меня дядьке сорок, так он в том году женился. В первый раз, между прочим.
— И что это ты так за него вступился? — прищурилась поверх технических листов Сурьма.
— Да я и не вступался, — вновь пожал плечами Барий. — Но он вроде как дельный мужик, умный.
Сурьма презрительно фыркнула.
— А ты сегодня будто не с той ноги встала.
— Где мой лист? — перебила, нервно откладывая пачку бумаг обратно на стол.
— Так у него.
— У кого — «него»?!
— У новенького, Висмута.
— У нас живой паровоз? — обрадовалась Сурьма, но вновь нахмурила брови, когда Барий отрицательно помотал головой. — Тогда какого чёрта?!
— Ну ты вчера диагностировала колёса локомотива? Во-о-от, — парень оглянулся на двоих оставшихся в подсобке технециев в тщетных поисках поддержки. — А он его сегодня должен был сдать по документам владельцу. Но решил сам перепроверить. И говорит, что одно колесо не в порядке, и нужно бы прозвучить его ещё раз.
— И каким образом этот болван перепроверил, интересно? Диагност-то здесь я.
— Молоточком постучал. Звук, говорит, у того колеса подозрительный, нужно бы ещё раз…
— Сам он подозрительный, жупел ему в брюки! — прошипела Сурьма, хватая свой рабочий чемоданчик, — я сейчас по голове ему постучу! Молоточком! — и она размашистым шагом вышла из подсобки.
— Не понравилось девке, — крякнул один из технециев, глядя на захлопнувшуюся дверь, — что авторитет золотого диплома под вопрос поставили!
— Ну она ж у нас тут самая образованная, — поддержал его второй, — да и не ошибалась ведь ни разу за службу! Обидно ей, наверное.
— Так, может, Висмут ошибся, и с колесом всё в порядке? — обернулся к ним Барий.
— Может, и Висмут, — согласился первый технеций. — Но по нему сразу видно: мужик опытный, дело знает. Эх, чую, будет нашей Сурьминушке второй изгиб начальниковой брови за день!
— Ну либо — новенькому, — хмыкнул второй, — за задержку.
— Тогда новенькому будет ещё и «жупел в брюки» лично от Сурьминушки.
— Жупел в брюки ему в любом случае обеспечен, — сочувственно обронил Барий, — от Сурьмы не уйдёшь!
И все трое громогласно расхохотались.
Сурьма неслась через мастерские к открытым путям, окутанная плотными клубами негодования, словно
