— Так Фаншетта не убивала ту девушку, ведь так? — высказала свое предположение.
— Нет, это сделала Ола, — глухо ответил он.
— Ее уже нашли? Откуда это известно? — взволновалась я.
— Нет, не нашли, — вздохнул братишка. — А известно из моей головы — Раймунд смог восстановить часть утерянных воспоминаний.
— Так надо вернуть Фаншетту, — почти выкрикнула я.
— Александрин, — он обернулся, — она уже три месяца в столице. Ее невиновность доказана.
Глаза Августина были пусты. И я не увидела этого сразу, когда он вошел.
— Родители отказались от нее, — с горечью.
Я не стала комментировать это. Если он любил Фаншетту, то ему должно быть все равно на то положение, в котором она оказалась. На этой мысли я поняла, про какую силу мне сообщил источник — любовь. Судя по тому, на какие безумства способны люди под ее влиянием, это точно величайшая из сил. Вот только давать ей просыпаться я не хотела.
— Знаешь, братишка, — протянула я после небольшой паузы, — ты слишком много на себя берешь.
Он растерялся от непонимания.
— Армелии и королю нужна была именно я, они бы нашли способ воздействия на отца, — пояснила ему.
— Так ты сможешь меня простить? — он буквально загорелся изнутри.
— Нет, — покачала головой.
Братишка сразу сник.
— Я не прощу тебя, если ты не вернешь Фаншетту, — добила его и улыбнулась.
— Александрин, — он покачал головой и подошел ко мне, чтобы присесть рядом, — ты все также непосредственна. Я предал ее, не поверил ей, не попытался защитить…
— И теперь ты боишься показаться ей на глаза? — перебила его. — Августин, не будь трусом! Ты смог признаться мне, сможешь и ей! Представь, во что превратилась ее жизнь! И сейчас она совершенно одна, ведь семья отказалась от нее! И она не была замужем при этом! На что и чем она живет, скажи мне? А впрочем, просто проваливай отсюда! — уже со слезами оттолкнула его и вскочила с кровати.
— Ты чего, Александрин? — растерялся он.
— Уходи, Августин! — отвернувшись, ответила я. — Я не хочу тебя видеть.
Почему я так завелась? Просто провела аналогию с собой. Кому я была нужна? Остались ли те, кто любит, несмотря ни на что? Вряд ли. Тот же Августин просил прощение лишь потому, что чувствовал за собой вину. Но пройдет время, и у него будет своя жизнь, в которой мне не останется места. Да и стремилась я к нему. Но ведь он любил Фаншетту. И, возможно, я поверю в силу этого чувства, если увижу все своими глазами.
— А, знаешь, сестренка, — Августин все еще не ушел, — пожалуй, ты права. Я должен попробовать. Не вернуть ее, нет. Просто помочь, — тихо закончил он и оставил меня одну.
Я же, приведя себя в порядок, отправилась к отцу. По традициям Равии, разведенная женщина имела право на единожды выданное содержание от семьи. Этого я и собиралась потребовать. Увы, без средств невозможно жить даже в нашем маленьком замечательном королевстве.
Герцог-целитель не удивился ни полному отсутствию магии во мне, ни моему требованию. Слава Одноликому, хоть он не вывалил на меня очередную порцию признаний. Лишь поинтересовался, когда я хочу уехать. А на мой ответ, что как можно скорее, попросил сделать это после маскарада. Три дня — небольшая отсрочка, потому я и согласилась.
И почти сразу же пожалела об этом. Очевидно, отец заранее подготовил аргументы для меня, и потому не остановился и после моего согласия.
— Ты же не пропустишь помолвку принца? — воодушевленно произнес он.
Глупая я! Глупая! Как могла допустить такое? Слишком долго пробыла среди людей в любовном бреду, что поверила? Оставила маленькую надежду, чтобы она прожгла дыру в груди?
Я стала слишком много плакать. Постаралась украдкой смахнуть их, но отец заметил. Нахмурился.
— В чем дело? — строго, как в детстве, спросил он.
— Ни в чем, — хлюпнув носом, ответила я.
Уже ведь видел, что плачу, чего теперь скрывать.
— Никогда ты не умела до конца послушать, — вздохнув, он встал и подошел ко мне. — Жениться собирается принц Раймунд.
— На ком? — слезы не прекращались.
— На джорманской принцессе, Лукинде, — протянув мне платок, ответил отец.
— А Астор? — замерев, спросила я.
— Он покинул дворец несколько дней назад, разругавшись с родителями.
— Почему?
— Они не одобрили его возлюбленную.
Оказалось, что я еще глупее. У Астора все время была возлюбленная! И потому он не хотел жениться на Лукинде! А я-то допустила, что из-за меня! Слова Бруна пагубно повлияли на меня. Я — Александрин Тариская, и я никому не нужна. Так было всегда, и будет вновь. Но лучше это, чем стать использованной, пусть и во благо королевства.
— Я поняла тебя, отец, — мгновенно успокоившись, проговорила я и встала. — Я отбуду в ночь маскарада, прощаться не стану.
Если он и хотел что-то сказать, появившаяся матушка не дала ему этого сделать. Она практически влетела в кабинет к отцу. Хоть это и сложно в ее положении, месяца так седьмого.
— Александрин? — удивилась она, но тут же приглашающе распахнула объятия.
— Не сейчас матушка, — увернулась я и прошла мимо, к выходу. — Поздравляю, — добавила, уже закрывая дверь.
Тут не было счастья для меня.
После разговора с отцом я долго не могла привести в порядок свою душу. Единственный раз пожалела о том, что мой дар больше не со мной. Закрывшись, я проплакала несколько часов. Громко, в голос, чтобы хоть как-то выплеснуть свою боль. И главное, я не понимала, когда допустила эту влюбленность. Да, я полюбила Астора. И это оказалось самым ужасным, что я когда-либо переживала. Все остальное просто меркло.
Мне не в чем было его винить. Никаких обещаний он не давал. А несколько поцелуев… даже с моим опытом не значили ничего. Но от этого не было легче!
Как?! Как перебороть себя, свое глупое сердце? А ведь никогда не возникало даже мысли о том, что мы могли быть вместе. Или за остальным я просто не заметила ее?
Почему, поняв, что Астор не мой, и никогда не будет, я вновь срывалась в плач? Зачем прокручивала в голове каждое мгновение наших встреч раз за разом? Отчего убеждения, что он и его семья виноваты во всем, случившемся со мной, и Астор просто не достоин моих чувств, не помогали?
Я не знала ответов. Мне просто было больно.
Когда кончились слезы, не стало легче. Только хуже. Ошибся Брун тогда, называя меня статуей. Окаменела я значительно позже.
То ли от усталости, то ли от переживаний — я уснула. Проснулась только к ночи. Если кто и приходил ко мне, я этого не слышала. Болели глаза и голова. Но все это ничто по сравнению с больной душой.
