Женщины недоверчиво хмыкнули и продолжили скудную трапезу.
***
Бьянка провела бессонную ночь, свернувшись калачиком на земляном полу. Она совсем продрогла, отчаянно кутаясь в тонкие покрывала, и к утру околела бы от холода, если бы к ней под бок не подползли остальные пленницы. Вместе им стало теплее, но сон все равно не шел. То Бьянке грезилось, что она вновь на корабле. Под ней словно качалась палуба, а в ушах отдавалось мерное дыхание моря. То она вспоминала, как ее ощупывал этот мерзкий Хасан. Как он заглядывал ей в рот, как запихивал пальцы. При этих мыслях все внутри сжималось от отвращения. А завтра ее снова разденут и выставят голой перед толпой похотливых мужиков, один из которых купит ее. Она станет его собственностью, и он будет делать с ней все, что заблагорассудится.
Надо бежать! Искать любой способ, и бежать из этого ада! Бьянка прислушалась к мерному сопению подруг по несчастью. Может, для них, выросших в стране, где женщина — рабыня мужчины, все это в порядке вещей, но только не для нее! Отец воспитывал ее наравне с сыновьями. Да, она была его любимицей, он держался с ней нежнее и мягче, чем с ее братьями, но на тренировках он не давал ей никаких поблажек. Никаких дамских седел, никаких облегченных рапир: он учил ее сражаться с мужчинами, сражаться за свою жизнь, защищать себя и своих близких.
«Отец, я не подведу тебя! — одними губами прошептала она, невольно сжимая кулаки. — Я сбегу, спасу Мию и отомщу этому ублюдку!»
Рано утром пленниц разбудил стук в дверь и громкий окрик стражника:
— Подъем! Все к стене!
Женщины недовольно заворчали, но повиновались. Охранник вновь принес поднос с нехитрым завтраком, а также ведро воды, кусок мыла и расческу.
— Приведите себя в порядок! — велел он. — Сегодня вас продадут!
Узницы поели, а затем принялись умываться, расчесываться и заплетать косы. Бьянка безучастно сидела у стены.
— А ты почему не расчесываешься? — удивилась Фарида.
— Зачем?
— Как это зачем? Для того чтобы тебя купил господин побогаче. Ты ведь не хочешь стать рабыней погонщика верблюдов?
— Я сбегу, — буркнула Бьянка.
Пленницы недоуменно уставились на нее.
— Сбежишь? Куда? — недоверчиво переспросила Айша.
— Не знаю. Подальше от этой клетки.
— Весь Алькантар это клетка для нас, — с горечью произнесла Фарида. — Мы — собственность мужчин. Тебя спросят: «Кто твой господин?», и если ты не найдешь, что ответить, то любой мужчина имеет право взять тебя себе.
— Что за идиотские законы? — возмутилась Бьянка.
— Так испокон веков повелось, — сказала Айша. — Мужчина умный и сильный, поэтому он главный. А женщина — глупая и слабая, поэтому должна подчиняться. На все воля Бурхана.
— Вот уж нет! В моей стране у женщин почти такие же права, как и у мужчин! — возразила Бьянка. — Может, мужчины и сильнее нас, но уж точно не умнее!
— Нельзя так говорить! — сделала страшные глаза Гульнара. — Если твой господин такое услышит, он высечет тебя плетью! Держи язык за зубами!
Бьянка ничего не ответила и принялась задумчиво жевать остатки лепешки.
***
После обеда начался аукцион. В подвал доносился приглушенный топот множества ног, разноголосый гомон, подвывания флейты и звон тамбурина. Пленницы то и дело подходили к двери и прислушивались, нетерпеливо ожидая, когда же их самих поведут наверх. Женщин охватило лихорадочное возбуждение. Заточение подходило к концу, и вскоре должна была решиться их судьба.
Через несколько часов основная часть аукциона, по-видимому, закончилась, и в продажу пошел товар «второго сорта»: начали выводить рабов из подвала. Несколько камер уже опустели, и, наконец, стражники остановились перед дверью, где томилась Бьянка.
— На выход!
Дверь распахнулась, и женщины вышли наружу, щурясь после долгого пребывания в темноте. Трое охранников, вооруженных саблями и кинжалами, повели пленниц вверх по ступеням. Миновав длинные коридоры, они вошли в небольшую комнату, где стоял диван и туалетный столик, заваленный косметикой и дешевыми украшениями.
— Можете принарядиться, — бросил один из стражников.
Фарида, Гульнара и Айша кинулись подводить глаза и брови и обвешиваться яркими побрякушками, а Бьянка присела на краешек дивана и принялась внимательно изучать окружающую обстановку.
Сквозь занавеску, отделявшую комнату от аукционного зала, до Бьянки долетали комментарии распорядителя.
— Женщина, ангалонка, тридцать лет. На шестом месяце беременности! Два раба по цене одного! Начальная цена — двести золотых!
— Двести десять! — выкрикнул кто-то из зала.
— Двести тридцать!
— Двести пятьдесят…
Ребенок еще не успел родиться, а его уже продают в чреве матери. Он уже раб и останется им на всю жизнь.
— Триста золотых!
— Продана за триста золотых!
Через несколько минут в комнату вошел слуга с небольшой грифельной дощечкой в руках.
— Фарида, двадцать пять лет, — прочитал он.
— Я, — выступила вперед Фарида.
— За мной!
Та подчинилась.
Так значит ей не тридцать, а всего лишь двадцать пять! Выглядит намного старше. И неудивительно, если учесть, в каких условиях она, должно быть, провела все эти годы.
Фариду продали за триста пятьдесят золотых. Следом вызвали Айшу, а через полчаса Гульнару.
Один из охранников куда-то отлучился, и Бьянка осталась наедине с невысоким юнцом, одетым в белую рубаху, короткую черную жилетку и широкие синие шаровары, подпоясанные желтым кушаком. На поясе висел кинжал, а платок из черного муслина закрывал лицо, оставляя открытыми огромные газельи глаза.
Еще на выходе из подвала у Бьянки отобрали чадру, и полупрозрачные покрывала скорее показывали, чем скрывали ее тело. Мальчишка тайком бросал на нее заинтересованные взгляды.
Он столкнулся с Бьянкой глазами, и смущенно потупился. Она готова была поспорить, что если бы он не был таким смуглым, то непременно залился бы нежным девичьим румянцем.
Это был шанс! Прикасаться к мужчине совершенно не хотелось, но либо ты позволяешь страхам взять над собой верх, либо берешь себя в руки и действуешь.
— Эй! — окликнула она юношу.
Тот вытаращил глаза. Бьянка приоткрыла вуаль, демонстрируя неповрежденную часть лица, и соблазнительно улыбнулась. Даже под платком стало заметно, как у мальчишки отвисла челюсть. Видимо, девушки нечасто ему улыбались.
Оголенное плечо призывно показалось из-под воздушного покрывала. Охранник как завороженный подошел к Бьянке. Она потянула его за руку и усадила на диван, а сама забралась на него верхом. Он замер, боясь пошевелиться. Бьянка обняла его за шею и потерлась об него грудью. Из-под черного платка послышалось восторженное:
— Ы-ы-ы!
Бьянка нежно открыла его лицо. Совсем молоденький, только-только начали пробиваться усы. Она прильнула к его пухлым губам сладким поцелуем, а пальцами надавила на сонные артерии в углублениях по бокам от гортани, как учил ее когда-то отец. Парнишка хотел было вырваться, но Бьянка крепко прижимала его к спинке дивана. Через несколько секунд его глаза закатились, а тело обмякло.
Бьянка вскочила на ноги. Теперь нужно действовать очень быстро: обморок продлится от силы пару минут. Она принялась судорожно стаскивать одежду с бессознательного тела. Сняла жилетку, рубаху, развязала кушак, стянула шаровары. Портками, все еще оттопыренными восставшей плотью, побрезговала. Тюрбан стянула с головы не разматывая — некогда будет накручивать его заново. Торопливо облачилась в наряд мальчишки. Сапоги с загнутыми носами велики, все остальное — почти впору.
Бьянка завязала кушак, прицепила ножны. Жаль, что у него нет сабли, но даже с одним кинжалом она сумеет за себя постоять. Нахлобучила, словно шапку, тюрбан, поправила выбившиеся концы, закрыла нижнюю половину лица. Свои покрывала она скомкала и сунула в карманы шаровар. Пригодятся.
Теперь — бежать! К счастью дверь оказалась не заперта. Бьянка выскользнула наружу и очутилась в лабиринте узких коридоров. Сперва побежала, но через несколько секунд заставила себя пойти обычным шагом. В этом наряде ее должны принять за охранника, нельзя привлекать к себе излишнего внимания.
