- Ага, - сказала Бьянка, хватая одежду и засовывая ее под футболку для сохранности, - Люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю.
Они бросились в разные стороны.
- Стой! Стрелять буду!
Рыжие волосы Кайи практически сверкали во тьме, делая ее легкой мишенью, так что охранник, – который не стрелял, обманщик – погнался за ней, одновременно вызывая по рации подкрепление. Факт, что она показала ему средний палец, прежде чем преодолеть первый поворот, не имел с этим ничего общего. Большинство ламп в универмаге было выключено, а остальная часть центра предлагала весьма скудное освещение. Не то, чтобы это имело значение для превосходного ночного зрения Гарпии. Ее взгляд со знанием дела прорезался сквозь тени, когда она увернулась и бросилась по направлению к выходу. К сожалению, человек знал местность лучше, и ухитрился не отставать от нее.
Самое время перевести события на новый уровень. Её крылья затрепетали… готовясь… прямо перед тем, как она смогла соскользнуть в гиперскоростной режим, охранник сделал немыслимое, выстрелив в неё из электрошокера. Выстрелил из электрошокера. В неё. Всё-таки, не обманул. Кайя упала лицом вниз, кислород взорвался у неё в лёгких. Она была всего в нескольких дюймах от двери, но её судорожно сокращающиеся мышцы не позволили ей совершить побег. Она могла бы отодрать клеммы от спины. Она могла бы изогнуться, вытащить один из кинжалов, прикреплённых к ней, и положить конец своей боли. Покончить с человеком. Но это был её город, и она не любила убивать местных. Или скорее, она не любила убивать больше одного в день, а она уже достигла своего лимита.
Ложь, но она останется при ней. Кроме того, зачем убивать охранника, когда она на самом деле не убегала в полную силу, зная глубоко внутри, что он может обеспечить её тем, что она в тайне желала: повод позвонить Страйдеру. В конце концов, кто-то ведь должен будет вытащить её из тюрьмы.
Страйдер ждал в холле Отделения полиции Анкориджа вместе со своим другом Парисом. Они уже внесли залог за Кайю и теперь ждали её освобождения на их попечение. Давай, Рыжая. Поторопись. Он находился под прицелом нескольких оценивающих взглядов полицейских-мужчин - забавно, но он прошёл через исследования полостей тела, которые были не такими назойливыми - так же, как и нескольких недвусмысленных раздевающих взглядов от женщин. Парис тоже.
Да, они были вооружены. Страйдер не посетит церковь в раю без нескольких ножей спрятанных где-нибудь - особенно сейчас, когда он знал, что рай охраняют чокнутые, гигантские - засранцы ангелы - и меньше всего находясь в здании, где полным-полно оружия и людей, которые умеют им пользоваться. Но, до сих пор это ни кто не комментировал. Не то, чтобы они могли видеть его арсенал, как обычно спрятанный под курткой, футболкой и джинсами.
- Почему мы снова должны быть теми, кто этим занимается? – спросил Парис. Шести футов восьми дюймов ростом, состоящий из одних мускулов, хранитель Разврата был, мягко говоря, большим парнем.
Ублюдок был на три дюйма выше Страйдера, но – и это было огромное “но” – даже близко не был так силен. Учитывая, сколько раз они сталкивались, это сравнение было не просто предположением, а серьезным фактом.
- Я перед ней в долгу, - сказал он, стараясь не обнаружить каких-либо эмоций. Таких как то, что он предпочитал быть запертым в темнице врага, пытки в дневном меню, чем находиться здесь. Таких как то, что он не хотел снова видеть Кайю. Никогда. Что он не хотел, чтобы Парис снова виделся с Кайей. Дольше чем никогда, - Она его потребовала.
- Что за долг?
- Не ваше чертово дело.
Он даже не хотел думать об этом. И говорить об этом? Черт, нет. Он слишком смущался. Это тоже, что быть на публике со спущенными штанами. Стоп. Дурацкий пример. Со «спущенными штанами» он был хорош. Правда, хорош. Придержи эго. Он говорил себе, что прекратит похлопывать себя по спине за все свои прекрасные качества. В конце концов, это было несправедливо по отношению ко всем жителям земли. Не могли же они уступать ему во всех отношениях.
- Что ж, я ей ничего не должен, - Парис бросил на него взгляд, сверкая глазами, цвета морской синевы. Он излучал напряжение. К сожалению, э-э, к счастью, это никак не влияло на его привлекательность. У него были волосы, за обладание которыми большинство женщин готовы убить, с множеством оттенков коричневого, от полуночной темноты до медовой сладости, а лицо такое, что женщины убили бы лишь за мимолетный взгляд.
Вероятно, Кайя сжимала в кулак эти волосы. Осыпала поцелуями это лицо. Страйдер сжал челюсть.
- Ты спал с ней. Тебе действительно нужно напоминать об этом?
- Нет, не напоминай. Но коль уж ты упомянул об этом, возможно она мне должна. А теперь и ты должен мне, вызывая меня таким образом, и прерывая мои поиски требованиями помочь тебе, - горечь звучала в этих словах. Не из-за Страйдера, а из-за “предмета поиска”.
Сиенна, женщина, которую Парис жаждал более всего на свете, оказалась в ловушке на небесах, в качестве рабыни царя богов. Хуже того, теперь она одержима демоном Гнева. Парис надеялся ее разыскать, спасти и наказать всех, кто причинил ей боль. Прижав язык к небу, Страйдер сохранял молчание. Парис нашел свою «одну единственную», как теперь любили говорить тупые мудаки – что звучит словно киска – хотя все еще спал с Кайей. По скромному мнению Страйдера, мужчины, у которых есть одна единственная, не должны трахаться направо и налево. Да, да. Парис ничего не мог с этим поделать. Из-за своего демона, он должен был спать с разными людьми каждый день, или, ослабнув… умереть.
Мелочная часть Страйдера почти хотела, чтобы друг выбрал путь слабости, вместо того, чтобы прикасаться к Гарпии. Конечно, эта мысль принесла с собой муки совести. Кайя не была для Страйдера одной единственной, даже, если бы подобная штука существовала для него. Она была слишком конкурентоспособной, слишком сильной и слишком коварной, чтобы принести ему что-либо, кроме страданий. И да, он осознавал иронию этого. Он был таким же с окружающими. Но его к ней влекло, и такому собственнику, каким он всегда был, ему не нравилась мысль, что она спала с кем-то еще.
Особенно с тех пор, как ему стало необходимо быть лучшим во всем. Из-за своего демона, он должен был побеждать, даже в постели. А так как у Париса больше опыта в этой области, чем у любого, кого он знал, для Страйдера не было никакой возможности конкурировать на этом поприще.
Он, конечно, мог бы отбросить все причины, по которым игнорировал ее постоянные иди-и-раздень-меня взгляды, все, кроме одной. Хотя она и не была единственной. Человек, однажды вкусивший запретный плод, обязательно захочет ещё и ещё. Он будет не в состоянии помочь самому себе, границы его здравого смысла уже нарушены. Его будет тянуть к ней снова и снова, и каждый раз прикоснувшись к ней, насладившись ей, сорвав ее трусики своими зубами, позже он будет биться в агонии, в самой жуткой агонии.
