— Нина Петровна, — Люся снова схватилась за телефон, — найдите нам на вечер какого-нибудь мастера на дом. Ногти-когти-брови, кончики подровнять, волосы покрасить. В розовый. Нет, в оранжевый. В общем, что-то такое. Устроим с вами девичник! Говорят, Новый год скоро. Говорят, завтра у меня корпоратив.
— О, я закажу тебе новое платье, — оживилась старушка, обожавшая интернет-шопинг, — и туфли! И белье красивое, да?
— Только в моем стиле, а не в вашем. Ненавижу классику, вы же знаете.
— Эпатаж и устрашение, — захихикала она, — как же, как же! Без кружев и цветочков. А то вдруг кто-то увидит в тебе симпатичную девушку! Паша, между прочим, любит все женственное.
— Вот пусть он и носит кружева с цветочками, раз любит. А мне пора, целую крепко, ваша репка.
И она понеслась в университет к кащу-антропологу.
— А ведь вы знали, Людмила Николаевна, что к нам прибудет коркора, — хитро сказал ей профессор, когда она появилась на пороге его кабинета. — Знали и молчали!
— Ну, чего вас было заранее пугать.
— А я и не испуган, — ответил он и явно солгал. — Марина Сергеевна Соловьева — блестящий историк, опытный педагог. Но вот студенты… студенты, конечно, волнуются. Так чем я обязан на этот раз?
— У меня опять вопрос по коркорам, — Люсе некогда было ходить кругами. Ее Носов живьем слопает, если она не приедет к обеду. — Вернее, по древним коркорам. Вы знаете, зачем трехглавые чудища людей жрали и деревни сжигали? Ну, в смысле, у них была какая-то рациональная цель или они были просто тупыми кровожадными ящерами?
— О, — антрополог изумленно уставился на нее, — чрезвычайно широк круг ваших интересов, Людмила Николаевна.
— А мы с писателем Антоном Вешниковым придумываем сюжет для его новой книги. О любви благородного яга и злобной коркоры. Историческая драма.
— Скорее уж историческое порно, — засмеялся он. — Читывал я вашего Вешникова, было дело. Разумеется, из научного любопытства.
— Разумеется.
— А на ваш вопрос у меня нет ответа. Коркор демонизировали, общество и церковь не допускали даже малейшего сочувствия к ним. Понять своего врага — значит простить его. Поэтому никаких двузначностей. И уж точно никто не лез в головы ящерам, чтобы понять их мотивацию. Может, и знали тогдашние яги правду, но исторически это никак не было зафиксировано. «И вышли коркодилы лютые из реки и путь перекрыли, людей много покусали, и ужасались люди и молили бога по всей земли. И одни спрятались, а других убили», — процитировал он по памяти. — Нам понадобилось триста лет, чтобы убедиться в том, что нынешние коркоры больше не жрут людей. Поэтому выбрали бы вы лучше другую тему для романа, в самом деле. Или хотя бы нынешнюю эпоху. Предубеждения как бич современного общества.
— Мы же любовный роман пишем, а не социальную прозу, — возмутилась Люся, которой отчего-то стало обидно за только что придуманную историю.
— Ну и не удивляйтесь потом, если читатели откажутся читать такой притянутый за уши сюжет. Коркора и яг, придумали тоже! Абсолютная дичь!
В контору Люся прокралась тихо, надеясь незаметно прошмыгнуть в свой кабинет и избежать расспросов об обыске, Синичке и прочих странностях.
Замерев в коридоре, она прислушалась: в редакции шли ожесточенные споры о графике дежурств на новогодние праздники.
Это были рутинные, ежегодные распри, которые удивительным образом заменили ей валерьянку.
Земля все еще крутится вокруг своей оси.
Жизнь продолжается.
Все более-менее обыденно.
Она улыбнулась сама себе и прошла в приемную.
— Вот, — сказала напряженная Ольга, — у тебя гости.
Виктор Дмитриевич, Ветров-папа, бывший губернатор, поднялся с диванчика для посетителей.
Усмехнулся:
— Поговорим, Людмила Николаевна?
Глава 31
— Людмила Николаевна? — холодно повторила Люся. — Помнится, при нашей прошлой встрече я была брехливой болонкой.
Ветров-старший поморщился, как от неуместного нарушения приличий.
— Сделай мне кофе, Оль, — попросила Люся, намеренно не предлагая ничего ему, открыла дверь в свой кабинет и коротко кивнула, приглашая внутрь.
У себя она небрежно скинула пуховик на диван и прошла за свой стол.
Ветров остался стоять, оглядываясь по сторонам.
Предлагать ему сесть Люся не собиралась тоже.
Пятнадцать лет назад она была зеленой девчонкой, которую легко было напугать и довести до слез. Пятнадцать лет назад ее трясло после встреч с охамевшим от вседозволенности высоким чином.
С тех пор нервы у Люси все-таки стали покрепче.
Она молча перебирала стопку документов на столе, не форсируя разговор и не желая начинать его первой.
Ее незваный гость некоторое время равнодушно скользил взглядом по фотографиям на стенах, по полкам с папками и разным хламом, по сваленным на угловом столе объективам, штативам и камерам. И покачал головой, будто удивляясь увиденному.
— Недооценил я вас тогда, — заметил он, — вас и вашего покровителя. За что и поплатился.
— Моего покровителя? — Люся, заломив бровь, откинулась в кресле. — Хотите сказать, что так и не удосужились выяснить, кто это?
Ей было до жути интересно, почему Великий Морж, будучи адъютантом Ветрова-деда, начал войну против его сына и внука.
Предполагал ли он тогда, что у его генерала (или какой там был чин у мужа Нины Петровны) сдаст сердце?
Надо спросить у Паши, сделала себе мысленную пометку Люся, он наверняка знает про эту историю больше, не зря так ненавидит Китаева. Ненавидит, однако, с пользой для себя — предложение о переводе с повышением все-таки принял.
— Так и не удосужился, — Ветров-старший криво улыбнулся, неуловимо напомнив одного марена, — однако все это старая история, теперь уже не имеющая ни малейшего значения. С какой-то точки зрения она даже пошла мне на пользу — иначе я бы так и сидел на бутафорском троне в провинциальном болоте… Власть, даже ограниченная, — мощный наркотик, и ломка бывает страшной. К счастью, нет такого поражения, которого не могли бы загладить деньги.
— Так у нас тут сюжет с моралью и счастливым финалом?
— До финала, я надеюсь, нам все-таки далеко. Как так получилось, Людмила Николаевна, что вы принимаете столь деятельное участие в жизни моей семьи?
— Очевидно, злой рок витает над кланом Ветровых… — начала было Люся замогильным голосом, потом спохватилась. Еще не хватало устраивать перед всякими представления. — Просто получилось, — она открыто и прямо посмотрела ему в глаза. — Я купила квартиру, а моей соседкой оказалась бесхозная, никому не нужная старушка с первыми признаками деменции, свойственной всем домовикам, потерявшим семью.
— Эти сказки вы Пашке рассказывайте, — вспылил Ветров. — Он лопух, уши развесит, а потом звонит с претензиями: ты знал, что бабушка была в плохом состоянии? Почему мы все ее бросили? А я точно знаю, что никого не бросал и мама была в нормальной форме. Мы с ней регулярно созванивались.
— Ну, значит, я вам вру, — пожала плечами Люся и вернулась к своим бумажкам, — в корыстных целях. Нацелилась на несметные ветровские сокровища! Теперь, когда вы лишили сына наследства, придется его бросить. Нищий марен со столбняком — это совершенно не то, чего хочет коварная девушка.
Он оторопел.
Люся, не глядя, размашисто подписала гонорары, потом опомнилась, принялась изучать цифры. Носова иногда заносило.
— Я надеялся, — начал Ветров сначала, — что мы поговорим как цивилизованные люди.
Вошла Оля, удивленно посмотрела на торчащего посреди кабинета бывшего губернатора, поставила рядом с Люсей чашку кофе и испарилась, весело блестя глазами.
Побежала докладывать обстановку в чатик.
— Виктор Дмитриевич, — проникновенно спросила Люся, — вы сейчас из-за чего именно переполошились? Что, по-вашему, я могу сделать с Ниной Петровной? Заставить переписать на меня квартиру? Украсть серебряные ложки? Организовать в ее доме притон?
