— Графиня, не забывайте, на кону ваша репутация, — промурлыкал Дэниэль, возвращая меня из мира фантазий.
— Ну, хорошо, целуйте, — прошептала я с таким видом, будто рублем золотым одарила соблазнителя.
Мне даже удалось прикрыть глаза, выпятить губы бантиком и застыть с выражением снисходительности и обреченности на лице. Словно я нисколько не желала этого поцелуя, а уступаю лишь только под давлением непреодолимых обстоятельств. Из-под полуопущенных ресниц я увидела, как бешенство загорелось в глубине глаз Дэниэля, как с огромнейшим трудом он подавил это чувство, и его лицо вмиг превратилось в непроницаемую маску с плотно сжатыми губами. Я едва сдержала торжествующую улыбку при мысли, что все-таки сделала этого нахала и сердцееда. Мне даже удалось невозможное — хотя бы правдоподобно изобразить то, что я не пала жертвой личных чар и обаяния Баринского. Но мое торжество длилось не долго. Дэниэль с силой вдавил меня в скалу и жарко прошептал мне на ухо ледяным тоном:
— Разве я вам сказал, что поцелую вас именно сейчас. Оставляю за собой это право в любое время.
От этого страшного голоса по моей спине прошелся мерзкий холодок, и я в полной мере осознала, во что вляпалась. Теперь Дэниэль сделает все возможное, чтобы скомпрометировать меня этим поцелуем, и мне еще не раз придется пожалеть, что ломала эту глупую комедию. Опасение сменилось чувством острого разочарования и досады на саму себя, но мне было нелегко признаться себев том, что больше всего на свете я хочу поцелуя с Дэниэлем. В этот момент сильная рука Баринского наконец-то отпустила мою талию, и я воспользовалась этим преимуществом. Мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы быстро добраться до берега. Пошатываясь, я вылезла на гальку и устремилась за валун, где осталась одежда. Меня нисколько не заботило, что нижнее белье облепило мое тело и Баринский, наблюдавший за мной, прекрасно видел каждый изгиб, и мне не было до этого никакого дела.
"Твою мать, судя по тому, как он лупится на меня, сразу видно, что мужик сроду не видел барышень на пляже в бикини" — мысленно выругалась я, но едкое замечание не развеселило меня.
Очутившись за валуном, надежно скрывавшим меня от пронзительного и непонятного взгляда князя, я обессилено опустилась на нагретую солнцем гальку и, привалившись спиной к огромному камню, закрыла глаза. Странный разговор с Баринским отнял у меня последние силы, и теперь мне оставалось лишь лежа обсыхать на солнце, мечтая исчезнуть из чуждой мне эпохи. Немного просохнув, я решила убираться отсюда восвояси. Отжав белье, мне удалось натянуть на себя рубаху, платье, а на влажную голову чепец. Обув старые туфли, торопливо вышла из-за валуна и, ни разу не оглянувшись на море, устремилась к тропинке ведущей наверх.
— Габриэль, — сзади меня послышался плеск воды.
Это князь торопливо вышел из моря, и теперь он стоял за моей спиной, и лишь только узкая полоска галечного пляжа отделяла нас друг от друга. Я остановилась, но даже не обернулась к нему лицом. Это было всего лишь проявлением элементарной вежливости с моей стороны. Ведь я — не Баринский, чтобы пялиться на людей в неглиже.
— Да? — негромко отозвалась я, чувствуя спиной его горящий взгляд, прожигающий меня насквозь.
— Я приеду сегодня вечером к семи в ваш дом… Официально…
Я лишь равнодушно кивнула, пожала плечами и резко сорвалась с места. Не знаю, что означало последнее слово князя в этом веке. Но лично у меня эта реплика вызвала лишь только недоумение и закономерную волну вопросов и догадок.
Лишь только по дороге в дом чувство тревоги вернулось ко мне в полной мере, вытеснив все остальные чувства. Мне оставалось лишь только мысленно молиться о том, чтобы мое отсутствие заметила лишь только Мила. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и уже наступил августовский зной. На моем пути попалось несколько повозок, груженных сухим золотистым сеном для домашней скотины. Деревенские мужики и возничие принимали меня за простую горничную и не скупились в грубоватых словах восхищения, коими выражают простые мужики слабость к прекрасному полу. Я лишь тихонько посмеивалась, и ловко укорачивалась от смуглых натруженных рук ладных парней едущих с раннего покоса. На задний двор я попала тем же путем — через большую прореху в плетне. Теперь задний двор был самым оживленным местом. Вокруг царила такая суматоха, как на пожаре, что я даже испугалась. В мою душу даже закралось опасение, что происходящее лишь только из-за моего исчезновения.
Я осторожно пробиралась к дверям черного хода, стараясь быть незаметной. Но слуги, приняв меня за свою, даже не пытались остановить. Для верности я опускала вниз голову, чтобы мое лицо внезапно не узнал кто-то из слуг. Мои ноги несли меня вверх по лестнице, а бордовая ковровая дорожка заглушала мои торопливые шаги. В апартаменты настоящей Габриэль я прошла безо всяких казусов. В спальне к моему растущему удивлению я обнаружила Милу. Горничная сидела на полу посреди комнаты и тихонько плакала, и, когда увидев меня на пороге комнаты, она тихо вскрикнула от радости, всплеснула руками и кинулась ко мне.
— Мила, что-то случилось? Почему ты плачешь? — поинтересовалась я, когда служанка стаскивала с меня пыльное платье и мокрый чепец.
— Пошто вы обрядились так, барышня? Почаму без меня-то ушли к Марии? — вопрошала всхлипывающая Мила, стаскивая с меня рубаху. — Я ужо думала, шо то з вами приключилось… Дорога важкая до ведьмы-то…
— Все хорошо, Мила, — я попыталась успокоить рыдающую горничную.
Я обернулась к девушке и взяла ее за плечи, словно этот жест успокоил бы ее. Как ни странно, мое прикосновение возымело нужное мне действие. Девушка затихла, перестала плакать и наконец-то успокоилась. Мила медленно закрыла, потом открыла глаза, а в глубине ее зрачков затаилось беспокойство, и этот момент несказанно насторожил меня.
— Послушай, Мила, маман Элен уже проснулась? — озвучила я свое главное опасение.
— Да, — тихо прошептала горничная. — Их милость проснулись ужо давно.
Меня обуял ужас, а что если мадам Элен поняла, что меня нет, и я куда-то ушла без должного сопровождения. Ведь недаром же Дэниэль Баринский так торговался за свое молчание. Все внутри похолодело, словно я выпила залпом стакан ледяной воды.
— Она узнала, что я ушла рано утром? — прошептала я срывающимся голосом, а перед глазами поплыли сцены допросов и походов к психиатру.
