— Что с тобой? — спросил Томас, ласково поглаживая мою спину.
Это было приятно, не скрою, но не успокаивало. Ни ритуалу, ни гейсу не было никакого дела до того, что Томас серьезно ранен и что я вовсе не хочу заниматься сексом в сырой и холодной темнице, да еще когда рядом находится Билли и, возможно, все слышит. Соблазн ответить на призыв Томаса был так велик, что я намертво вцепилась в грубое одеяло, чтобы унять дрожь в руках.
Я упорно заставляла себя думать о своей проблеме. Я уверяла себя, что смогу передать свою энергию кому-нибудь другому, вот только кому? Не было возле меня таких личностей, которые сумели бы противостоять кругу или Приткину, не было такого человека, кому я бы полностью доверяла. Шла война, а от мысли, что энергия может попасть в руки Майры, я холодела.
Томас обнял меня и прижал к себе. Моя рука сама потянулась к его золотистому стройному бедру и принялась его поглаживать. Как это легко — отдаться своему чувству и утолить голод, мучивший меня уже давно. Да и какая разница? Круг пытался меня убить, как им теперь верить? Если взглянуть на ситуацию с их точки зрения, то куда проще раз и навсегда устранить претендентку на трон, чем возиться с ней. Выходит, я обречена, а раз так, то не лучше ли занять наиболее выгодную позицию? Особенно когда имеешь дело с Майрой.
— Ты уверен, что не ошибся? — спросила я Томаса. — Завершение ритуала может привести к серьезным последствиям. Маги…
Томас нежно коснулся кончиком языка моей кисти.
— Уверен.
— Но если…
Он криво улыбнулся.
— Кэсси, ты прекрасно знаешь, кто за мной охотится. Неужели ты думаешь, что мне есть дело до круга?
Все правильно. И сколько бы я ни пыталась убедить себя в обратном, я по-прежнему питала к Томасу чувства — вернее, к тому Томасу, каким я его всегда считала. Вряд ли вампир, помнящий падение империи инков, имеет что-то общее с симпатичным пареньком, которого я когда-то встретила на улице. Настоящего Томаса я не знаю — того Томаса, которым управляет Сенат. Но сейчас мы одни. Пусть мы сидим в темнице, все равно сейчас мы свободны. И Томас, судя по всему, меня хочет.
— Выбор за тобой, Кэсси. Ты знаешь, что я к тебе чувствую.
Я заглянула ему в глаза.
— Знаю? Луи Сезар приказал тебе прийти ко мне, и ты пришел. Чтобы делать свою работу.
Руки Томаса замерли.
— А сейчас я тоже делаю свою работу, Кэсси? Или ты думаешь, что я тебя разыгрываю, когда уговариваю принять ненужный тебе титул?
— Нет, я так не думаю.
Вампиры реагируют на боль примерно так же, как люди, но кто из людей позволил бы сделать с собой такое? Никто и никогда.
Томас вновь прижал меня к себе.
— Ты думаешь, что я пытаюсь выслужиться перед консулом?
Я молчала. Один раз он меня уже предал, хотя я и пыталась себя уверить, что сделал он это из благих побуждений. А если нет? Я же знала, что Томас — прекрасный актер, как все древние вампиры. Если у них нет врожденного актерского таланта, они приобретают его за долгие годы жизни. Однако играть со мной сейчас ему было незачем. Даже если Сенат вздумал замести следы и отозвать Томаса, то сам Томас этого не хотел. Его главная цель — избавиться от власти своего хозяина, чтобы затем убить Алехандро. Не знаю, насколько нуждался во мне Сенат, только затевать войну еще из-за одного вампира он явно не собирался; зачем ему воевать на два фронта? Выполнить просьбу Томаса Сенат не мог, а за меньшее продавать меня Томас не станет.
— Нет, — призналась я, — я так не думаю.
— Но ты мне не доверяешь.
Я не ответила. А что я могла ответить? Честно говоря, он был прав.
Томас зло засмеялся.
— Да ладно, в чем тебя винить? Когда-то ты мне доверяла, а я тебе лгал, так что теперь все, что бы я ни сказал, для тебя одни слова — и больше ничего.
— Ну и что, мне все равно нравится тебя слушать.
Томас усиленно старался объяснить мне причину своего предательства, но ничего не говорил о нас, а мне так хотелось услышать, что между нами была не только ложь.
Он нежно поцеловал меня в шею.
— Всю жизнь возле меня находились только те, кому что-нибудь было от меня нужно. В юности я был обязан защищать и мстить. Потом, когда я стал вампиром, я должен был хорошо воевать и знать те земли, на которые Алехандро не имел никакого права. Для Луи Сезара я был просто добычей, очередным доказательством его могущества. — Томас ласково водил рукой по моим волосам. — И только ты относилась ко мне как к человеку и ничего не требовала взамен. Te amo, Кэсси. Те querre para siempre[17].
Я не говорю по-испански, но смысл этих слов я уловила. Когда-то я отдала бы все на свете, только бы их услышать, причем неважно, на каком языке, но сейчас все было по-другому. Я даже не могла определить, что чувствую, не то что выразить это словами.
— Томас, я…
— Не надо, я хочу запомнить все так, как есть. Скоро мне придется уйти, и я не хочу напоследок услышать ложь, какой бы красивой она ни была. В Сенате одна ложь, и только это… — он лизнул мою щеку, — настоящее.
— Ты не вернешься, Томас! Я же сказала, мы тебя спрячем!
Он от души рассмеялся.
— Малышка Кэсси вечно кого-то жалеет, кого-то спасает. Это ведь я должен тебя спасать, ил и ты забыла? Как там говорится в сказках? — Внезапно его лицо потемнело. — Впрочем, почему бы и нет? Я ведь ни разу тебе не помог.
— Ты спас меня от головорезов Тони, или это уже не в счет?
Тони послал свою банду в ночной клуб, где я работала. Им не удалось меня схватить, поскольку меня охранял Томас, присланный ко мне Сенатом. Я не забыла, что Томас спас мне жизнь, а он, возможно, забыл, раз говорит об этом так небрежно.
— Ну и что? Ты бы и сама прекрасно справилась. Кэсси, если ты сомневаешься в моих чувствах, позволь мне доказать их на деле! — горячо добавил он.
Я провела рукой по его густым волосам. Титул пифии накладывает на человека массу ограничений, зато дает право свободно высказывать свое мнение. Став пифией, я приобрету возможность управлять своей жизнью — чего мне никогда не позволял гейс.
— Ты ранен, тебе будет больно, — сказала я, прислушиваясь к учащенному дыханию Томаса.
Хозяин первого уровня способен залечивать любые раны, но Томасу было еще далеко до выздоровления.
В ответ послышался веселый смех.
— Гораздо больнее видеть тебя каждый день, чувствовать твой запах и не иметь возможности к тебе прикоснуться. Я прожил рядом с тобой полгода и ни разу не видел твоего тела. Я навсегда запомню эту минуту, — закончил он, проведя рукой по моему бедру.
— Я не хочу делать тебе больно, — повторила я, стараясь говорить как можно увереннее.
