— Устал за сегодня? — спросила я Дилана, завершив уборку.
— Немного.
— Хочешь, сделаю массаж?
— Нет. — твёрдо ответил он и снова завёл тему о недоброжелателях. — Я не лягу ни в какую клинику, пока эта история не кончится.
— Прошу тебя, не создавай мне дополнительных проблем. Ты тут ничем не поможешь.
Он тут же вскочил с постели, начал собираться и сказал, что переночует у себя.
— Стой! — я загородила ему проход. — Сядь, пожалуйста. — он попытался убрать мою руку с дверного косяка. — Дилан…
— Ты, наверное, привыкла к тому, что всё исполняется по твоему первому капризу. — ледяным тоном сказал он, и на моей руке как-то непроизвольно начали расти когти. От Дилана перемены в моём облике тоже не укрылись. — Я не намерен раз за разом терпеть твои выходки и не надо решать вопросы силой! Ты прекрасно знаешь, что я больше никогда не смогу превращаться.
— Прости. — полушёпотом произнесла я, но руку с дверного косяка при этом не убрала. — Я такая, Дилан. Раньше ты меня как-то терпел. Мы ругались, я уходила, но потом мы всегда мирились. Пожалуйста, не уходи сейчас, в этом нет смысла.
— А в чём он есть?
— В этом… — я прислонилась к нему и обвила руками его торс.
— Так кто были эти люди?
— Привет из Москвы. — неохотно ответила я.
Пришлось признать, что я наследила. Повышенное внимание к моей тёмной персоне абсолютно точно было связано со смертью Игоря Евгеньевича, похотливого мерзкого старикашки. Кто именно меня искал: родственники или коллеги, я не знала, да и не так уж это было важно.
— Господи… — почти одними губами произнёс Дилан и отстранился от меня.
Он сел на диван, около минуты провёл в раздумьях, потом взял свои вещи со стола, собрался и вышел. Сначала я хотела остановить его, затем подумала, что несправедливо было бы лишать его выбора.
«Ничего, остынет и вернётся» — мелькнуло у меня в голове. Мне вспомнились его недавние слова о том, как много я для него значу. Ничто не дрогнуло внутри: ни когда Дилан многозначительно молчал, ни когда уходил.
Спустя где-то полчаса раздался звонок в дверь: на пороге стоял Дилан.
— Пустишь? — спросил он.
Я распахнула дверь шире, молча дождалась, пока он снимет обувь и зайдёт в комнату, и только после этого высказалась:
— Давай покончим с этой темой раз и навсегда. Да, я занималась проституцией, но делала это вынужденно. Мне больше неоткуда было взять денег на поддержание твоей жизни. И, ты знаешь, это не такая уж большая цена за то, что я могу видеть перед собой тебя.
Дилан никак не отреагировал на мои слова, даже не шевельнулся.
— Если тебе слишком тяжело смириться с этим, я дам время подумать. — добавила я.
— О чём? — нарочито устало спросил он.
— Быть со мной или нет.
Он фыркнул в ответ:
— Ты права: давай прекратим этот пустой разговор. Я — спать.
Если бы Дилан мне изменил, я нескоро позволила бы ему прикасаться ко мне, поэтому я могла представить его чувства. Эти навязчивые мысли, что твой любимый человек был с кем-то другим… фу, мерзость.
— Хорошо. — выдохнула я. — Заберу у Максима ноутбук, уложу его и тоже спать.
Но Максим решил, видимо, что мне не до него и он может делать, что вздумается: залез на расправленную кровать с грязными ногами. Во мне всё закипело при виде подобного неряшества.
— Тебе самому не противно потом будет спать в грязной кровати? Или, может, ты сейчас пойдёшь и будешь стирать своё бельё? — ругалась я.
Он молча встал и пошёл в ванную, а я осталась в комнате: сменила постельное бельё и собралась продолжить нравоучительный разговор с ним.
— Максим, ты подводишь меня. Зачем ты так делаешь?
— Когда он появился, тебе стало плевать на меня!
— Ты правда так считаешь? Я работаю в две смены, чтобы ты ни в чём не нуждался. Ты захотел пойти с этого года в школу — я разрешила тебе; захотел домой — мы приехали домой! Тебя давно уже никто не обижает, ты не голодаешь, ходишь в нормальной одежде, играешь на компьютере, когда тебе вздумается! Что тебе ещё нужно? Чем я тебе не угодила? Раз ты такой капризный, с первого сентября пойдёшь не в школу, а обратно в детсад!
— Нет! — выкрикнул он.
— Тогда почему ты так себя ведёшь?
— Потому что я ненавижу его!
Опять. Мне захотелось как-нибудь обозвать его, но я взяла себя в руки, сделала шумный глубокий вздох и сказала уже спокойным грустным голосом:
— Он очень переживает из-за этого. Эх, а я-то думала, что ты умный мальчик и всё понимаешь. Маловат ты ещё для школы.
Я встала, направилась к двери. Максимка зашмыгал носом.
— Что-нибудь хочешь сказать? — строгим тоном спросила я.
Он разревелся в ответ.
— Подумай над этим. Завтра утром поедешь к бабушке с дедом, будешь размышлять над своим поведением. Вечером заберу тебя, по дороге расскажешь, что ты понял. Спокойной ночи. — я поцеловала его в висок и вышла.
С самой свадьбы Светы я чувствовала упадок сил, сейчас мне бы самой не помешала кружка отвара. Собственно, я пошла на кухню и сделала несколько глотков из бутыли, которую привезла из деревни.
Дилан уже спал или делал вид, что спит. Его я тоже поцеловала на ночь и легла рядом. На душе стало легче, я знала, что травка делает сон здоровым и крепким. А уж моим нервным клеткам хороший качественный отдых был жизненно необходим.
Утром Дилан отвёз Максима к своим родителям, а затем меня на работу. Понедельник выдался просто бешеный: весь день было буквально не присесть, пришлось отменить обед в связи с затянувшейся операцией. Одно было хорошо: я не заметила, как пролетело время. Только на выходе из больницы я всем телом почувствовала, насколько устала, и ещё раз с благодарностью вспомнила о травке-живице, которая в очередной раз оказалась как нельзя кстати.
Позвонила Дилану, узнала, что он дома, один; поехала забирать Максима, он уже ждал меня. Я поздоровалась со стариками, но не стала задерживаться у них ни на минуту. Максим боялся смотреть на меня и как-то подозрительно притих.
— Поговорим? — начала я.
— Я всё понял. — был ответ.
— Что именно ты понял?
— Ну… Что нельзя его ненавидеть, ты сердишься из-за этого.
— И это всё?
— Я не хочу, чтобы ты злилась на меня.
Хотя бы честно. Другого от шестилетнего ребёнка вряд ли можно было ожидать. Я решила ослабить напор, сменила тон разговора.
— Ну что, мир?
— Мир! — обрадовался Максим, похоже, он был сбит с толку этими размышлениями.
В моей голове родилась идея: посадить Дилана и Максима друг напротив друга и заставить поговорить, хотя бы ради того, чтобы они перестали бояться и стесняться друг друга.
— Как планируешь провести завтрашний день?
— Играть в компьютер.
— К бабушке с дедушкой не поедешь?
— Неа. — уверенно сказал он. Честно говоря, так я и думала: Лидия Николаевна наверняка старалась усадить его за какое-то скучное монотонное занятие и приставала с наставлениями.
— Завтра проведёшь день с отцом. Возражения не принимаются. Истерик не устраивать. Он сильно болеет, поэтому, пожалуйста (обращаюсь к тебе, как к взрослому человеку), разговаривай с ним спокойно, приветливо.
— Ну мама…
— Или ты боишься?
— Нет!
— Бояться — это не плохо. Плохо — бояться признаться себе в этом. — я остановилась и наклонилась к нему. — Послушай, он больше не обидит тебя. Ты заметил, как он изменился? Он — твой папа, и он любит тебя так же, как я.
Максим надул губы и нахмурил брови, я в очередной раз поняла, что вот так запросто помирить их не получится.
Мы двинулись дальше, около часа простояли в ожидании автобуса, а потом я чуть не проспала нашу остановку.
— Мама, а ты тоже болеешь? — поинтересовался Максим.
— Нет, сын, просто очень много работы. Тебе что-нибудь купить на завтра?
— Я хочу пиццы.
— Пицца будет после зарплаты. Давай что-нибудь попроще.
— А когда зарплата?
— Десятого числа.
