А затем делаю то, чего никогда себе не позволял: привязываю ее и за ноги, думая, «черт, она не должна позволять мне этого», а потом «черт, я же знаю, что не стоит себе этого позволять».
Я распинаю Джо на постели. Ее ноги широко расставлены, она полностью в моей власти, и я собираюсь воспользоваться этой властью до конца. Джо не выберется из постели, пока не испытает самый сокрушительный оргазм в своей жизни, а потом еще сотню таких же. Я оставлю ее у себя на несколько недель.
Я буду с Джо до тех пор, пока она не скажет, что я лучший любовник в ее жизни, и ее слова при этом будут искренними. Пока она не станет при-йа Лора. Пока не перестанет считать меня мистером-Второсортным-Хорошим-Парнем, с которым, видите ли, весело, и не заметит перед собой самого жестокого из убийц в истории древнего мира. Я смогу себя контролировать. Я полторы недели занимался сексом без остановки. Смертоносное острие покинуло мое тело. Большей частью.
Здесь, в «Честерсе», мы конкурируем друг с другом. Мы плохо реагируем на вторые места. Вот почему мы не трогаем любовниц друг друга. Мы собственники, даже если спали с женщиной только раз. На четвертом уровне у нас самая большая текучка кадров.
Джо смотрит на меня, прикусив нижнюю губу.
— Я никогда не позволяла Риодану проделать со мной такое, — говорит она, задыхаясь.
Умная женщина. Но скоро растеряет свой ум.
Один-ноль в пользу Лора. Я делаю то, чего не делал босс. И собираюсь проделать еще парочку трюков, к которым Риодан гарантированно не прибегал.
Ты в расстрельной бригаде или стоишь перед ней?[51]
Мак
Поездку в лифте с Бэрронсом и Риоданом я могу честно назвать одним из самых стрессовых событий в своей жизни. Это было почти равносильно пыткам Мэллиса.
Люди просто не думают о том, сколькими способами наше тело заявляет о своем присутствии, пока не становится жизненно важно сохранять стопроцентную тишину. Я могу чихнуть. Икнуть. Пустить газы. Если я забуду, что ходить нужно со слегка расставленными ногами, штанины моих джинсов будут с шуршанием тереться друг о друга. У меня может щелкнуть сустав. Пусть я еще молода, но кости у меня ломаются часто, о чем в данный момент напоминают мне костяшки пальцев. Одно урчание в животе способно выдать меня с потрохами. У этих мужчин потрясающе острая восприимчивость.
Я делаю мысленную пометку: в следующий раз перед расследованием воздержаться от еды, чтобы живот не выдал меня, переваривая пищу. Потом я понимаю, что, если не буду есть, мой желудок может заурчать от голода. Я решаю, что, пока исследую запретную ранее часть мира, буду принимать пищу частыми, маленькими, легко усваиваемыми порциями, чтобы минимизировать оба варианта.
Я вжимаюсь спиной в дальний от мужчин угол и пытаюсь стать как можно меньше, задерживая дыхание и молясь, чтобы поездка была короткой.
Она, хоть и кажется бесконечной, заканчивается два этажа спустя. Риодан выходит из лифта, Бэрронс следует за ним. И мне снова приходится бежать, чтобы не отстать.
За несколько дверей до конца коридора Риодан грохает ладонью по стене и ревет:
— Лор, выметайся оттуда!
Я догоняю мужчин в тот миг, когда дверь с шипением открывается, останавливаюсь за их спинами и заглядываю внутрь.
Риодан врывается в комнату. И останавливается. На середине шага.
Я подаюсь вперед и… Ох. Ого. Ого-го. Похоже, Джо последовала моему совету. Нырнула в него с готовностью и без оглядки.
Я раздраженно думаю о том, сколько же раз на этой неделе мне придется наблюдать за секс-марафоном Лора. Мироздание, похоже, получает какое-то извращенное удовольствие, тыча меня носом в доставшееся этому гиганту изобилие и отсутствие такового у меня.
Мы трое стоим и глазеем.
Джо и Лор, замерев, смотрят на нас в ответ. Впрочем, Джо надежно обездвижена, так что тому, что не шевелится она, я не удивляюсь.
Бэрронс тихо смеется.
— Это было неожиданно.
Джо привязана к кровати, лежит распластавшись, Лор склонился над ней, расставив ноги. В данный момент они не занимаются сексом, но по скомканным простыням, по тому, как вспотел Лор (кто же не любит честных трудяг), и по взлохмаченной голове Джо можно понять, что это не первый их заход.
В последнее время я слишком часто вижу голого Лора. И сердито кошусь на Бэрронса, жалея, что мы с ним недавно не занимались сексом. Пять минут назад, например.
— Выметайтесь отсюда! — рычит Лор.
— Ты покойник, — тихо говорит Риодан.
Безуспешно натягивая шарфы — даже несмотря на ограниченный обзор я вижу, что Лор умеет вязать правильные узлы, — Джо говорит:
— Риодан, Лор не виноват! Это я виновата. Он не хотел со мной спать, я заставила его…
— Да где, черт возьми, девчонок учат этой фразе? — рычит Лор. — Ни один мужчина не хочет спать с женщиной. Он хочет заниматься с ней сексом. И вряд ли кто-нибудь сможет меня заставить.
— …сделать это. Я услышала, что он при-йа. И воспользовалась его положением.
— Он покойник, потому что солгал мне, Джо. А не потому, что переспал с тобой. Хоть я предпочел бы этого не видеть.
Я искоса рассматриваю Риодана. Он глядит на Джо, сузив глаза, и я понимаю, что его действительно задевает открывшееся зрелище, но дело не в эмоциях. Это чистое собственничество. И все же это лучше, чем ничего, и я рада, что Джо ему отомстила.
Джо встречается с ним глазами и тихо говорит:
— Я не хотела, чтобы ты это увидел.
— Лор не при-йа. Он притворяется. Вот о чем он солгал, — сбрасывает Риодан свою бомбу и наблюдает за тем, как та взрывается.
Джо резко бледнеет и снова смотрит на Лора.
— Это правда? Ты не при-йа?
— Какая, на фиг, разница? Ты хотела заняться со мной сексом. Просила меня убрать вкус босса из твоего рта. Я это сделал.
— Вкус из… — говорит Риодан. — Господи, Джо.
— Я не сама до этого додумалась, — защищается Джо. — Это Мак…
— Слезь с нее, Лор, — приказывает Риодан.
Отлично, теперь у Риодана есть еще одна причина меня недолюбливать.
— …посоветовала мне сделать это, потому что думала…
— Нечего теперь себя накручивать, — прерывает ее Лор. — Это я должен сейчас беситься. Потому что все это не имело ни малейшего отношения ко мне. Только к моему óргану. Знаешь, сколько раз ты повторяла мне, как рада, что я ничего этого не вспомню? Ну, так догадайся с одного раза, Джо. Я помню все до малейших деталей. Память выгравирована в моем, как ты выражаешься, маленьком глупом мозгу.