-- Да, я тоже рад. Жаль, не успел вовремя, чтоб помочь вам, - ответил граф. Его спина тоже была изуродована огнем.
Крестьяне самодовольно улыбались, чинно шествуя к деревне, сопровождая графа и его друзей. Никому на ум не пришло, что сегодня они сражались плечом к плечу со своим хозяином.
Полночь.
Постоялый двор.
14е. Первый весенний месяц. 697 год.
Гости разошлись по своим комнатам. Обслуга погасила свечи в зале и тоже ушла спать. Хозяин проверил дверь и поднялся в свою комнату. Расседланные лошади стояли в конюшне, а у ворот дежурил сторож. Когда везде воцарилась полная тишина, из дальней комнаты вышли двое в длинных черных плащах. Они прошли мимо комнаты принцессы, внимательно рассмотрев конвой. Солдаты мирно посапывали на своем посту. Мужчины вернулись и, убедившись, что солдаты крепко спят, подошли к двери.
-- Сработало, - усмехнулся один.
Второй молча кивнул, открывая дверь в спальную Николь. Там было темно и тихо, в свете луны видны были лишь очертания мебели. Мужчины неслышно подошли к кровати и зажгли свечу.
-- Ее здесь нет, - немного громче положенного воскликнул первый.
-- Уходим, - буркнул второй, уже заметив пустую постель.
Погасив свет, они покинули комнату также беззвучно, как и вошли. Неслышно прошли мимо охраны и растворились в темноте коридора.
-- Хорошо ты придумал с солдатами. Теперь они даже не узнают, что мы были здесь, - продолжал болтливый. - Но куда же она подевалась?
-- Заткнись, - его спутник был явно не в духе.
Наутро ни о чем не подозревавшая принцесса сладко зевнула и потянулась в кровати. Бьянка недовольно зажмурилась и натянула одеяло, прячась от утреннего света.
-- Прости, что доставила тебе неудобства, - Николь встала с кровати, где они с фрейлиной легко уместились на ночь. - Не хотелось быть одной.
-- Ничего, я нормально спала, - пробормотала Бьянка сонным голосом.
Николь более не хотела мешать подруге спать, и начала одеваться. Она смогла уговорить короля не посылать с ней свиту из камеристок и горничных, убедив, что ей во всем помогут фрейлины. Теперь, пытаясь завязать корсет, она впервые об этом пожалела. Стук в дверь отвлек ее от крючков и завязок.
-- Вы уже не спите, Ваше Высочество? - мисс Лизард вошла в комнату.
-- Уже нет, никак не привыкну к королевскому распорядку дня, - улыбнулась Николь, обрадованная появлением подруги.
-- Не спится вам в такую рань, - Бьянка недовольно перевернулась на другой бок.
-- Помочь вам? - Ева подошла к принцессе, и понизила голос. Николь кивнула, улыбнувшись.
Принцесса и ее фрейлины позавтракали скудной, но весьма питательной стряпней деревенской кухарки и королевский кортеж снова тронулся в дорогу. Утро стояло по-зимнему холодное, даже ветви деревьев посеребрил иней. Постояльцы, разинув рты, смотрели им вслед, высыпав на дорогу.
Полдень.
Земли графа Яновского.
14е. Первый весенний месяц. 697 год.
В маленькой деревушке, находившейся поодаль от остальных, все готовились к настоящему празднику. Крестьяне, обрадованные победой и освобождением земель от разбойников, собирались как следует это отметить. Раненых разместили по домам, в то время как уцелевшие расписывали остававшимся в деревне жителям бой во всех деталях. Каждый вышел бесстрашным героем, сразившим, по меньшей мере, троих противников. Малыши и старики слушали, кто с недоверием, кто с удивлением. Женщины готовили праздничные яства и накрывали столы. Только в доме старейшины было тихо, и никто не решался войти к ним. Там остановился граф и его знатные друзья. Марта и ее мать омыли его раны и уложили в чистую постель в одной из комнат. Велиамор смазал ожоги целебной мазью, пообещав, что они полностью сойдут меньше чем через неделю. Нанесенные черной магией, они могли быть сняты белой, но царапины от когтей оборотней и раны от сабель могли оставить рубцы. Кристиан не расстраивался по этому поводу. Красота его сейчас интересовала в последнюю очередь. Оставив графа, Велиамор и Гордон закрылись от всех, чтоб обсудить свои дела. Старейшина ожидал, когда хозяин сможет принять его.
Кристиан лежал без сна с закрытыми глазами. Он слышал почти все звуки наполнявшие дом. Чувства его обострялись с каждым днем, и теперь он мог видеть в темноте и слышать лучше, чем обычный человек. Демоническая сущность все больше овладевала им. Он уже почти не чувствовал боли от страшных ран, не было сострадания к погибшим крестьянам, сожаления о сгоревшем доме. Он все реже думал о Николь. Ее образ стирался, и осталось лишь светлое воспоминание. Графа уже не радовал солнечный свет, он с нетерпением ожидал наступления сумерек. Ему хотелось уехать за пределы Вандершира, увидеть новые земли и забыть о прошлой жизни.
-- Ты не спишь? - спросил Гордон, войдя неслышно и притворив за собой дверь.
-- Нет, так шумно. Голова трещит, - Кристиан не открывал глаз. - Прикрой штору, а то я ослепну от этого солнца.
-- Выглядишь неважно, - князь выполнил просьбу и сел на скамью у окна.
-- Это уже не имеет значения.
-- О чем ты говоришь? Литиаты тебе помогут, и все будет по-прежнему, - Гордон неубедительно улыбнулся.
-- Ничего уже не будет по-прежнему. Очень скоро все изменится. Николь выйдет за герцога, Вандершир вступит в войну, а я стану демоном, - Кристиан сел в кровати, опираться на спину было больно.
-- Знаешь, я не желаю этого слушать. Будь мужчиной. И вообще, с чего ты взял все это? - Гордон искренне удивился. - Тебя вылечат, и ты вернешься к своей принцессе. Да и Вандершир, насколько мне известно, ни с кем воевать не собирается.
-- Ты слеп, мой друг, если не замечаешь очевидного, - ледяным тоном произнес Кристиан. - Война уже началась. Что, по-твоему, тут происходит? Разбойники с большой дороги не вырезают деревни одну за другой, не оставляют вурдалаков, не водятся с оборотнями. А черные маги без причины не нападают на пограничные земли.
Гордон молчал, не зная, что возразить. Он и сам догадывался о чем-то подобном, вот только мысли о черных магах не приходили ему в голову.
-- А что касается Николь, - продолжал граф, - то я сам благословил ее на брак с Макмилоном, раз уж он ей нравится.
-- Нет! - Гордон вскочил, услышав имя своего недруга. - Что угодно, но не это! Ты хоть представляешь, что это за сволочь?! Он же подлый проходимец, ищущий выгоды и славы. Его ухлестывания за Николь не более чем желание приблизиться к королевской семье и их деньгам. Он движим только тщеславием и жаждой наживы.
