Настоятельница учила свою послушницу со всем прилежанием и даже некой душевной отдачей. Однако подлинной душевности в их отношениях так и не появилось, к чему обе никогда не стремились. Ринда знала, что при случае непременно отплатит сполна своей наставнице и за науку, и за горькую правду, ставшую предостережением. Представился бы случай – подарки та не возьмёт, слишком уж высоко чтя своё достоинство.
– Ты слишком хорошо обо мне думаешь, если подозреваешь, будто мне интересен хоть кто-то кроме меня самой, – улыбнулась Ринда отточенной годами никому не понятной улыбкой. – Мне смерть Торсела за старые грехи неинтересна. Как и сами старые грехи. А вот подрезать ему крылья, дабы не совался в дела грядущие, не помешает. В мои дела, – подчеркнула будущая княгиня Риннона-Синие горы. – Пусть залезет в какую-нибудь щель и прижухается там, если головой дорожит.
– Он не прижухается, – насмешливо предупредила Дарна.
– Что ж, посмотрим.
– Тут и смотреть нечего. А ты нажила себе хитрого и сильного врага. И Торсел отомстит.
– Если доживёт до мести, – пренебрежительно отмахнулась Ринда. – А доживёт, так ему придётся иметь дело с князем Кеннером. Тому до меня, конечно, дела нет. А вот княгиня Риннона – это его княгиня. Интересно будет посмотреть на того, кто осмелится отнять у Кеннера Свирепого его собственность.
– Пожалуй, – хмыкнула Дарна.
Из её глаз разом пропало нечто въедливое, настырное – еле уловимое, но Ринда наловчилась это распознавать. В душе болезненно карябнуло, засаднило. Понятно, что на прежнюю душевную близость с подружкой детства рассчитывать не приходилось. Время самая неохватная и безотказная мельница, что перемалывает всё подряд. И особенно жадно брошенные на произвол судьбы чувства, что сродни костру, в который перестали подбрасывать хворост. Но всё-таки подспудно Ринда надеялась на возрождение старой дружбы: тянулась к ней и помыслами и чаяниями. Видать, не судьба.
– Поместники долго заседать не станут, – напомнила Дарна. – Званый обед уже готов. Вестник от верховника давно примчался. Принёс счастливую весточку, что наследница возвращается. Вот-вот за столы усядутся, а ты ещё не готова. Опоздаешь.
– Подождут, – ровно хлыстом щёлкнула Ринда.
И Дарна не стала настаивать. Поднялась, посмотрела на неё долгим испытующим взглядом. Кивнула, не понять кому или чему, и вышла из светлицы тяжкой поступью воина.
– Плохая? – уточнила Аки.
Всё время разговора с Дарной она, поджав скрещенные ноги, сидела на богато застланной лежанке неподвижным разнаряженным идолом. Даже глазами не водила, будто её душа провалилась в какой-то потусторонний мир. Дарна то и дело косилась на чудаковатую, непонятную чужачку. И Ринда ощущала, насколько беспокоит воительницу появление рядом с наследницей чего-то чужеродного. Некого прежне невиданного заморского ореха, к которому не знаешь, как и подступиться, дабы его расколоть. Ещё и сердцевину сожрать не сразу отважишься – хмыкнула Ринда – а то враз отравишься. И чирикнуть не успеешь.
– Дарна не плохая, – покачала она головой, грустно улыбаясь любезной её сердцу чучелке. – Просто она чужая. В детстве да, была мне будто сестра. Но детство, чучелка, давно прошло. А мы слишком давно разошлись.
– Наврледит тебе? – с неповторимым выговором уточнила Аки. – Если больше не сестрла, может наврледить.
– Да и сестра может навредить, – едко заметила Ринда. – Такие уж у нас людей звериные повадки. Ладно, нужно и вправду одеваться. У нас с тобой впереди целых два очень важных дела. И первое мы сделаем сегодня.
– Сделали, – спрыгнув с лежанки, напомнила Аки и протянула руку: – Льденчик.
– Я не о Торселе, – поморщилась Ринда, выуживая из брошенной на стол для рукоделья сумы сахарного петушка. – Другое дело.
– Сестрла, – понятливо кивнула Аки и запихнула в рот долгожданную радость.
Глава 3
Званый обед в честь возвращения наследницы сгоношили на скорую руку. Ибо известная синегорская стервозина княжна не соизволила уведомить о своём прибытии. Благо хоть верховник Рун позаботился. А то и вовсе бы сели за столы за полночь – совсем уж не почтить наследницу стыдобственно.
Однако прибыв в парадную горницу почтить лучших воинов-поместников княжества, Ринда справедливо отдала должное мачехе: даже впопыхах та собрала богатый стол. Стало быть, уж в крепости-то у княгини порядок. У неё самой так вряд ли получится – отдала княжна должное и себе. Сроду не чуяла за собой тяги к ведению большого хозяйства.
Вдова сидела за княжьим столом во главе пира рука об руку с воеводой. Вопреки ожиданию, Гулда не переборщила с украшательством своего наряда – лишь бы только указать злонравной падчерице на своё высокое положение. Оделась сдержанно и вид приняла соответствующий. Давнюю свою вражину встретила нервным кивком, будто у неё шею заклинило.
Войдя в огромную пиршенственную горницу, занимавшую половину нижнего уровня терема, Ринда первым делом отметила присутствие Торсела. Правда, на весьма непривычном для того месте: чуть ли не в конце одного из двух столов, приставленных торцами к княжьему. Кто бы чего от неё ни ожидал, она сделала вид, будто её врага тут вообще нет. Чинно протопала к мачехе и подчёркнуто вежливо склонила голову – ниже некуда. Гулда, понятное дело, нисколечко не поверила её приветливости и насторожилась.
– Здорова ли ты? – осведомилась наследница, усевшись в высокое кресло по правую руку княгини.
– Благодарствую. Здорова, – бесцветно отчеканила Гулда.
– А девочки? – продолжила Ринда, оглядываясь. – Я слыхала, что по зиме Састи сильно болела. Тебя здорово напугала. Надеюсь, теперь-то всё в порядке?
– В порядке, – нервно сглотнула Гулда.
– Со мной прибыла послушница из скита, – как ни в чём не бывало, продолжила Ринда. – Её тебе настоятельница прислала.
– Зачем? – почти испугалась княгиня.
– Она знахарка. Настоятельница считает, что ты в ней нуждаешься.
– Что ты задумала? – не выдержав пытки неведением, прямо спросила Гулда еле слышным шёпотом.
Ещё бы ей не дёргаться – честно покаялась Ринда. Можно понять, когда в твой дом возвращается лютый недруг, едва тебя не прикончивший. Несладко пришлось молодой жене князя Риндольфа, когда она вошла в его дом. Девятилетняя соплюшка падчерица не просто зашипела на мачеху, не просто окрысилась. Одними поносными ругательствами да истериками не обошлась – в который уже раз обругала себя Ринда, пусть и давние то дела. Ей за давностью лет ничего не забыли и не простили.
Да и как забудешь? Она ж не раз, и не два – трижды пыталась спровадить мачеху на тот свет. Обдуманно и злокозненно. В первый подсыпала в её бокал крысиного яду. Гулду спасли головные боли, удержавшие юную княгиню в постели дольше обычного. А её бокал с вином утащили обратно на поварню, где господское вино с наслаждением вылакал какой-то холоп. Вылакал и помер в корчах. А князь Риндольф встал на дыбы, требуя разыскать покусителя на жизнь княгини.
Пока злодея искали, Ринда – обозлённая неудачей пуще прежнего – раздобыла небольшую, но отменно ядовитую серую гадюку. Прокралась в светёлку Гулды и сунула гадюку под одеяло. Прямо перед послеобеденным отдыхом. Не просчитала по малолетству, что воодушевлённый юным телом жены князь явится его потискать среди бела дня. А такому отменному воину справиться со слабенькой змейкой, что высморкаться.
Тут уж Риндольф и вовсе залютовал. Принялся вытряхивать душу у теремной челяди без разбора: чем кто занимается, и у кого имеется доступ в господские покои. А у Ринды не хватило ни умишка, ни совести, ни опять же расчётливости дабы затаиться – не говоря уж о том, чтобы угомониться. Вот и попалась, когда напихала под потник Гулдиной кобылы горсть репьёв. Мачеха в седло и задницу толком опустить не успела, как бедная кобыла взбеленилась и сбросила её наземь. И вновь князь Риндольф показал воинскую удаль, пихнув брыкающуюся лошадь всем телом и вытащив из-под копыт жену.
