— Вот ведь жук, — внезапно пробурчал проявившийся рядом Мефодий Всеславович. Судя по тому, что на него никто не обращал внимания, видела и слышала его только я. — Артефакт к перилам пристроил.
Мне не понадобилось уточнять, кто. Теперь я и сама заметила слабое свечение магии. Столь слабое, что не укажи на него домовой — я бы могла и не обратить внимания.
— Только не вздумайте никому говорить! — всполошился Мефодий Всеславович. — Сразу себя выдадите. Артефакт-то пустяковый, ни для кого не опасный. Только видеть его здесь никому не положено. А уж китаянке без магии — тем паче. И запомните: нельзя вам сейчас магию использовать, вообще никакую.
Он сурово на меня зыркнул и исчез, словно в воздухе растаял. Я бросила последний взгляд на подозрительного Моськина, которому хозяин дома как раз денежку какую-то вручил за представление, и заторопилась к себе в комнату, прояснять вопрос с артефактом.
Домовой либо пришёл вместе со мной, либо уже был там: проявился он аккурат, стоило мне закрыть дверь.
— А почему магию использовать нельзя? — первое, что я спросила.
— Так это, сигнал пойдёт. Сразу поймут, что тут маг, — пояснил Мефодий Всеславович. — Я откуда знаю-то. У Соболева такие артефакты пачками делали.
— Так это соболевский? — поразилась я. — Получается, он в союзе с Волковым?
И получается, что я маг так себе, если не вижу чужих артефактов, пока меня носом не ткнут. А ведь должна быть настороже.
— С чего бы им в союзе быть? — удивился теперь уже Мефодий Всеславович. — Артефакт-то простейший, плетение кто угодно повторит, даже самый слабый маг. И сложности в производстве нет. Простые, но эффективные. И размер удобный — не заметишь, если не знаешь. Крошечный, как жучок мелкий. И плоский, как лист бумаги. Не всякий углядит.
— Так и испортить наверняка проще простого… — задумалась я.
Очень уж не хотелось иметь рядом пусть артефактного, но шпиона, и ограничивать себя в заклинаниях.
— Это да, — согласился Мефодий Всеславович. — Да токмо вот в чём заковыка. Испортить маг может, а более никто. Испортите — это сразу как сигнал для волковской кодлы: тута я, ловите. Так они просто для проверки поставили. Никак не могут смириться, что ваш след потеряли. Подозревай они китаянку всерьёз — тут уже был бы сам Волков, а не его подручные. И не колядовал бы, пробрался и проверил сам.
— Но вы же говорите, артефакт на магию реагирует, а у меня личина.
— Не снимайте, — посоветовал домовой. — Если по чуть-чуть подпитывать, артефакт не сработает. А вот снимать-ставить не выйдет, тут даже я не прикрою. От мага бы прикрыл, а от этого плетения — нет.
Я сдавила виски руками, пытаясь собраться с мыслями. Вычислили меня или нет?
— Пора бежать?
— Тогда волковские точно уверятся, что здесь были вы и Песцов с Ли Си Цыном вам помогали, — довольно жёстко сказал Мефодий Всеславович. — Нет уж, Елизавета Дмитриевна, пока у них кроме подозрений ничего нет, сидите тихо как мышка и делайте то, что собирались: экзамены сдавайте. И никакой магии и оборотов.
Последнее было особенно обидно: под прикрытием Мефодия Всеславовича я постоянно практиковала вторую ипостась. И теперь рысь уже даже в самом начале после оборота не захватывала контроль, а полностью подчинялась человеческому разуму. Почти полностью. Во всяком случае, в доме Белочкиных ни одна подушка не пострадала. А то, что мышей стало меньше… Уверена, хозяева не расстроятся, если вдруг это обнаружат.
Больше никакой активности я не замечала, даже колядующие почти сошли на нет, а если и появлялись, то лишь детишки, жаждущие набрать сладкого, пока есть возможность. Правда, мне казалось, сладкое храниться не будет, тут же съестся. Из окон я выглядывала осторожно, но не замечала ни Моськина, ни кого другого, кто мог бы наблюдать за домом. На редкость спокойный район был у Белочкина, сюда посторонние почти не заходили, да и спрятаться им было негде. И все же волноваться я не переставала: само появление волковского подручного говорило, что расслабляться нельзя.
Время до Перунова дня тянулось медленно, что заставляло меня постоянно нервничать. От гаданий я успешно отказалась — хватило мне спиритического сеанса с пришедшим духом по имени Царь и его непонятными намёками. А вот в Перунов день меня всё же привлекли к забавному обряду маранки. Всему хозяйскому семейству и мне были выданы листы бумаги, на которых следовало вымарывать всё плохое, что за год скопилось в душе. Грязь, боль, обила, раздражение, даже ненависть — всё получило свое воплощение в грязных пятнах, замкнутых в круг. После чего Белочкин все листы собрал и сжёг, что-то тихо бормоча себе под нос. Наверное, мне не составило бы труда подслушать, пользуйся я магией, но магия сейчас для меня закрыта. Да и стоит ли лезть в чужие клановые секреты? Нужно уважать хозяев приютившего меня дома.
Как ни странно, после обряда мне стало спокойнее, словно он оказался залогом того, что всё пройдёт, если не без потерь, то так как должно.
А на следующий день начались экзамены, и я полностью забыла и о Волковых, и о Рысьиных, и даже о Песцове с его родственниками — в голове не оставалось места, чтобы ещё беспокоиться и об этом, всё уходило на то, чтобы ничего не забыть. Задача затруднялась тем, что Шитовское плетение, позволяющее сосредоточиться, было теперь под запретом. Может быть, поэтому географию я сдала всего лишь на «удовлетворительно», но это была единственная тройка. По языкам я наговорила на отлично. Математика письменно и устно тоже была оценена на высший балл. По русскому мои знания были оценены скромнее, всего лишь на «хорошо», хотя, как мне потом по секрету сказал Белочкин, в экзаменационной комиссии велось обсуждение, не поднять ли балл, как иностранке. Возможно, сдавай я обычным путём, даже подняли бы, но поскольку экзамен принимался через артефакт, решили не рисковать — неизвестно, приняло бы магическое устройство, присутствующее на всех экзаменах, такую поправку.
Поскольку я сдавала через артефакт, ко всем бумагам, на которых я что-то записывала, приходилось прикладывать руку. При этом там возникала странная характерная загогулина, которая появилась и на свидетельстве о сдаче экзаменов. Свидетельство в присутствии принимавшей экзамены комиссии мне торжественно вручил сам Белочкин, разразившись восторженной речью и сожалением, что я не дотянула географию до нужного балла. Но что по географии, что по истории у меня в голове булькала настоящая каша из обрывков воспоминаний из прошлой жизни и новыми сведениями из этой. Так что я скорее удивлялась тому, что по истории наговорила на четвёрку, чем тому, что не смогла этого сделать по географии.
— Остаётся только удивляться прекрасному знанию русского языка. — Как на это мероприятие пробрался Моськин, было совершенно непонятно: из школьного возраста он давно уже вышел, а в учителя его вряд ли взяли бы. — Для жительницы иностранного государства… Кстати, а законно ли вообще свидетельство, выданное иностранке? Документа на гражданку Ксиу Ван, где было бы написано её имя на русском, нет, а значит, свидетельство всегда можно оспорить.
Осведомлённость его была неприятной, но куда больше неприятной оказалась защита Белочкина.
— Не знаю, что вы себе вообразили, милостивый государь, — недовольно фыркнул он, — но выдано свидетельство по всем правилом Российской империи. Была уплачена пошлина, о чём есть документ. А что касается несоответствие имени, так это исключено, поскольку вся процедура шла через артефакт, а значит, иного толкования быть не может.
А ещё значит, что в самом плохом случае Волков будет знать, что у меня на руках есть документ о сдаче экзаменов за гимназический курс. Это было неприятно, но не смертельно.
Моськин посмотрел на меня так, что я сложила свидетельство и убрала его подальше, в карман. Кто знает, возможно ли выдача дубля взамен утраченного документа или придётся пересдавать. Лучше не рисковать.
— Господин, а вы имеете что-то против китайцев? — храбро спросила я. — Или только против женщин? Господин любит только мужчин?
