— Хорошо, — проскрипел чужим голосом и медленно наклонился к губам, просто провел по ним своими. Вдыхая, ощущая. Бархат и запах кофе с миндальным сиропом. Слишком сладкий для меня кофе, но на Славкиных губах совершенно такой, как надо.
Лава прижалась ко мне плотнее на миг, а потом села ровнее. Не говорила больше ничего, расслабилась и думала о чем-то своем. Я тишину не тревожил, чтобы не спугнуть, чтобы не разбить на осколки то, что сейчас происходило.
Мы просто пили кофе на полу ее кабинета, под шуршание ботов, в пустом здании Иннотек, в ночь с воскресенья на понедельник, когда все нормальные люди давно спали в своих домах.
И было хорошо. Реально хорошо, очень спокойно.
А через полчаса я вез Славку по полупустым улицам, за моей машиной ехал кар Вороновой, ведомый Энджи, почти никого не было на дороге — небывалая роскошь для Москвы. Из динамиков лилось что-то тихое и переливчатое, Лава дремала, сжимая мою правую руку в своей. И даже не особенно отбрыкивалась, когда я посадил ее в свою тачку.
Остановился возле соседнего дома, поцеловал долго и вкусно и, с трудом сдерживаясь, все-таки отпустил, дождался, пока в окнах зажжется свет, а потом все-таки нехотя отправился к себе.
Надо бы еще с Чертом нормально поговорить, выяснить, что происходило, пока нас не было.
Но уже завтра.
В кровать я рухнул и отключился моментально, только в душе вспомнив, что очки так и остались у Вороновой. С утра, видимо, придется все-таки заехать в оптику.
Вот только никуда я не поехал с утра. В семь меня разбудил звонок, и я ломанулся в сорок седьмую, загород, потому что звонил лечащий врач деда, потому что ему стало плохо, потому что понедельник — это просто дерьмовый день. Раздал на ходу указания своим, предупредил Андрея и Славку, что появлюсь не раньше четырех, и помчался на север, в знакомую до зубного скрежета клинику.
— Игорь, ты объясни ей, что в моем возрасте я сам могу решать, что делать, а что нет, — огрызнулся дед, одаривая не менее раздраженным взглядом заведующую отделением. Мой ответ в данной ситуации явно не требовался ни одному из участников баталии. Дискуссия продолжалась в выбранном направлении вот уже минут десять.
— Игорь, — перевела на меня взгляд женщина, — скажи Федору Александровичу, что еще чуть-чуть и он дорешает до инфаркта, и те дрова, что он успеет наколоть, пойдут ему на гроб.
— Игорь, — повернул ко мне голову вышеупомянутый Федор Александрович, — передай, пожалуйста, Нине Константиновне, что я предпочитаю кремацию.
— Тогда на растопку печи, — шарахнула врач ручкой особенно громко.
— Я сам буду решать… — вступил снова дед, выпрямляя спину и расправляя плечи, снова глядя на строгого врача с вызовом и упрямством медведея-шатуна. Я поднялся на ноги, закатывая глаза. Сценарий спектакля был известен вплоть до запятых и многоточий. Рекомендации у деда в карте, список лекарств у меня в смарте, с дедом все в порядке, поэтому необходимости в моем присутствии нет. Они еще минут десять посоревнуются в остроумии, после медсестра снимет капельницу, непримиримые стороны местечкового конфликта пожмут друг другу руки, и я отвезу старика домой, клятвенно пообещав, что неугомонный, как мальчишка, пациент будет принимать прописанные ему таблетки.
— Вы общайтесь, — улыбнулся обоим, — а я деда в машине подожду, заодно загляну в аптеку.
— Я не буду…
Вникать и ждать не стал, закрыл дверь и действительно пошел в аптеку.
Что он не будет, понятно было и без продолжения. Он не будет заталкивать в себя «химию», не будет следовать предписаниям и будет продолжать колоть дрова. Действительно до гроба.
История повторялась с точностью до мельчайшего жеста и до этого вымораживающего постукивания ручкой каждые два-три месяца, и что-то сделать с этим у меня не выходило.
Правда на этот раз Федор Александрович вполне спокойно сел в машину и даже забрал пакет с таблетками без привычного ворчания, когда кар остановился возле дома.
— Я приеду к тебе на этих выходных, — пообещал, щелкая замками. — Возможно, не один.
— С кем? — каркнул он привычно, выбираясь из нутра тачки.
— С девушкой, дед, — улыбнулся, наблюдая за тем, как он сощурился, стоя у распахнутой двери машины. — Постарайся не дорешаться снова до больницы, а то знакомство не состоится.
Упрямый старик только неопределенно цыкнул и развернулся на каблуках, хлопнув дверцей. Я хохотнул, провожая его фигуру взглядом, завел мотор и снова вдавил педаль в пол, прикидывая, успею ли заскочить куда-нибудь за обедом на вынос или лучше наведаться все-таки в Иннотековский корт. Жрать хотелось страшно, и так же страшно хотелось попасть в свой кабинет раньше четырех. Дел дохрена, а полдня уже были спущены в унитаз.
Я сворачивал на трассу, когда Энджи сообщила о новом входящем, часы показывали половину второго, перехваченный на заправке хот-дог давно растворился, а Москва в своей лучшей манере стояла намертво.
— Прочитай, — бросил коротко, не отвлекаясь от дороги.
— Превет! Тебе понравился подарок, Стася? Попробуй, они совсем, как из детства, ты любила их, надеюсь, ничего не изменилось.
Сука!
Я сжал руки на руле, продиктовал голосовое Черту и Сашке, прибавил скорость, забивая на предупреждения Энджи о возможных штрафах.
Первым позвонил Савельев вообще нихрена не с радостными новостями: Славки в офисе не было и сегодня не будет. Она сама сказала, точнее написала.
Я сбросил звонок и поставил автодозвон Вороновой. Судя по ее трекеру, Лава была дома, но к трубке не подходила. Не ответила ни на один звонок.
Выдеру нахрен!
У нас уже был с ней разговор о том, что она отвечает на мои звонки. Видимо, придется разговаривать по-другому.
— Да? — донеслось наконец-то, когда я сворачивал с МКАДа. Голос был… бесцветным. Вообще никаким. Звучал слишком ровно, слишком спокойно, тихо.
— Ты дома? — бросил отрывистое.
— Да. Я не приеду сегодня, написала же, — все такое же ровное и пустое.
— Не видел, — дернул головой, проскакивая светофор, потом еще один. — Я приеду.
— Не надо, Игорь, все…
— Надо! — рявкнул, отрубая связь.
В этот раз на консьержку даже рявкать не пришлось. Дородная тетка только проводила меня полным недовольства и подозрения взглядом к лифту и что-то вбила в допотопный комп.
Воронова дверь открыла после второго звонка. Открыла и тут же ушла куда-то вглубь квартиры.
Я захлопнул железную створку, скинул обувь и куртку, пошел за ней. На кухню.
— Где? — прорычал, перехватывая ее за плечи и разворачивая к себе лицом.
Она махнула рукой на подоконник, попробовала отвернуться к столешнице, даже руку к чайнику протянула. Бледная и снова испуганная.
— Рассказывай, Слав, — удержал ее на месте, взгляд скользнул по белой коробке на подоконнике. Как из кондитерской. Рядом лента подарочная, такая же белая, и никаких надписей, QR-кодов, обозначений, просто белая квадратная коробка. Уверен, что и отпечатков никаких.
Воронова втянула носом воздух, стиснула в пальцах ворот футболки у самого горла в нервном, напряженном жесте, облокотилась о темную поверхность.
— Я кофе допивала, собиралась выходить, когда… Когда дрон оставил ее на кондее. Тоже Боксовский, только экспресс в этот раз… — отрывистые фразы, ровный и спокойный голос, и взгляд невидящий в стену за моим плечом, и пальцы, побелевшие, все еще стискивают ворот футболки.
Ее хотелось встряхнуть.
Славка… Умная ведь, что ж лажаешь, как соплячка семнадцатилетняя, почему не думаешь? Что за странная власть над тобой у этого мудака, что она заставляет тебя совершать глупости?
— И ты ее взяла. Открыла, — я не спрашивал, скорее сам с собой разговаривал. Это как с желтой уточкой — проговоришь и баг найдешь, привычка. Но Славка, видимо, что-то прочитала по моей перекошенной роже, сжалась сильнее.
— Да. Я только потом… когда открыла, в себя пришла, — сжала ворот так, что его края впились в тонкую шею. — Ну или попробовала, — усмехнулась отрывисто и колюче, а взгляд все такой же пустой, голос чужой.
