возможности к нему зайти.
–Да, не, я рисовать, здесь снежные мотивы в моде. Но вода тоже неплохо, я этой давлюсь прям. Мося аккуратно отпил глоточек и убрал остальное в шкаф. Я смотрел на пакет, где было не более стакана воды, мне стало неудобно, что я привёз не так много
–Удивительно, каких-то несколько часов и так меняются ценности.. Я теперь думаю о реках воды как о чем -то мистическом, да, Мося?
–Чудеса Земли бесценны, и чем дальше от них, тем они прекрасней и совершеннее. Но поменяй время, пространство и все изменится. Разный спрос, разная цена. Вот, мол, на тебе, дураку снежинка-алмаз неизвестного автора, а ты не замечал, шёл мимо.. Мне, Леха, отсюда все как то радостнее. -Сказал Мося грустно и ему не верилось. От себя не улетишь, не убежишь и утащишь все с собой, даже то, что невозможно взять, так сказать, нематериальный груз. За весь вечер Морасява ни разу не сказал о ней. Она-это та прекрасная очаровательная стерва, навсегда разбившая чуткое Мосино сердце.
Глава 6.
Прогулка на воздушном балконе.
Сегодня перемещение платформы Айкон на 0;75 градусов, давление…
Я переключил канал.
– Перемещаемся …Спускаемся до седьмого уровня атмосферы.
Города – платформы на воздушных подушках не стоят на месте в поисках своего места под солнцем. Договоренность о неизменных координатах оставалась актуальной и неразрешимой политической задачей.
Но сегодня мне было все равно. Мы перемещаемся, а это значит, что мы с Яей идём гулять- сегодня будет видно облака.
Как же я любил набережную! Здесь она, кстати, носит название городской балкон. В красивейших городах Земли морские и речные набережные мне были малы. Идёшь вдоль ажурного парапета по краю живой воды … вот так бы и шел, но нет -конец красоте. А здесь набережная была везде, обрамляя платформу по кругу так, что с высоты город на воздушной подушке выглядел празднично и нарядно как торт "Корзиночка," который так любят на Земле. Именно это изображение и было визитной карточкой Айкона. Эту набережную я назвал "До сыта", упорно называя ее набережная, как впрочем, почти все земляне.
Особое изящество краевой линии придавал высокий парапет с беседками и ажурными перилами. Белоснежные вазоны были будто туго перетянуты в тонкой "талии". Подходя к балкон по светлой, мраморной, широкой мостовой, издалека, казалось, что идёшь по огромному праздничному столу, покрытому белой скатертью. А изящные цветочные вазоны, обрамляющие городской балкон, превращались в бокалы на тонких ножках. Мы подошли к парапету.
Облака, расцвеченные золотисто розовым светом, шевелились, вздымаясь одно над другим словно морские волны. Завороженно мы смотрели как они сливаются, образуя огромного " кита". Вот "кит "вздохнул и стал медленно оседать, растворяясь в молочном океане. Смотреть на игру воздуха и света можно было бесконечно.
– Не представляю, как это вместо облаков вода… Странно это и можно там плавать… задумчиво произнесла Яя.
– О, это очень красиво, вода соленая бирюзовая, обволакивает тебя … А под ней рыбы…Всех цветов, живые глазастые, есть опасные рыбы огромных размеров..-я погрузился в воспоминания. Яя слушала меня завороженно, как ребёнок сказку.
– А ты был под водой?– Она снова округлила глаза и посмотрела на меня восхищённо.
– Пообещай мне, что мы с тобой обязательно вернёмся на Землю, поедем на море, и будем смотреть на рыб … осмелился я.
– Вернёмся-; усмехнулась Яя- я там никогда и не была!
– Конечно, именно вернёшься, потому что ты по происхождению землянка. Невозможно быть человеком и не быть на Земле!- воскликнул я, и даже самому, понравилось, как сказал.
–Ну, не хочу стареть… и рыба… возразила Яя -Ты сказал она опасная. Кто защитит меня от рыбы, если я упаду в воду, надеюсь я никогда не упаду в большую воду? Айконцы называли земные реки, моря и океаны просто, одним выражением-большая вода
– Глупенькая, умиление разлилось по мне, расслабило ноги, руки и сердце. От рыбы тебя защищу я.
Мы стояли, держась за руки. Яя непосредственно забрала мою куртку. Холодно, я надел ей еще шапочку. На балконе похоже на раннюю земную весну: есть места где ледяной ветер, а если попадешь под лучик , то он полностью согреет тебя, разлившись сонным теплом от макушки до пяток и, почему – то, всегда кажется, что он светит только для тебя.
– Говорят, что по Вокеану ходит человек. Многие клянуться, что видели его последний не раз не так давно…-, ляпнул я,вспомнив самую последнюю сплетню, услышанную во время обеда в лаборатории, дабы придать разговору интригующий ход.
–Человек по Вокеану?!
Остальное Яя уже не помнила, она нагнулась вперед над перилами и уставилась вдаль.
–Да, но кто знает, правда это или вымысел,– попытался быть объективным я. Не хотел показаться фантазером- врушкой.
–Это правда! – Вдруг позади нас раздался возглас. Это был моложавый старик. С тех пор как некоторые пожилые земляне оказывались в городах- платформах, течение жизни для них как бы замедлялось и нечасто, но можно было встретить здесь пару- тройку бодрых городских старичков, которым было далеко за сто лет.
–Правда, ведь это не Вокеан! ,-зашептал старик встревоженно. -Это голограмма. Андрэ был уверен, он все проверял. Это -иллюзия. Андрэ, мой друг Андрэ , он знал и, чтобы доказать свою правоту, прыгнул… Это он, мой друг, попал голографическую сеть. Андрэ, мой друг, когда- нибудь, я последую за тобой. Когда -нибудь- и дед заплакал, уткнув голову в сморщенный кулак.
–Городской сумасшедший…-Яя пожала плечами, но только более внимательно стала вглядываться в облачное пространство. Она вытянула руку, будто пытаясь пальцами схватить воздух.
–Да уж, облака и хорошо сделанную голограмму невозможно отличить
без спектрального анализа. Вот так проживёшь всю жизнь и никогда не узнаешь была эта жизнь иллюзия или реальность.
– О, да ты у меня философ! ,-я нежно обнял Яю.
Воздушный океан застонал, потом тихо- тихо, тонкие высокие ноты, пронзили, казалось, всю вселенную. Платформа задрожала. Было ощущение, что качаешься на качелях, подвешенных без опоры, над огромной пропастью. Завораживающие звуки, похожие на арфу, перетекали в органные басы. Это была Симфония вселенной, самая совершенная музыка, что я когда- либо слышал. Удивительным было то, что мелодии были одна лучше другой и никогда не повторялись. Вихрь звуков уносил все дальше в облака восхищенный слух. Вот, будто тонкие пронзительные скрипки первой партией, вот, чуть слышно, о себе поёт, как будто, флейта- нежная, высокая, переливчитая. Вот, кто-то перебирает гигантскую арфу, струну за струной. Звуки, сменяли друг друга, один за одним, то сливаясь, то разьединяясь на голоса. Именно эти небесные концерты, имевшие
