Только спустя несколько секунд я замечаю рядом с Бронсоном Алана и генеральских солдат.
Взгляды всех, кто находится напротив нас, сосредотачиваются на мне и Габриэлле. При этом на лицах генерала и Алана отражается беспокойство, физиономию Флореса перекашивает от злобы.
— Взять их, — рычит он сквозь стиснутые зубы, не сводя с нас убийственного взгляда.
К нам тут же направляются не только головорезы Оскара: приказ привлекает к нам внимание и динатских солдат. Часть из них резко оборачивается с автоматами наготове, и я вновь машинально заслоняю собой Габриэллу, но в эту секунду раздаётся крик Бронсона:
— Стоп!
— Взять! — повторят озверевший владелец Шахты, но в это мгновение все разом оборачиваются к входным дверям, которые с шумом разъезжаются, и в комнату входит целая группа, во главе которой, окружённые полупрозрачными защитными щитами, следуют… динаты.
«Кто именно едет в Третье крыло? — Нефрит. — Могло быть и хуже. Главное, что не Фельдграу. — Насчёт него не беспокойся. В этот день динат будет выступать в Эпицентре».
Либо мы стали Эпицентром, либо у станции сместился центр притяжения, либо, что более вероятно, у нас просто были ложные разведданные.
Разговор с Бронсоном проносится в моей голове за доли секунды. Забавно до жути, потому что перед собой я вижу не только Нефрит с отвратительной бородавкой над губой, но и других динатов: двоих молодых мужчин со смазливыми лицами, которые даже сейчас расплываются в улыбках, толстяка с непримечательным лицом, лишённым морщин.
Я вижу даже самого Фельдграу. Человека, который выглядит, как киборг из детских страшилок…
Ничто и никто не спасёт Габриэллу, если этот конченный придурок Оскар Флорес прямо здесь и сейчас прокричит, кто она такая.
Моё сердце уходит в пятки. Я чувствую, как дрожит в моей руке ладонь землянки, как эта дрожь передаётся всему её хрупкому телу.
Однако Оскар не успевает даже открыть рот: динаты и их конвой останавливаются, Фельдграу сосредотачивает взгляд на владельце Шахты, и красный глаз внимательно сканирует парня, пока по телу Оскара не проходится свет, напоминающий луч лазерной указки.
— Флорес, ты совсем потерял голову? — хриплым, прокуренным голосом спрашивает главный динат. Тон совершенно лишён каких-либо эмоций, и в сочетании с тем, как тихо говорит Фельдграу, это производит угрожающее впечатление. — Мне доложили, что последнее время ты слишком много стал себе позволять.
— Разрешите мне всё объясн… — начинает лепетать Оскар, но Фельдграу со скучающим видом поднимает руку, призывая к молчанию.
Динат оборачивается и смотрит на Бронсона. Тот напряжённо сглатывает, и кадык двигается вверх-вниз.
— Думаю, нужна поддержка, Генри. Ты мог бы и сам вызвать подкрепление.
— Я подумал, что…
— Позже обсудим, — прерывает главный динат. — Сначала я должен всё здесь проверить. Каждый. Уголок.
Взгляд Бронсона тут же машинально перепрыгивает на нас с Габриэллой, и это серьёзный промах, который может стоить землянке жизни, потому что луч лазера сразу же перемещается на мою грудь — единственное, что отделяет Габи от любопытства Фельдграу. Сердце в моей груди стучит дико, и я надеюсь, что динат не научился видеть сквозь плоть и невооружённым ухом слышать биение чужой жизни.
Фельдграу чуть приподнимает бровь, но тут же берёт себя в руки, и его лицо вновь становится непроницаемой маской. Он едва заметно кивает, но этого достаточно, чтобы я, несмотря на свою молчаливую смерть, уверенным шагом направился к двери в коридор, ведущий в соседнее здание.
— Потом поговорим, — шуршит голос Фельдграу, когда мы на мгновение оказываемся в опасной близости. — Начни с Солнечной печи.
Я киваю.
Взгляд дината на мгновение падает на наши с Габриэллой переплетённые ладони, а потом поднимается вверх на её лицо, но я уже резко поворачиваюсь, и мы спешим к заветной двери. Мои плечи сводит от напряжения, я чувствую на себе множество взглядов, но самый тяжёлый — главного дината — ощущаю почти физически.
Доли секунды оказывается достаточно, чтобы я увидел Ньюта Оутинса. Меня не удивило, когда я узнал, что он в курсе дел генерала Бронсона. Не поразило, когда несколько часов назад я увидел его смотрящим вслед моей Виктории. Так что едва ли возникают вопросы, когда вижу серого кардинала прямо здесь, перед собой — рядом с динатами. От необходимости отчитываться перед моим отцом о делах в Третьем крыле Ньюта Оутинса ещё никто не освобождал — сделать это может только сама смерть…
Не теряя ни мгновения, я рывком открываю дверь и первой пропускаю в коридор Габриэллу. Ощущая за своей спиной движение, быстро оборачиваюсь и с облечением понимаю, что за мной следует Алан. Мы выходим в коридор и закрываем за собой дверь.
— План номер два, — шепчет Джонс, когда мы переглядываемся, и начинаем двигаться по коридору едва ли не бегом.
Да уж, о плане номер один можно забыть.
Когда мы достигаем середины коридора, то замираем, прислушиваясь к приближающимся шагам. Первым реагирует Алан, догадавшись, что, кто бы ни показался в этом узком пространстве, проблем не избежать.
— Мать его, — тихо ругается Джонс, и мы останавливаемся с двух сторон от Габриэллы.
— Пчёлы, — с облегчением произношу я, когда в коридоре появляется группа людей, лица которых скрыты масками химзащиты.
Впереди них идёт Даниэль: его лицо тоже скрыто, но нетрудно узнать парня по ленивой походке, которая удивительным образом напоминает о его хитрой улыбке, которая наверняка возникает на губах даже сейчас, под маской.
Я уже делаю шаг навстречу, когда в наушнике вдруг слышатся помехи, а потом голос Лоры:
— Не получится, — предупреждает она напряжённо. — Ваши на подходе. Нападай.
Я не успеваю произнести ни слова, как за спиной распахиваются сразу несколько дверей, и в коридор забегают люди генерала. Голос Лоры в наушнике кажется далёким:
— Значит, план номер три.
План, который пугал меня больше всего.
Конец связи.
— Драться в ближнем бою, — шепчет Алан, видимо, тоже получив послание Лоры. Он поворачивается к пчёлам, как и я. — Как ты это не любишь, да? — насмешливо спрашивает Джонс, подначивая и меня, и себя.
Драться в ближнем бою я просто ненавижу. Но молчу и отчаянно избегаю того, чтобы повернуться и взглянуть на Габриэллу: она даже не касается меня, но я почти физически ощущаю её ужас. Я смотрю на Даниэля, и, хотя почти не вижу его глаз, догадываюсь, что в них отражается досада. Придётся бить своих.
— Важно — добраться до конца коридора, — шепчет Алан задумчиво, а потом дополняет: — Чёрт, для тебя здесь маловато места.
Да уж, не особенно просторно: коридор слишком узкий, чтобы развернуться.
Как только люди генерала оказываются прямо у нас за спиной, с другой стороны коридора, за пчёлами, появляется ещё одна группа, и мятежники, оказавшись между двумя вражескими лагерями, расступаются в замешательстве, прислоняясь к стенам. Люди Флореса.
Мы зажаты в длинном узком коридоре. По крайней мере, ни у кого в руках нет оружия, а значит, нас приказано поймать живыми. За моей спиной — дрожащая от страха Габриэлла и хорошо обученные люди генерала. Впереди — пчёлы, ни один из которых, скорее всего, не рискнёт на меня нападать. Головорезам Оскара вообще нет смысла доказывать, что они отвратительные воины, но здесь мало места, а другого хода нет — значит, придётся пробиваться сквозь толпу.
Я поворачиваю голову, но взглядом продолжаю следить за мятежниками и людьми Флореса.
— Иди прямо за нами, — шепчу Габриэлле, выпрямляясь в полный рост. Чувствую, как моё тело напрягается и расслабляется одновременно.
— А вот теперь становится весело, — задумчиво шепчет Джонс, но ответить я не успеваю.
Люди Оскара и пчёлы срываются с места одновременно и нападают друг на друга и на нас.
Первый, кто добирается до меня, выбрасывает вперёд руку. Он ниже ростом и надеется ударить меня в горло. Но я с лёгкостью перехватываю кулак, а другой ладонью крепко сжимаю бойца под локоть и с силой выкручиваю его руку. Он стонет и падает на колени. Резкий удар локтем по шее — и человек валится без сознания.
