— Да, — взволновано кивает мужчина и косит на камеру, приглаживает волосы на макушке. — Это я вызвал военных, когда увидел, как он туда прыгнул.
— Расскажите, что именно произошло?
— Я шел по улице, когда из этого подвала вылез мужчина. Он стоял вот тут, где мы с вами стоим, и пошатывался от слабости. Его заметили подростки и стали забрасывать камнями.
— Они оборонялись? — спросила журналист.
— Нет. Он совсем не проявлял агрессии. Просто стоял, и все время смотрел вверх, куда-то туда, — мужчина указал на противоположную сторону, и камера взяла крупный план.
Не узнать свои окна в числе прочих, Проскурина не могла…
— Как вы думаете, что он там искал? — спросила журналистка.
— Не знаю. Но он просто стоял и смотрел. Мальчишки стали смеяться над ним, такой он грязный и потрепанный. Но парень игнорировал все насмешки. Улыбался им и махал иногда рукой. Странно так, вроде приветствовал ребят, не осознавал грубости, и снова смотрел туда, на окна. А сам такой бледный и не очень здоровый на вид. Словно вот-вот упадет, и вышел лишь подышать воздухом перед смертью. Ну, очень бледный… Ребята тем временем к нему подошли, стали кидать в него всякий мусор из этого бака, — мужчина оглянулся и камера, проследив за его рукой, взяла крупным планом переполненный контейнер. — И тут он зарычал злобно и оскалился! Парни переполошились и бросились в рассыпную. Даже я испугался, хотя стоял на расстоянии. Это вампир, понимаете!..
— Он погнался и покалечил кого-то? — спросила диктор.
— Нет, он так и смотрел на окна. Я же говорю, вид у него совсем не агрессивный был, пока не зарычал. А зарычал, потому что они в него кидали мусор. Ну чем он им помешал? Стоит, на окна смотрит… Я сперва тоже дал деру, а потом вернулся. Было интересно, ведь парни тоже вернулись и стали кидать в него уже камни. Странное дело, вампир, а какой-то безобидный совсем. Они его били, а он сидел, сжавшись, какое-то время, а потом пополз прочь и забрался в подвал. И там он теперь и сидит. А я вызвал военных, сказал, что у нас в подвале сидит бессмертный. Жалко мне его стало, мальчишки ведь так и кидали камни. Хотели огонь развести, сжечь. Могли дом спалить, дураки. Он слабый, но смотрю, военные туда не рискуют ходить. Наверное, им приказано взять парня живьем…
Проскурина бросилась к двери и побежала по улице. Следом за ней из бара высыпали почти все посетители. Все хотели увидеть, что происходит практически в соседнем дворе.
Очевидцев было не мало, военных еще больше. Они оцепили пространство перед домом плотным полукругом и не пускали близко никого, даже журналистов, и те вынуждены были снимать издали. К моменту, когда Калина добежала до места событий, туда уже подъехали правительственные авто. Их легко узнать по номерам. Кроме того машины у них из старого запаса, не ржавые драндулеты как у большинства граждан.
Она сразу увидела седую макушку Аршинова. Министр зрительно постарел, вероятно, стресс сделал свое дело. Александр Александрович переговорил с командиром военных и неторопливо пошел к разбитому окну в подвал. Рядом с ним двигались два стрелка с автоматами, но политик дал бойцам знак и отправил назад.
Калина с трудом протиснулась между зевак, наслушавшись не лестных комментарии в процессе, но теперь через плечо одного из военных могла что-то видеть и даже слышать. Расстояние позволяло.
— Амир, это министр Аршинов, вы тут?
— Да, — глухой голос донесся снизу как из рупора.
Толпа зарокотала, и министр рукой дал сигнал по возможности соблюдать тишину, что бы слышать.
— Амир, выходите, вас никто не обидит. Вы вернетесь домой целым и невредимым. Это непременное условие вашего правительства. И там вам ничего не угрожает, ваш государь дал мне слово. Сегодня он обращался с речью ко всем жителям города через нас, по видеосвязи и просил прощение за ваш странный поступок и давал свое личное слово, что никто не пострадает. Вы же не хотите подвести своего государя?
— Я никому не причинил вреда. Вы же это знаете.
— Да, по моим сведениям, а они верны, за эти трое суток, что вы гуляете улицами голодный, в городе по вине бессмертного никто не пострадал! — громогласно, чтобы слышали все, подтвердил он. — Зачем вы убежали?
— Они кидают в нее грязью на улицах и пишут на двери бара, где она работает — «шлюха»… Почему люди так жестоки к ней? Ведь она всего лишь слабая женщина? — горько выкрикивал он. — Я не чудовище! Я мужчина, пусть не такой как вы, но переживаю такие же чувства как любой обычный человек! У меня есть душа, во мне бьется сердце! И мне больно… Я не мог ее бросить, хотя она и отвернулась от меня после пережитого горя…
— Вы говорите про госпожу Проскурину, Амир? — изумился Аршинов.
— Да, — вновь глухо донеслось из подвала.
— Вы остались тут… из-за нее? — пораженно выдохнул министр. — Вы убежали из-под опеки не для того чтобы навредить кому-то, а чтобы быть ближе к женщине с которой познакомились во время первых мирных переговоров? — растерянно вопрошал он. — Обычной женщине? Человеку?..
— Да. Для вас, вероятно, она обычная. Для меня, пожалуй, не совсем… Ее обвинили в связи со мной как в чем-то грязном. Разве она не свободна? Разве не имеет права выбирать сердцем, кого ей любить? Они сломали ее! Выгнали с работы, лишили средств к существованию! Она на грани голода, в нищете, ее унижают на каждом шагу! Измучавшись терпеть эту жестокость, отреклась от меня. Я не виню ее, она в отчаянии. Но я тут! Я рядом! Из этого окна я каждый день вижу, как она идет на работу — в грязный бар. Единственное место, где ее приняли, — горько кричал он, — и ночью, когда она возвращается домой темной улицей, тайком провожаю ее, чтобы никто не обидел.
— Амир, это очень… по-мужски, — предельно растерявшись, признал министр и взглянул на толпу зевак, — но вам нужно возвращаться домой.
— А кто присмотрит за ней?
— Вы давно ели, Амир?
— По-настоящему? Давно…
— Вас мучает голод?
— Я могу терпеть любой голод! Я ем тут крыс, и этого хватает. Считайте, помогаю городу, — хрипло рассмеялся бессмертный и тут же закашлялся, — уничтожаю вредителей.
— Вы кого-то покалечили из-за госпожи Проскуриной?
— Нет, я бы не пускал клыки в ход. Я в силах поработать кулаками, защищая любимую женщину…
Толпа снова загудела. На миг бывшая журналистка оглохла. Такое потрясение вызвало признание вампира. «Вы это слышали?», — доносилось до нее со всех сторон.
— Амир, я даю вам слово, что позабочусь о Калине Проскуриной, — между тем громко крикнул министр. — Вы верите мне?
— Тогда выходите, Амир.
— Не раньше чем еще раз увижу ее… А потом я выйду и сдамся.
