челюсть — выше бы попросту не попал — и быстро-быстро ускакал за дверь, крикнув на прощание: — Удачи вам, сестрицы!
— Он прав, — хмыкнула Варша. — Вышло отлично.
Неуверенно оглянувшись в зеркало, я не смогла с ней не согласиться. Сплетённые во что-то умопомрачительное косы, пряди, бирюзовые ленты и нити с хрустальными бусинами. Хищные зеленовато-чёрные стрелки на веках, коралловая помада. Декольте, на котором так настаивал Юйлунь для создания какого-то там образа, заметно не было — оно пряталось под серебряным монисто. Небольшие монетки, скрепленные между собой, создавали ощущение кольчуги или даже драконьей чешуи. В схожем стиле был выполнен пояс и браслеты, хотя на правую руку я всё-таки нацепила подарок Рамона — с магическим щитом чуть-чуть спокойнее, пусть он и вряд ли защитит от магии Властелинов.
И всё же — будто девица на выданье, а не желавшая завить о себе женщина. Потому что для местных порядков я довольно старая, чтобы становиться чьей-то невестой.
— А это не слишком… слишком? — вздохнула я и скривилась
Варша, на мой вкус, была одета проще и строже. Короткий, едва ли до середины бедра белых с голубой росписью халат, тёмно-синие шаровары и тканевые полусапожки. Если бы не лицо красавицы и не длинные волосы, она бы сошла за служанку во дворце своего отца? Даже, наверное, слугу. Но из песни слов не выкинешь, вернее — за одеждой женскую фигуру не спрячешь. Только если очень-очень постараться.
— Слишком что? — не поняла подруга и обеспокоенно встрепенулась. — Что именно тебе не по душе?
За время нашего знакомства я успела разобраться, что её изначальный мягкий вид — не какая-то маска и не игра. Варша действительно была такой — мягкой, утончённой, спокойной, тихой. Но когда нужно заняться делом или встать на защиту кого-то, она ощутимо менялась. А потом вновь обращалась кроткой овечкой, будто боялась, что её внутренний стержень кто-то заметит.
Мне очень хотелось, чтобы она не пряталась от самой себя. Но здесь не моя помощь нужна, обманываться не стоит. Только недавно призналась себе, что домой… домой не так уж и тороплюсь.
Однако чтобы остаться здесь, мне тем более нужно отыскать великого чародея. И спрятаться за ним от всех этих хширасс.
— Мне всё нравится, — поспешила заверить я. — Но как-то… неуютно. Будто это не я.
— А они и не должны увидеть тебя, — её смех прозвучал серебряным колокольчиком. — Внешний вид не менее важен, чем то, что ты будешь говорить им.
Я поморщилась, нехотя признавая её правоту. Не сказать, что платье мне не нравилось. Скорее, никак не получалось избавиться от страха, что меня раскусят и вытряхнут из всего этого великолепия, мол, не заслужила. Твоя доля, девочка, растянутый, с плеча брата, времён его старших классов свитер, потёртые джинсы и хорошо, если останутся деньги на приличную тушь. Иначе или слипшиеся ресницы, или покрасневшие глаза. Так что было бы проще вообще не краситься, но тут выручали подруги — что-то дарили, что-то отдавали, если им не подходило. Потому что хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть… быть красивой мечтала.
Сколько бы людям ни вдалбливали в голову истину «не суди по обложке», а первое впечатление всегда создавалось благодаря внешнему виду. Собеседования, свидания, новые знакомства, даже охранники и консультанты в магазинах… Бренд одежды или аксессуаров играл роль, возвышал статус, и хотя вести себя при этом тоже надо уметь, да и собрать достойный образ можно и на коленке, эффектная обложка оставалась эффектной.
Я попыталась хотя бы улыбнуться своему отражению. Получилось вымученно.
Юйлунь говорил, что на совете мне ничего не сделают, как бы отвратительно или заносчиво я себя ни вела. Кто-то попробует подчинить, но другим это будет на руку — они попытаются подлизаться и стать защитниками бедной и несчастной чужачки. В общем-то, стравить всех против всех — та самая тактика, которая нужна. Проситься домой — нельзя ни в коем случае, так дам им в руки карты против себя. Эту необходимость должен продавливать Нерис и та часть драконов, что вместе с ним пеклись о сохранности Грани. Для кого я — бельмо на глазу, досадное пятно, что мешает устоявшемуся порядку.
На совете мою историю раскроют без утайки — по чьей вине я здесь очутилась, как меня планировал использовать Ананта, в чём замешан Рюдзин. То, как всё должно происходить по рассказам Юйлуня, напомнило мне судебный процесс. Истец в лице меня, Нерис как мой защитник, отвечающие — Ананта и Рюдзин, свидетели — Варша, Шад, Хэн Фанг и много кто ещё.
Судьёй, то есть тем, кто вёл процесс, чаще всего выступал Нерис, но поскольку в конкретном случае он был более чем заинтересован, назначить должны кого-то другого. И от этого зависело… многое. По пальцем одной руки можно пересчитать тех, кто станет удачей, а драконов на совете присутствовать будет не меньше сорока. Не только Властелины, но и советники и наследники. Вероятно, голос дадут выходцам из волшебного народа — кому-то вроде Хэн Фанга или той женщины, что стала королевой фей вместо пленённого великого чародея.
Когда-то давно хширасс оставалось всего семнадцать. Семнадцать изолированных, не имеющих возможности связаться между собой замков и их хранителей. Магия чахла и исчезала, людской род процветал и выжигал жалкие крохи волшебства, считая его пагубным. Но когда фейский трон занял человеческий чародей, когда люди империи Тиё стали использовать магию в войне, когда волшебство влилось свежей кровью в дряхлеющее тело мира… хширасс, вынужденные выполнять свою задачу, столкнулись, встретились с соплеменниками и поняли, что друг без друга им не создать в мире порядок.
Краткая историческая справка помогла мне понять, почему же все так опасались великого чародея — он буквально перевернул мир с ног на голову, и так несколько раз. Чрезмерно активной экспансия имперцев стала именно после его громкого появления. То, что начиналось как защитная реакция на объединяющиеся волшебные народы, превратилось в священную миссию, фанатичную антирелигию, во главе которой стояла Инквизиция. Но если на Земле ересью считалось любая вера, отличная от христианской, то имперцы ни в кого не верили. Нет богов, нет никого на небесах. Есть человек, и всё, что существует в мире, обязано служить его благу. Старые боги должны умереть, чтобы освободить место Новому времени.
Шад нисколько не соврал, когда сказал,