— И то, и другое, и третье, — ответил он без всякого смущения. — А больше всего мне не нравится, что вы слишком приблизились к моей семье. Я помню, чем может быть чреват ваш интерес к кому-нибудь.
— Переживаете за ваши тайны и секретики? — ухмыльнулась Люся, а Ветров разозлился.
— Стоит ли меня винить в том, что я совершенно не выношу людей вашего формата? По какой-то причине вы возомнили себя вправе разить и наказывать других, как будто являетесь истиной в высшей инстанции. Как вы себя при этом чувствуете, Людмила Николаевна? На вершине горы?
— Очень беспокойно я себя чувствую, — сказала она резко, — потому что понятия не имею, в чем именно заключается эта пресловутая истина. И все время спрашиваю себя, правильно поступаю или нет. За годы работы я пришла к выводу, что не существует объективного ответа. Поэтому нет, я не на вершине горы, а в выгребной яме из сомнений и ошибок.
— Ну и оставайтесь в этой яме, зачем тащить туда Пашку? Ему и так досталось по вашей вине.
— Ничего подобного, — Люся ощутила раздражение от того, что снова и снова ей приходится повторять очередному Ветрову про причины и следствия. — Паша пострадал по своей вине. Это он накосячил. Он сел нетрезвым за руль. Я ценю ваше желание навесить на меня всех собак, но не делайте из него невинную жертву, а из меня — злобную мегеру.
— Подумайте трижды, прежде чем опубликовать хоть что-то про нас.
Он совершенно не проникся ее речью и наконец-то перешел к угрозам. Давно бы так, а то тратит ее время на всякую ерунду.
— Ну зачем вы меня провоцируете, — широко улыбнулась Люся, — мы с вашим сыном только достигли шаткого перемирия. А теперь так и хочется посмотреть, что же вы станете делать, если я все-таки ткну палкой в это осиное гнездо из сомнительных бизнесов и серых схем.
— В городе еще остались люди, которые в состоянии поставить вас на место, — процедил он.
— Правда? А можно подробнее? Имена, фамилии, даты рождения?
— Считайте, что я вас предупредил, — буркнул Ветров и вылетел вон.
— Эй, — крикнула ему вслед Люся, — разве вам не полагается предложить мне сначала денег, чтобы я оставила вашу мамочку и вашего сыночка в покое?
Никакого от этих Ветровых проку.
Расстроенная, она отшвырнула ручку и взялась за кофе.
Что это было?
Какая-то тупая сцена из мексиканского сериала.
Люся не успела с головой нырнуть в работу, когда заглянула Оля:
— Люсь, видовики опять пришли. Принтеры проверяют. Камеры наблюдений смотрят.
— Ну пусть проверяют, пусть смотрят, — отмахнулась она, — не обращайте на них внимания.
— Во жизнь у нас, — вздохнула секретарша, — полиция как к себе домой шастает. Закроют нас, Люсь?
— Да что вы все заладили! Оль, повесь на доске объявление: «Портал никто не закрывает, не захлопывает, не закручивает. Все хорошо. Не бесите меня, Люся».
— Так у нас нет доски объявлений…
— Оля, блин!
И секретарша обиженно вернулась в приемную.
Домой Люся вернулась, как и обещала Нине Петровне, к половине восьмого вечера. Две девушки-мастера из салона красоты были уже здесь, раскладывали свои кофры и инструменты. Они не в первый раз приезжали на дом, старушка к ним привыкла и уже их не боялась.
— Дом, милый дом, — блаженно пробормотала Люся, разуваясь. — Нина Петровна, пахнет чем-то волшебным!
— Тарт с карамелизированными абрикосами и миндальным бисквитом, — откликнулась она, улыбаясь. — Сегодня же у нас девчачий праздник! Раздевайся быстрее, будем платьишки мерить! И шампанское я охладила.
Люся засмеялась, не удержалась и расцеловала оживленную, как счастливый ребенок, старушку.
— В выходные будем елку наряжать, — деловито сообщила Нина Петровна, — я заказала новые, совершенно очаровательные игрушки.
— Еще бы собаку завести, — заметила Люся как бы между делом. Она давно обкатывала эту тему, надеясь выманить свою соседку хотя бы во двор. — Да только кому с ней гулять…
Нина Петровна привычно сделала вид, что не расслышала.
Может, оно и к лучшему.
Нижним архам категорически не рекомендовалось заводить домашних животных.
Девочки ушли в половине одиннадцатого, а Люся с Ниной Петровной устроились на диване в ожидании, когда грязевые маски засохнут. И тут послышался звук поворачивающегося в замке ключа.
Похолодев, Люся схватилась за трость и вскочила на ноги, прислушиваясь. Руки вспотели. Телефон лежал где-то на кухне, и бежать за ним вдруг показалось невероятно далеко.
— Ты не пройдешь! — крикнула Нина Петровна довольно спокойно, и дверь, которая уже было начала приоткрываться, с грохотом захлопнулась.
Ходили слухи, что домовики практически неуязвимы на своей территории, но Люся впервые видела их видовые возможности в деле.
Черт, не того Ветрова она устроила на своем диване!
— Бабушка, опять ты за свои фокусы! — раздался сердитый голос из-за двери.
— Хм.
И дверь чуть-чуть приотворилась, ровно настолько, чтобы продемонстрировать злобную мареновскую физиономию.
— Фу, напугал, — отмерла Люся.
— Ну, и ты меня тоже, — заметил он неласково. Нина Петровна впустила его наконец в квартиру, и Ветров, примерившись, чтобы не попасть в глину, чмокнул Люсю куда-то в ухо.
— Что ты тут делаешь? — опомнилась она. — Обалдел совсем? Ты же лечиться должен!
— А я и лечусь… Люсь, ты бы отложила трость, что ли… Завтра придет медсестра и поставит мне капельницу. Назначения врача у меня есть… Чего там зазря валяться.
— Медсестра, значит, — рявкнула Люся, — теперь ты будешь ярилок в мой дом таскать?
Его кривой рот растянулся в улыбке.
— Ой, пора мне спать, — вдруг зевнула Нина Петровна и поспешила к себе.
Люся посмотрела ей вслед.
— Ты видел, как она дверь захлопнула?
— Еще бы. Чуть по носу не заехала.
— Ты знал, что она так умеет?
Ветров, пользуясь Люсиной растерянностью, просочился в гостиную и торжественно улегся на диван с видом триумфатора. Вот же зараза!
— Знал, конечно, — сказал он. — У бабушки никогда ничего не пригорает, не убегает и не засоряется. А открыть-закрыть окна и двери — для нее вообще раз плюнуть.
— У всех способности как способности, — пробормотала Люся с завистью, — и только я… лягушка!
— Да и лягушка из тебя так себе, — безжалостно заявил Ветров. — Где твои видовые поддержка и сопереживание? Пришла утром, отчитала меня как школьника и унеслась.
— Пашенька, — нежно прошипела Люся, которая терпеть не могла разговоров о том, что из женщин ее вида получаются лучшие жены. Как будто она функция, а не человек. — Мои поддержка и сопереживание заныканы до востребования и не рассчитаны на разных проходимцев, которые даже в больнице как следует полежать не могут. А если ты тут помирать соберешься или тебя судорогой скрутит?
— Ой, — простонал Ветров, — что-то голова закружилась. Мне бы теплого молока, детка, и какой-нибудь плюшечки.
— Тамбовский волк тебе детка, — обиделась она, но все-таки сходила на кухню, отрезала ему кусок тарта и даже молока с медом разогрела.
— Лапонька, — спросил он, принимая поднос из ее рук, — а ты так и будешь ходить зеленой? Самоидентифицируешься? Подаешь миру сигналы?
Со своими лапоньками и детками он, кажется, вышел на новый уровень омерзительности.
Люсю аж передернуло.
— Когда ты узнал обо мне и Великом Морже? — спросила она, усаживаясь на пол перед диваном и любовно обнимая трость. Она настолько с ней сроднилась, что без нее чувствовала себя беззащитной.
Пришло время Ветрову кривиться от отвращения.
— Люся, я же ем, — возмутился он, — а ты про такие пакости… Не очень давно. Сложил два и два, когда он внезапно объявился по месту моей службы у черта на куличках. Так и так, сказал, серия, повышение, безопасность Людмилы Осокиной, переезд в квартиру бабушки. И главное, все так по-свойски, типа старый друг семьи, типа мы же тут как добрые знакомые беседуем. И тут я ка-а-ак понял, откуда у сопливой студентки была такая поддержка с тыла, что она даже моего отца свалила.
