глухой возглас над ухом.
Губы тёплые по виску. И руки надёжные обнимают будто со всех сторон разом. Свет внутренний пыхнул сильнее от одного его только касания, затопил разум и тело горячей волной. Леден поднял её на руки, прижимая к себе всей силой. Она взлетела будто и застыла в воздухе лёгким пёрышком, растворяясь в его близости, проникая в него всеми силами души. Елица обхватила широкую шею рукой, нашарила губами её и прильнула, силясь ощутить вкус его кожи, запах его. Она прихватывала её, целуя, впиваясь пальцами в твёрдые мышцы. На грани беспамятства, за порогом странного безумия, что обуяло сейчас — и не могла остановиться.
— Елица, — почти простонал Леден, убирая её руку, жадно стремящуюся сгрести его загривок в горсть. — Надо уходить отсюда. Слишком долго…
— Я знаю, где Сердце…
— Хорошо. Хорошо… — он будто успокоить её пытался.
И она замерла в его объятиях просто наслаждаясь тем, что он так близко. Что он защитит её, выведет. И тогда… Может тогда они что-то сумеют придумать.
Долго они шли или нет — совсем нельзя было понять. Только лёгкое покачивание, стук сердца Ледена и тепло его составляли весь мир тесный, что сомкнулся вокруг Елицы. Она блуждала по границе, за которой только темнота, боясь обрушиться за неё, словно с обрыва.
Коснулась подола вода Смородины, поднялась выше, объяла бёдра до самого пояса. Сжалось дыхание в груди до маленького комочка, как вновь зевертелось всё, зашаталось, будто твердь с себя хотела Елицу сбросить. Только ударил свет по глазам — и она рухнула в забытьё тут же.
— Она нашла Сердце, — только и сказал Леден, как встретил его Чаян у плетня, что окружал избу старосты.
Брат сжимал Елицу в руках так крепко, что и сомнения никакого не оставалось: попробуй отбери — убьёт на месте. Просто голыми руками придушит. Княжна была без чувств. И что случилось с ней там, у материнского кургана, оставалось только гадать. И маяться, что не пошёл с ней, что не уследил, как дошло вдругорядь до беды. Из одной опасности в другую Елица прыгала, словно через костры. А он стоял как будто в стороне. И сердце замирало каждый раз, и поделать он с тем ничего не мог. Вот и теперь — что стряслось? Почему княженка в беспамятстве? И Чаян готов был душу вытрясти из Ледена за хоть одно слово.
Они вместе ввалились в избу. Хозяйка вздрогнула от грохота, с которым отворилась дверь, прижала пухлые руки к груди, но быстро очнулась, захлопотала, указывая братцу на лавку, куда можно было Елицу уложить. Тот опустил княженку на ложе так бережно, словно ворох пуха — боясь, кабы не рассыпалась.
— Что случилось? Почему как только она с тобой оказывается, так оборачиватся всё скверно? — Чаян рванул брата за плечо, разворачивая к себе.
Тот руку его сбросил резким движением.
— Не до тебя сейчас, — рыкнул приглушённо, видно, чтобы хозяйку совсем не напугать.
— Зато мне дело есть до неё. Я знать хочу немедленно! — Чаян сжал кулак.
Бывали дни, что он не понимал собственного брата. Случались между ними и ссоры лютые, и драки — по юности особливо — до кровавых соплей, до синяков под глазами и на боках, после того, как ноги в ход шли. Но они всегда мирились — родная кровь. А сейчас Чаян готов был просто его убить. Одним ударом в темя: за то, что он знает больше, за то, что держал Елицу в руках и сейчас просто не подпускал к ней. И говорить отказывался, объяснять — чтобы хоть немного легче стало.
— В Навий мир мы спускались, — Леден всё ж оттащил его в сторону, а после и вовсе наружу вывел, через сени, мимо старосты, который внутрь спешил, заслышав переполох со двора.
— Ты водил…
Они остановились за углом избы, скрывшись ото всех глаз.
— Больше некому, — Леден пожал плечом. — Там она с матерью своей говорила. А после плохо ей стало. Она сказал мне только, что Сердце нашла. Больше ничего.
Чаян прислонился спиной к стене бревенчатой, не зная теперь, что и думать. В голове эта мысль всё никак не укладывалась. То ли слишком она была невероятная: привыкли они все, что Сердце где-то далеко от них и постоянно за ним гнаться надо — то ли просто застилала её тревога большая за Елицу. Что теперь будет с ней после того, как она по доброй воле в Навь пошла?
Да только и Леден ничего не мог ему на это ответить. Всегда спокойное лицо его было сейчас серым, бесцветным каким-то, будто хворал он долго. А взгляд то метался по двору бездумно, то останавливался вовсе, а брат настораживался, прислушивался к голосам, что доносились из избы. И вдруг он опустил голову и сел на корточки, прижав ладонь к боку под рёбрами. Видно, и для него поход в Навий мир не прошёл бесследно.
— Ты как? — вся злость на него и ревность страшная вмиг погасли.
Предупреждала ведь Елица, не зря опасалась, что могут они с братом рассориться сильно. Иногда Чаян как будто переставал отдавать себе отчёт в собственных чувствах и стремлениях, а после, охолонув, понимал, что каждый раз это может довести его до беды.
— Ничего мне не сделается, — буркнул в ответ Леден. — Очухаюсь.
Чаян разглядывал его склоненный затылок, понимая, что вовсе не дорога в Навий мир и обратно измучила его. А то, что с Елицей там сотворилось. Видел он многое на лице брата, научившись за столько лет замечать мелочи те, которые другим в глаза никогда не бросались. А оттого люди считали его вечно невозмутимым и бесстрастным. Но встреча с Елицей поменяла многое. Для них обоих.
Не сговариваясь, они вернулись в избу. Говорить больше не о чем. Теперь только ждать остаётся, как придёт Елица в себя. И надеяться, что большого вреда для неё не случилось. Многое Чаян мог бы отдать, чтобы своими глазами увидеть то, что видел Леден там, в Нави. Может, услышать хоть обрывок разговора княженки с матерью. Хоть что-то уразуметь самому. Может, сейчас ему было бы спокойнее.
Большуха глянула на них с братом грозно, как вошли, но ничего не сказала. Не её дело, что с Елицей стряслось — а она уж в достаточных летах и мудрости, чтобы понимать
