— Ленинград! Блокадный…, - ее горло сдавил нервный спазм, а дыхание участилось. Первым ее импульсивным желанием было спрыгнуть с этой машины и бежать отсюда, куда глаза глядят. Но в следующую секунду она с горечью одернула себя: куда бежать, если война кругом?
Ксеня издала тихий стон и опустилась обратно на колени. Ее ладонь внезапно дотронулась до чего-то гладкого и прохладного, и она вздрогнула, убирая руку. Винтовка. Оружие. Чтобы стрелять в людей. Убивать их. А еще, чтобы защищаться. Ксеня не имела ни малейшего представления ни о винтовках, ни о каком-либо другом оружии, и уж тем более не имела понятие, как ими пользоваться. Но все же дрожащей рукой она придвинула винтовку к себе. На всякий случай. А после подтянула к груди колени, обхватив их руками, и так замерла в ожидании, уставившись в одну точку. Ее мысли были сбивчивы и хаотичны, они сменяли одна другую, то нагоняя страх, то вселяя надежду… Но в первую очередь она, безусловно, думала об Игоре и Артеме. Где они сейчас находятся? Когда и где они встретятся? Ксеня, конечно же, не могла не вспомнить о давней договоренности встречаться в новом месте на главной площади города, но в Питере это было нереально: здесь как минимум с десяток крупных площадей, раскиданных по разным островам…. Оставалось надеяться на случай и пустить все на самотек…
Ее спутники, и в правду, вернулись быстро, где-то через минут пятнадцать-двадцать.
— Ну что, красавица? — подмигнул ей Василий Степанович. — Не обижал никто?
Ксеня отрицательно покачала головой: за все это время мимо машины прошли всего двое мужчин в рабочей одежде, один солдат и измождено худая женщина неопределенного возраста. Никто из них даже не обратил на нее никакого внимания.
— Если хочешь, — продолжал солдат, — можешь прогуляться малек, ноги размять… А то затекли, поди… А мы тут с Колькой сейчас быстро управимся, и поедем дальше… Делов-то на полчаса, не более…
Ксеня вначале хотела отказаться от этой, на первый взгляд, непривлекательной идеи гулять по блокадному Ленинграду, но после все-таки решилась, понадеявшись на такую желанную встречу с Игорем или Артемом. Василий Степанович помог ей спрыгнуть с грузовика на землю, напоследок предупредив:
— Далеко не уходи… Как сделаем — сразу же кликнем…
Ксеня кивнула и неуверенно побрела в наугад выбранном направлении. Она шла, озираясь по сторонам, и ее все больше и больше поглощал липкий холодный страх. Полуразрушенные дома… Выбитые стекла… Практически пустынные улицы… Это был совсем не тот прекрасный Санкт-Петербург, который она время от времени любила наведывать вместе с Риткой, особенно летом, во время белых ночей… А не далее, как в этом году, на весенних каникулах она ездила сюда от школы, сопровождая несколько классов во время трехдневной экскурсии. Это была шумная, немного выматывающая, но все равно веселая поездка, прекрасный шанс очередной раз прочувствовать все прелести Северной Пальмиры. Но сейчас здесь царила Война. И голод. И страх. И отчаяние напополам со смирением…
«Граждане! ПРИ АРТОБСТРЕЛЕ эта сторона улицы наиболее ОПАСНА», — черным трафаретом было выведено на кирпичной стене. Ксеня непроизвольно отшатнулась от этой надписи и практически побежала вперед, поспешив завернуть за ближайший угол.
На этой улице неожиданно оказалось достаточно оживленно. Подойдя чуть ближе, Ксеня поняла, в чем дело: в магазине происходила выдача продуктов, и рядом с его входом стояла длинная очередь, преимущественно состоящая из женщин и детей. На двери магазина висело объявление:
«Граждане! С 23 февраля 1943 года вводятся следующие нормы выдачи продуктов по карточкам. Хлеб:
— Рабочие горячих цехов — 700 грамм
— Рабочие и ИТР — 600 грамм
— Служащие — 500 грамм
— Иждивенцы — 400 грамм
— Дети до 12 лет — 400 грамм».
«Сорок третий год, — про себя отметила Ксеня. — Если не ошибаюсь, именно в этом году начался прорыв блокады… У Ленинграда появилась связь с внешним миром…»
— Как насчет бартера, сержантик? — вдруг над самым ее ухом раздался вкрадчивый голос. Ксеня резко обернулась: около нее стоял высокий молодой амбал, одетый опрятно и добротно, что заметно отличало его от подавляющего числа людей, собравшихся здесь. Ксене даже показалось, что от него пахнет одеколоном. Она с волнением и непонимание уставилась на незнакомца.
— Сухпаек не хочешь обменять на что-нибудь хорошее, красавица? — тихо продолжал тот, чуть нагнувшись к ней. — У меня есть мыло парфюмированное. Могу табачка отсыпать. Или ты не куришь? — при этом он ухмыльнулся.
Ксеня энергично замотала головой и начала пятиться назад, прочь от подозрительного мужчины. Но тот в два шага догнал ее и вдруг схватил за плечо. Ксеня, уже по-настоящему испугавшись, начала вырываться.
— Да подожди ты, дуреха, дай руку, — каким-то неожиданно мирным тоном проговорил тот и, насильно разжав Ксенин кулак, что-то вложил туда.
— Подсласти себе душу, сержант, — сказал он, быстро улыбнувшись, и, развернувшись, пошел прочь.
Так до конца ничего не понявшая Ксеня проводила его изумленным взглядом и наконец разжала ладонь: на ней лежала конфета, шоколадная, «Мишка на севере»… Наверное, она была настоящим сокровищем в это время… А незнакомец — обыкновенным спекулянтом…
Ксеня вздохнула и решила возвращаться назад, к машине. На углу она чуть не столкнулась с женщиной, ведущей за руку маленькую девочку. Девочка, как и ее мать, была худенькой, а кожа на ее лице была такая бледная и тонкая, что, казалось, светиться. И глаза — большущие, зеленые, с пушистыми черными ресницами.
— Держи, — поддавшись порыву, Ксеня протянула ей только что полученную конфету.
— Спасибо, тетя солдат! — чуть не задохнулась от восторга девчушка и улыбнулась, широко, открыто, как могут улыбаться только дети.
— Спасибо, — благодарно кивнула следом ее мать и тоже улыбнулась.
— На здоровье, — прошептала в ответ Ксеня, чувствуя, как к ее горлу неожиданно начали подступать слезы. Ей стало до ужаса жаль эту девочку, да и всех детей, которым не посчастливилось жить и расти в эти страшные годы… Стараясь сдержать слезы, Ксеня ускорила свой шаг и в считанные минуты оказалась у грузовика.
— Нагулялась? — приветствовал ее Василий Степанович, вылезая из-под капота. — Ты как раз вовремя… Мы уже почти доделали…
И вдруг странный тревожный звук, похожий на громкое тиканье часов прорезал тишину… Тук… Тук… Тук… Темп его ускорялся с каждой секундой.
— Метроном заработал… Артобстрел, поди, начинается, — брови водителя беспокойно сдвинулись на переносице, и он тут же закрыл капот. — Опять бомбят, немецкое отродье… Поспешим, ребятки…
