Анастасия Штука - Путь к Истоку

— Я… Я… Вы неправильно поняли, это было необходимо…

— Для того чтобы вылечить меня? — В голосе мужчины звучали какие-то странные нотки, которые она никак не могла опознать.

— Да! — Слишком поспешно ответила Яснина, заставив его насмешливо выгнуть брови.

— Хорошо, что Лим и Лот применяли другие методы. По крайней мере, я очень на это надеюсь…

От его слов у колдуньи запылали щеки. Она ничего не могла поделать, чувствуя, как жар смущения опаляет все лицо, медленно сползая на шею. Она уже и не помнила, когда краснела в последний раз, особенно от того, что глупо попалась. Яснина попыталась оттолкнуть удерживающие ее руки, чтобы освободиться из жарких объятий мужчины, но Камлен лишь сильнее сжал и без того крепкий захват, не позволяя ей этого.

— Я могу попросить об одолжении?

— Одолжении? — Непонимающе переспросила колдунья, пытаясь выдержать внимательный, пристальный и проницательный взгляд, которым он смотрел ей прямо в глаза. Она всегда была чувствительна к посторонним взглядам, легко распознавая и понимая, когда смотрят на нее, даже если взгляд был направлен ей в спину. Но ни один из них не вызывал в ее душе таких смешанных и двойственных чувств. Почему-то ей было крайне сложно смотреть в глаза именно ему, словно она обманывала того, кто этого совсем не заслуживал. Впрочем, так и было. Она сама поцеловала его, и вовсе не из необходимости, а потому что так желало ее сердце, которому он был совсем не безразличен, скорее наоборот. Но она не могла признаться в этой слабости ему, как не желала быть честной с самой собой.

— Хотя бы сейчас сделай вид, что вернулась назад не из чувства долга…

— Камлен…

Имя князя вырвалось неожиданно легко и вопреки ее воле. Она не собиралась произносить его, но горечь, с которой прозвучали слова, заставила его сорваться с ее губ быстрее, чем она осмыслила это и успела остановиться. Яснина болезненно сглотнула, поднимая на него глаза. Ее длинные ресницы часто подрагивали от одолевающего ее волнения. Ей не хотелось врать ему в очередной раз. Такая малость, и как же сложно это сделать!

— Для этого мне не нужно притворяться… Но это неправильно…

— Почему? Только из-за того, что ты — колдунья, а я — человек?

— Ты — князь великой страны, народ которой боготворит тебя и превозносит до небес, а я — ведьма, с недавних пор изгнанная из своей, где никогда не была ни любима, ни уважаема, ни почитаема.

— Но что, если я боготворю и превозношу до небес тебя? Если я так любим и признан людьми, которыми управляю, они должны принять мой выбор. К тому же в нашей стране каждый, даже самый простой и малообразованный житель, питает уважение и почтение к тем, кто обладает силой. Ведь среди коренных мораввцев этот дар встречается крайне редко….

— Разве ты не видел, как я убиваю?

— Во время восстания, в результате которого я вынужденно взошел на престол, мне пришлось собственноручно убить стольких, что я сбился со счета. И большинство из них не были такими мерзавцами как те, кого убила ты. Чаще всего от моего меча падали замертво люди обманутые и преданные. Те, кому обещали все блага и богатства, а превращали в живых мишеней. Но по-другому было нельзя, потому что никто из них не желал отступать со своего пути. Ты спасла мою сестру и юную колдунью от страшной участи… И это для меня гораздо важнее, чем смерть тех, кто был готов на все ради власти и денег. Я вижу тебя такой, какая ты есть. И не стремлюсь обелить в своих глазах или начать воспринимать иначе… Для меня не имеет значения, какого цвета твоя аура. Мне важно, чтобы ты была со мной…

— Я не принесу тебе ничего, кроме горя. Так было всегда…

— Может, тогда мне нужно дать тебе то, чего ты все эти годы была лишена, чтобы место разочарования и тоски в твоей душе заняло счастье?

— Я никогда не изменюсь.

— Меньше всего на свете я хочу этого. Ты — такая, какая есть, и я не представляю тебя другой. Впервые я встретил женщину, обладающую такой силой воли и несгибаемым духом. Только безумец может желать, чтобы все это ушло. А я не отношусь к их числу…

— Со мной ты не познаешь ни покоя, ни умиротворения. Если я останусь, тишины под сводами этого дворца уже не будет. Я всю свою жизнь изучала всевозможные виды магических сущностей, и я не откажусь от этого занятия. Не говоря уже о том, что в результате моих экспериментов от дома очень часто оставались только стены.

— В подвалах дворца, даже этого, не говоря уже о столичном, столько места, что он может вместить весь твой… хм… питомник. Если в моей кровати не окажется суккуба, а в столовой в камине не будут греться саламандры, думаю, я даже не замечу присутствия нечисти в своем доме. Что же до разрушений, могу тебя уверить, их и без магии довольно просто и быстро можно устранить.

— Почему-то мне кажется, что ни твоя семья, ни служащие при дворе вельможи не придут в восторг, если ты представишь им в качестве своей спутницы простолюдинку.

— С моей семьей ты знакома. Родители пять лет назад погибли во время восстания. Отца убили в сражении, предательски напав на спящего в своей постели. А маму отравил ее сводный брат, который вступил в сговор с заговорщиками. После той страшной ночи из нашей многочисленной родни в живых остались только наша тетка, которая ненавидит дворец, предпочитая жить в своем поместье в тишине и уединении, так как до сих пор полностью не оправилась после убийства своей сестры. И дальняя родня по отцовской линии, не испытывающая по отношению ко мне ничего, кроме уважения и почтения. Единственные близкие мне люди — Азария, Лим и Рамир приняли тебя безоговорочно. Моя сестра обожает тебя, Лим испытывает к тебе безоговорочное уважение. Ну а мой верный военачальник будет слушаться любого твоего приказа, ведь стоит остаться тебе, как твоему примеру сразу же последует спасенная девушка, к которой он проникся теплыми и нежными чувствами.

— А твой брат? — Яснина не знала, что сказать в ответ на его неожиданное признание и правдивый рассказ о том, как он потерял самых близких и дорогих ему людей. Она не умела говорить правильные и нужные в такие моменты слова, потому что так и не научилась утешать тех, кому это действительно было необходимо. Но колдунья понимала, что князь не нуждается ни в сочувствии, ни в утешении, ни в жалости. То, о чем он говорил, уже не обладало над ним никакой властью, и было не способно его сломить или уничтожить. Почему-то Яснина не сомневалась, что свое горе он пережил сам, глубоко в себе, никому и ни при каких обстоятельствах, не показывая, как ему мучительно больно жить с этой невосполнимой потерей. С другой стороны — у него хотя бы была семья и любящие родители, а она лишилась даже этого…