Я напряглась, прямо‑таки окаменела.
— Хорошо, милорд.
Горничная вышла, а я неловко отстранилась, заглядывая деду в глаза.
— Дедушка, Киана тоже ваша внучка, и она не виновата в том, что сделала ее мать. Глория действительно поддерживала вас. Если бы я сразу узнала о вашей болезни, все равно не смогла бы вам помочь. С Вин… с Его Светлостью мы тогда не разговаривали, а у меня нет даже задатков целительской магии…
Он поднял руку.
— Дети заслуживают своих родителей.
— Но ведь я тоже дочь своего отца!
— Вздумали учить меня жизни, Луиза Лефер? — В голосе его звенела сталь.
Единственная черта, которая пугала меня в дедушке: жесткость и безапелляционность. Если что решил, пути назад не будет. В этом они слишком похожи с Винсентом.
— Нет.
Их попробуй научи. Чуть что — знайте свое место, леди. Сидите и вышивайте. Читайте сонеты и думайте о высоком. Странно, что мне вообще позволили самостоятельно выбирать свой путь и написали рекомендации, чтобы я смогла на первое время устроиться гувернанткой.
— Вот и ладно, — дед погладил меня по волосам. — А теперь ступай. Нам с невесткой надо поговорить по душам.
Я мерила шагами малую гостиную, не обращая внимания на остывающий чай. Перед глазами мелькали бледно — зеленые диваны и пуфики, канделябры на каминной полке, мраморная скульптура в углу, светло — желтые портьеры и более яркие ламбрекены[1]. Все это мельтешило и сливалось в единый фон, выделялся разве что сидящий у окна де Мортен. Поначалу Винсент еще следил за мной, но потом откинулся на спинку дивана и прикрыл ладонью глаза.
— Луиза, сядьте, или я вынужден буду вас привязать.
Я остановилась так резко, что платье взметнулось за моей спиной абрикосовым пламенем.
— Вы слышали, что я вам рассказала?
— Ода.
— Считаете, что дед прав?
— Это ему решать.
Ну разумеется. Не могла же я рассчитывать на то, что Винсент поддержит мою точку зрения!
— Луиза, он не собирается выгонять их на улицу.
— Он сказал, что ему нужны билеты. И что хочет поговорить с Глорией наедине.
— Я всегда знал, что граф — разумный человек.
Винсент поднялся и оказался за моей спиной: так близко, что я чувствовала его запах и дыхание, согревающее затылок. Он обнял меня за талию и развернул к себе. Стоило нашим взглядам встретиться, как в груди разлился жар. Теперь этот мужчина имел власть не только над моим телом, но и над сердцем. Он мягко приподнял мой подбородок в знакомой ласке.
— Вы удивительная женщина, Луиза. Второй такой нет.
Его слова отдавались сладким трепетом в душе: я не сомневалась в их искренности. Мы заключили перемирие, и каждая минута с Винсентом была наполнена волнующими мгновениями, не хотелось ни о чем думать, и никуда спешить.
— Спасибо вам, — повторила я, — вы спасли моего деда.
— Нет. Это вы его спасли.
Я улыбнулась и покачала головой.
— Если бы не ваше волшебство… Винсент, как вы с этим справляетесь? У меня дрожь по телу всякий раз, как я это чувствую.
Винсент наклонился ближе ко мне. Я закрыла глаза, но он неожиданно произнес:
— Как вы их чувствуете?
— Кого?
Разочарование оттого, что поцелуя не случилось, было слишком острым.
— Как вы чувствуете чары армалов? — Винсент внимательно смотрел на меня.
— Волны магии, — принялась перечислять я, — начинается с тонких вибраций в воздухе, а потом превращается в настоящий шторм. Голова кружится, перехватывает дыхание. Словно каждая частица воздуха переполнена энергией — мощной, истинной, яростной. Иногда становится спокойно, а иногда кажется, что сейчас все вокруг обратится в пыль. Это так важно?
Де Мортен сцепил руки за спиной.
— Луиза, магию армалов способен чувствовать далеко не каждый.
— Все дело в бабочке?
— Бабочка скрывает вашу силу от окружающих. Никто не почувствует в вас сильного мага, если сами не расскажете.
— Сильного… мага? — во рту пересохло.
— Ваши возможности продолжают расти. Судя по тому, что вы мне только что рассказали, стремительно.
Я сжала губы и замотала головой. Не хотела я быть сильным магом! Тем более зная страшилки про случаи пробуждения во взрослом возрасте, которое сводило с ума и чаще всего заканчивалось смертью.
— Можно это как‑нибудь отменить?
Винсент приподнял бровь.
— Сомневаюсь. Нет повода для беспокойства — бабочка не позволит силе вырваться, если это не будет осознанным поступком. А учить вас я не собираюсь.
— Спасибо, утешили!
— Луиза, вы не побоялись бросить вызов обществу, когда вам было семнадцать.
— Я была маленькой и глупой.
— Тем не менее вы справились, выжили и жили неплохо. Разумеется, со мной было бы гораздо лучше, но мы говорим о том, что есть.
— От скромности вы не умрете.
— Не перебивайте. А главное, вы пристегнули себя наручниками в холле моего дома.
— Главное?
— И самое страшное. Это было очень и очень рискованно. Вам повезло, что я проснулся в хорошем настроении.
— Так в тот день у вас было хорошее настроение?
— Да, — глаза его смеялись, — иначе вы бы не отделались так просто.
Стоило вспомнить случившееся в библиотеке, как страхи куда‑то отступили, по телу прошла дрожь. Корсет стал жестче, чем обычно, а платье тяжелым и явно лишним. Напряженные соски уперлись в плотную ткань, стоять напротив него, сгорая от невозможности прикоснуться по — настоящему, было невыносимо.
— И что бы вы… — я невольно облизнула пересохшие губы, — со мной сделали?
Винсент, не отрываясь, смотрел на мой рот. Взгляд его потемнел, сейчас он не улыбался.
— Ничего из того, что до безумия хотел. Так что заклятие на крови пришлось очень кстати.
Заклятие… Оно наградило меня непонятной пугающей силой, оно же подарило нам с Винсентом новую встречу. Нельзя сказать, что я благодарна неизвестному злодею, но его чудовищный поступок странным образом принес мне счастье. Похоже, и не только мне. Забывшись, я провела кончиками пальцев по его губам.
Он перехватил запястье и какое‑то время просто смотрел мне в глаза: так близко, одуряюще — жарко и так откровенно, что колени подгибались. Никогда не думала, что достаточно взгляда и одного прикосновения, чтобы по телу прошла горячая волна, затопившая остатки разума, вытеснившая все мысли. Я подалась вперед, разомкнула губы, и Винсент резко притянул меня к себе. Поцелуй — обжигающепряный, выбил из‑под ног почву и закружил голову сильнее магии армалов. Винсент ласкал мои губы и рот языком, я отвечала — неистово, горячо, задыхалась от этой чувственной пытки. Сколько дней у нас уже не было близости? Целую вечность.