Его язвительность я пропустила, не до нее. Происходило что-то странное, что ни в одни логические рамки не укладывалось и требовало хоть какой-то ясности.
— Я сейчас выйду, вернусь и ты объяснишь, что я знаю.
Как назло, «нюхачей» разобрало показать собственную значимость и меня они минут пять не замечали, так увлеклись изучением фонарного столба. Возможно, не замечали бы дольше, не привлеки я их внимание открытым окном. Тут же заметили. Идея, кстати, была не очень. Еще несколько минут мы решали возбраняется мне или нет проветривать помещение. Пришли к выводу, что возбраняется не проветривать и окно должно остаться открытым. Хлитово, но… Все равно собиралась.
— Ылха, спой.
— Рына не убьют. Другую спою, веселую.
Отличий веселой песни от прощальной мой слух не улавливал. То ли у зеленокожей они выходили на один манер, то ли разница была постижима лишь оркам. Дверь этот вой приглушала не слишком, зато открытое окно не приглушало вовсе, пела Ылха на лестнице. Надеюсь, «нюхачи» концертом остались крайне недовольны.
— Театра было мало, ты добавила цирк? На инструктаж бегала?
— Райн, давай объявим перемирие и попробуем разобраться.
— Уже пробовали. Хлитово получилось.
Все-таки нервы у меня не орочьи, я сорвалась. Не в крик и не в истерику, хотя апатия тоже своего рода истерика. Мне все стало безразлично, не осталось ничего, лишь безысходность и усталость.
— Хлитово? Хлитово, Райн. Все хлитово. Полная хлитова бездна и мы на ее дне. Ну и к хлиту! — я подобрала подушку, Ылхой брошенную там, где призыв петь застал, положила перед Райнаром. — Отдыхай. Почему ты не ушел в Маршевском? Одним хлитом было бы меньше.
Вопрос про Маршевский лес был риторическим, не подразумевающим ответа и обращенным не к Льянсу, а так, вообще, к закону непременного вклинения несчастливых случайностей в планируемые действия, считающемуся несуществующим и регулярно проявляющемуся вопреки своему несуществованию. Райн ответил. Отрывисто, словно сопротивляясь своим же ответам:
— Сам не ушел… Объект… Задание…
Логично. Его самовольство на оккупированных территориях с логикой совмещалось хуже. А объединить задание и месть за Мэлу вполне мог. Не исключено, что для ГУВРа это не было секретом, могли одобрить ликвидацию. Думалось об этом вяло, похоже, я совсем исчерпала резервы… всего. И ничто меня не касалось, не пробивалось сквозь апатичное безразличие.
— Ясно. Да что теперь… Сложилось так, уже не переиграть. Отдыхай, Райн. Я не буду мешать.
Я уже подошла к выходу и за ручку двери взялась, и на его:
— Зачем это все, Вайралада?
сказала, не оборачиваясь, то, что говорила все эти годы себе:
— Не хочу, чтобы Сартар считал себя плохим учителем.
Сказала просто, чтобы что-то сказать, без всяких мыслей и дальних посылов.
— Сартар погиб в сороковом.
Война беспощадна, она не ведает жалости, ей нет разницы, кого забирать. Мы всегда это знали. Знали, что мы будем терять и нас будут терять. Знать можно. Легче от этого не становится. Чаршон Сартар. Восемь лет назад. Для меня — только что.
Апатии больше не было. Были глухая тоска, боль и необходимость быть рядом с тем, кто поймет, кто чувствует то же. Я медленно вернулась к Райну, опустилась на пол возле него. Слова давались так же тяжело, как ему недавно, а голос звучал ровно, опыт сказывался, восьмилетний опыт Киллитенса.
— Где?
— Мардол. Последний раз на связь выходил оттуда. За месяц до твоего предательства.
Не так. Из Мардола Сартар ушел, я это знала точно. И не за месяц, день в день. Сроки сбивались из-за Киллитенса. Не смогли они раньше похвалиться ценным приобретением, вид приобретения не позволял предъявить его на всеобщий обзор, ломал легенду о добровольном сотрудничестве и бесчисленных благах за него причитающихся. Только теперь это не имело значения. За восемь лет Чаршон не нашел бы способ вернуться лишь из-за Грани. Можно было бы… а может, и нужно признать, что в его гибели повинна я. Не задержись он в Мардоле или уйди из него незаметно, как планировал, все сложилось бы по-другому. За такие мысли первым меня осудил бы сам капитан Сартар. «Три часа дорожки, Эргон. Мозгов не добавляет, но неплохо помогает их прочищению». Как же далеко, бесконечно далеко, осталось то время, когда самым страшным наказанием за ошибки был бег с препятствиями. На тех дорожках, по которым мы бегали теперь, стояли не стены и не ямы с водой, а платой за ошибку была жизнь. Хорошо, если только своя.
— Больше ни о ком спросить не хочешь? Уптол в сорок первом, Ларс и Тани в сорок третьем, Одош в сорок четвертом, Лотай, Энак, Лека в сорок шестом…
Их было много, тех, кого больше не было. В памяти вставали лица и смех. Почему-то вспоминался именно их смех, так ярко и четко, будто смеялись они здесь и сейчас… Те, кого больше не было и больше не будет. И я очень не хотела, чтобы этот список пополнило имя Льянса.
— Райн… Хлит!
За стеной сухо щелкнул выстрел, полыхнул и приложил меня отдачей барьер, вскрикнула Ылха. Я кое-как поднялась на ноги, побрела к выходу. В глазах стоял туман, все расплывалось и двоилось, из носа текла кровь.
Зеленокожая распласталась на площадке по всем правилам военного искусства, закатившись в укрытие стены и прикрыв голову руками.
— Цела?
По тому, как меня шарахнуло, барьер выдержал, но мало ли. Неразборчивый всхлип-завывание за положительный ответ принять можно было лишь с натяжкой. Ну… По крайней мере, жива. С остальным позже разберусь.
Лестницу я одолела, а на подоконнике, практически, повисла, и выяснять причину стрельбы начала не сразу, пыталась отдышаться. Магическая отдача на заблокированную магию — вещь крайне неприятная, мягко говоря. Впрочем, выяснять и не потребовалось, сами прояснили.
— Не заткнешь свое животное — пристрелю.
— У Вас есть распоряжение на мое убийство, капитан Илкних?
Смотреть после смеха погибших ребят на «нюхачей» оказалось не легче, чем в первые дни. И говорить с ними… Не так с ними говорить надо, не хлюпая кровоточащим носом и едва слышно выталкивая из себя слова. Правда, впечатление на них я все равно произвела, хоть и не то, что хотелось бы. Но результат вышел тот же самый: страх.
— Распоряжений на твое убийство не поступало, орк на наше усмотрение… Бэс! Что с Вами, майор Эргон?
— Попросите лошадь двинуть Вас копытом, капитан Илкних, поймете, — этого, конечно, делать не стоило, но… В хлитову бездну их всех! — Барьер закрыт на меня, я в браслетах. Дальше объяснять?
Обошлись без объяснений. Так дошло. Среди «нюхачей» никого без магии не было, хотя бы минимальная присутствовала. Еще бы ума к ней в комплект… В отношении ума я была неправа, идиотов среди них тоже не было. С этим выстрелом сработала, скорее всего, сила привычки и право устранять помехи. Хуже другое — спровоцировала его я, своей глупейшей выходкой с пением. Увлеклась и потеряла осторожность. Недопустимо. Мне многое сойдет с рук, я им нужна. Зеленокожая нет. Застрелят или отдадут в казармы, чтобы не раздражала.
— Медика вызвать?
— Вам? В дом он попасть не сможет, а мне запрещено выходить.
— Мне не нужно. А вопрос Вашего кратковременного выхода можно уладить.
— Уладьте и желательно прежде, чем решите поупражняться в стрельбе еще раз.
На этом я общение завершила, сползла с подоконника, по стеночке добрела до спальни. Следом явилась Ылха.
— Тебя убьют?
— Воду принеси. Холодную.
Изыскивать пользу в самых бесполезных происшествиях — один навыков первой необходимости агента. Из этого инцидента вытекало две полезности: меня в чувство привели, чтобы не зарывалась, и в случае проверки будет чем объяснить следы крови, если обнаружат.
К Райнару я вернулась после еще одной самодемонстрации «нюхачам». До нее отлеживалась, переодевалась и прощалась. Так, как научилась за эти годы. Беззвучно, без слез. Со всеми ушедшими за Грань. С Чаршоном Сартаром.
Райн спал. Спокойно и расслабленно. Излишне спокойно и расслабленно.
