Во сне лорд — канцлер был жутким, но сон не шел ни в какое сравнение с реальностью. Темный костюм он сменил на светло — серый, а колючий взгляд вонзился в меня тысячами мелких ледяных игл. Наверное, именно так смотрят демоны, предлагающие продать душу.
Он неспешно отставил чашку, поднялся и неторопливо приблизился. В голову почему‑то пришел кот, заметивший чирикла, и все перышки на мне встали дыбом.
— Леди Луиза.
Я присела в реверансе, от его прикосновения по коже прошла дрожь. Вспомнился сон и скользкие пальцы Хилкота. Сейчас чувство было схожее, разве что от ладони и губ Аддингтона по руке растекался холод.
— Милорд.
— Приятно удивлен. Вам нравится Мортенхэйм?
Его голос — спокойный, вкрадчивый, напоминал рыболовную сеть. Не зря же говорят, что секретное оружие дипломата — интонация.
— О да, милорд. Вполне.
— Чудесное место. — Итан отпустил мою руку, и я вздохнула с облегчением. — Ее Светлость делает большое дело.
— Вне всяких сомнений.
— Вчера разговаривал с Его Светлостью, — лорд — канцлер подошел к камину, взял с полки статуэтку, на которую я обратила внимание. — Что в парламенте, что дома, весь в работе. Совсем себя не жалеет.
При упоминании Винсента сердце забилось сильнее. Чтобы не встречаться с Итаном взглядом, я смотрела на девушку с веером. Лацианское стекло, должно быть: тонкая ручная работа, изящная роспись. В крупных ухоженных руках лорда- канцлера фигурка выглядела еще более хрупкой.
— Миледи Уитмор тоже так считает, вероятно. В свое время она стала ему хорошим другом, но так и не сумела ничего изменить.
Наверное, так себя чувствует тот, кто хлебнул раскаленного масла. Я и думать забыла про Камиллу, но сейчас ее образ возник перед глазами: яркий, точно она стояла рядом. Я даже аромат духов ощутила — медово — цветочный, приторный. К горлу подкатила тошнота, Итан же вернул статуэтку на место и взглянул на меня: пристально, пронизывающе. Перед глазами помутилось. Отчаяние, разрывающая сердце ревность, бессильная ярость, только умноженные во сто крат. Я очутилась в черной воронке смерча безысходности, внутри его плотного веретена, отрезавшего от меня все самые светлые чувства.
— Мне нужно идти.
— Разумеется, — лорд — канцлер снова поднес мою руку к губам. — Буду рад видеть вас на празднике, леди Луиза.
Я вышла из гостиной, как в тумане. В голове не было ни единой связной мысли, лишь один яркий образ: картина, висевшая в гостиной городского дома де Мортена, вдруг ожила. Молодая Камилла Уитмор подалась вперед, сорочка скользнула ниже, открывая розовые соски, и Винсент шагнул к ней, припадая губами к ее груди. Она выгибалась под его ласками, но по щекам текли слезы.
В голове засела навязчивая идея: Камилла точно будет на празднике. Если с ним не пойду я, она‑то уж точно не упустит такой возможности! Платье… у меня же нет платья. И пошить его мне точно не успеют, потому что я не собиралась на этот дурацкий бал! Мысли путались, голова казалась тяжелой, я вообще не понимала, куда иду и зачем. Только оказавшись в своих комнатах, опустилась в кресло. Сердце билось, словно внутри меня кузнец стучал молотом по наковальне. Я уставилась в одну точку — в камин, глядя на пляшущее пламя, раскачивалась взад и вперед, кусая губы. В ушах шумело, а в сознании до сих пор звучал голос лорда- канцлера: «В свое время она стала ему хорошим другом, но так и не сумела ничего изменить».
Винсент приехал на следующий день ближе к ужину. За это время я успела накрутить себя по полной. Много ли надо женщине — пять минут и правильная мысль. Вообще‑то я успела сделать это несколько раз: первый — ночью, когда проснулась после очередного кошмара с участием Хилкота, второй — утром, когда у меня ни с того ни с сего дико разболелась голова, а третий уже после обеда, когда Ее Светлость на ходу обронила Терезе, что графиня Уитмор приедет в числе первых гостей. Сестрица Винсента скривилась так, словно хлебнула неразбавленного лимонного сока, и в этот миг я ее почти любила. Впрочем, наша любовь тут же закончилась: Тереза прошла мимо, глядя сквозь. Была бы ее воля — и прошла бы сквозь, но так уж получилось, что я пока не призрак.
Беседы ни о чем, которые в Мортенхэйме велись за столом, стали традицией. Но если раньше я относилась к ним спокойно, сегодня еле досидела до минуты, когда можно было подняться. Винсент подал мне руку, и я вздохнула с облегчением: наконец‑то мы останемся наедине и поговорим!
— Доброй ночи, леди Луиза.
Чтоооо?! Я почти чувствовала, как вытягивается мое лицо под аккомпанемент к звучащей в мыслях букве «о». Он это всерьез?! Или снова издевается?!
Я взглянула на де Мортена, но тот оставался невозмутим. Мы остановились в дверях, и он явно ждал, когда я уйду. Его матушка и сестры тоже поднялись из‑за стола, а выход здесь был всего один. Возникла та неловкая ситуация, когда хочется сказать очень много, но возможности нет.
— Нам нужно поговорить.
— Мы можем поговорить завтра, — он коснулся губами моих пальцев, глазами указал в сторону двери и добавил уже тише: — В малой гостиной.
Надеюсь, я правильно его поняла.
В той самой малой гостиной досталось диванной подушечке: я от души поколотила ее кулаками, а теперь то и дело запускала в нее ногти, как довольная кошка. Проблема заключалась только в том, что довольной меня назвать было нельзя. Звук, напоминающий треск поленьев в камине, сейчас раздражал, но я не могла заставить себя остановиться: царапала гобеленовую ткань и прислушивалась к тому, что доносилось из коридора. А из коридора ничего не доносилось.
Да что ж со мной такое творится‑то?!
Прошло полчаса, пока Винсент беззвучно появился в комнате: наверняка воспользовался магией, чтобы никто не заметил его присутствия. Он плотно закрыл за собой двери, и набросил полог. Теперь нас точно никто не услышит, любой пройдет мимо, и даже не поймет, почему.
— О чем вы хотели поговорить?
К моему разочарованию, он подошел к камину и облокотился о полку. Скользнувший по моей фигуре и лицу взгляд обжег, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Де Мортен же почему‑то не спешил заключить меня в объятия.
— Для начала про бал, — я швырнула многострадальную подушку в угол, поднялась и подошла к нему. — Спасибо, что пригласили лично.
Винсент прищурился.
— Я собирался говорить с вами об этом.
— Завтра, в малой гостиной? Ваша матушка вас опередила.
— Это ее праздник, и она может приглашать любого, кого ей заблагорассудится.
Я с трудом подавила желание спросить про леди Уитмор, а заодно и кому из них заблагорассудилось пригласить ее.
