— Она не та, кого ты ищешь, — быстро солгал я, нужно же было сказать что-то, чтобы заставить его отказаться от преследования. Как бы далеко не успела убежать Роза, это златокудрое создание, способное обращаться драконом и летать, догонит ее в считанные секунды.
— Откуда ты знаешь, что я кого-то ищу? — Эдвин что-то заподозрил, впился в меня внимательным долгим взглядом, будто пытался таким образом определить, что я скрываю от него. С ним нужно было вести себя осторожно, нельзя было обронить ни одного лишнего слова в его присутствии, чтобы остаться вне подозрений.
— Мне просто показалось, что ты перепутал с кем-то мою….мою кузину, — я лихорадочно думал, кем бы можно было представить Розу, чтобы спасти ее.
— У тебя нет кузины, — Эдвин посмотрел на меня еще внимательнее. Как легко он изобличал малейшую ложь, как твердо и уверенно он говорил каждый раз, и у меня не находилось сил ему возразить.
— Ну, это была не кузина, а просто дальняя родственница, точнее знакомая одного друга… — я замялся, не зная уже что выдумать, чтобы задержать его хотя бы еще на минуту.
— Точнее, ты не знаешь сам, — закончил за меня Эдвин и с явным пренебрежением оттолкнул меня с пути, но я снова загородил ему дорогу, сам удивляясь тому, как у меня получается действовать с таким проворством и с такой наглостью. Я рисковал вызвать ярость неземного существа и даже не задумывался о последствиях. Эдвин мог бы обезглавить меня так же легко, как и Даниэллу, но пока что он стойко терпел все мои выходки, наверное, считал, что нужно хоть раз в жизни пожалеть того, кто вряд ли может стать достойным соперником.
Нужно было что-то сказать, чтобы задержать его, но на ум как назло ничего не приходило. Нельзя же останавливать кого-то без всякого повода, надо хотя бы спросить, который час. Я бы и спросил, но язык меня не слушался. Я, как будто онемев, смотрел на Эдвина не потому, что в гневе он был красив или страшен, а потому что меня завораживала и пугала темная сила, которая медленно закипает в нем, чтобы обрушиться огненной волной на мою голову и на всех, кто собрался рядом.
Я догадывался, что Эдвин сдерживает свою ярость изо всех сил, хотя не понимал, зачем ему это нужно. Почему он пытается усмирить свой гнев, забыть про раздражение и просто спокойно уйти вместо того, чтобы уничтожить всех, кто попадется под руку. Он же привык причинять людям зло, так зачем же ему теперь сдерживать себя, чтобы отвратить несчастье от театра, переполненного совершенно чужими ему людьми. Неужели злодей втайне может сохранять остатки благородства? И тут же в голове возник другой вопрос, а не пытался ли Эдвин точно так же и раньше сдержаться и исчезнуть вместо того, чтобы причинить кому-то вред?
— Ты перешел все границы, Батист, — произнес Эдвин, когда я снова попытался не пустить его к выходу. Он говорил без злобы, без угрозы и, тем не менее, от звуков его спокойного, чуть надменного голоса мурашки бежали по коже. Наверное, потому что за этим спокойствием крылась нечеловеческая непобедимая сила.
— Мне надоело все время видеть тебя у себя на пути, — зашептал Эдвин, чуть наклонившись ко мне. — Уйди сейчас и навсегда, если хочешь, чтобы я тебя пощадил.
Я не сдвинулся с места, только холодные, вспотевшие пальцы непроизвольно сомкнулись на рукояти тесака. Оружие было спрятано под кафтаном, но Эдвин отлично знал, что оно при мне, и что я никак не решусь пустить его вход. Он лишь слегка сдавил мою руку, сжимавшую оружие, но пожатие было таким сильным и беспощадным, что мне стоило труда не вскрикнуть от боли.
Я попытался освободиться, но не сумел.
— Больше тебе будет не до меня, — вмиг посуровевшим тоном прошипел Эдвин. Кажется, всего на мгновение его бледные, неподвижные уста озарила едва заметная, зловещая улыбка. — Помни, я никогда не уничтожаю новичков по собственному желанию, но если они затрагивают мои интересы, то месть, настигающая их, бывает ужасна.
Холодные, длинные пальцы разомкнулись, выпуская мое запястье. Эдвин всего миг стоял рядом, а потом, кажется, сделал одно резкое движение, его плащ хлестнул меня по плечу, как огромное бархатное крыло какой-то неведомой птицы. Я хотел вцепиться в его рукав, остановить его, задержать хоть ненадолго, но его уже рядом не было. Не раздалось его шагов на лестнице, не хлопнула входная дверь, голос консьержа не попрощался с монсеньером. Так куда же он мог деться, этот прекрасный коварный демон. Не вылетел же он через окно, не растворился в воздухе. Может, у него под плащом, действительно, спрятаны крылья, и сама ночь сопутствует ему в совершении его злых дел? Возможно, ночная мгла тоже влюблена в него за то, что он светел и необычен, и покрывает его каждый раз во время свершения тайных преступлений?
Остаток вечера я провел, как в тумане, а после закрытия театра стал, как бездомный, бродить по пустому партеру с одной только целью, найти потерянные вещи Розы. Я заглянул, наверное, под каждое кресло, но ничего не нашел. От этого настроение стало еще хуже, ведь если бы я нашел хоть одну из ее пропаж, то у меня был бы предлог, чтобы вернуться на кладбище и позвать ее. Лучше принести ей хоть что-то из потерянного, лишь бы не идти просто так. На одном из стульев остался кем-то забытый бинокль, но он был слишком громоздким, чтобы принадлежать Розе. Все вещи, которые она с собой носила, выглядели хрупкими и изящными, как она сама. Вот бы найти страусовый, с перламутровой ручкой веер, который она обронила. Наверняка, ей жаль было бросать, где придется, такую красивую вещь, но выбора не было, ведь она так спешила убежать.
Под одним из кресел, кажется, что-то белело. Я нагнулся и поднял клочок бумаги, повертел его в руках, попытался разгладить смятые места. Вроде бы, это то самое послание, которое прочла Роза перед побегом, хотя может быть и не то. Скомканную бумажку мог обронить, кто угодно. Мне удалось разобрать всего несколько предложений:
«Это был он, госпожа, хоть я и не видел его много лет, а спутать его ни с кем не смогу. Второго такого, как он, нет на всем свете и даже в мире мглы. Жаль только, что вел он себя, куда хуже, чем обычно, даже не расплатился за вход, проскользнул в пустую ложу, будто призрак. То, что он не проявил обычную щедрость, уже признак того, что он в дурном расположении духа. Когда я заметил его на улице, он казался таким бесчувственным, что не пощадил бы никого из старых друзей…»
Я бы прочел и дальше, но чья-то ловкая сильная рука, неожиданно вынырнув из темноты, вцепилась в записку и вытащили ее из моих пальцев.
Впервые я был по-настоящему ошеломлен, не удивился бы так, даже обнаружив, что у меня украли часы или кошелек. Воровство было совершено так проворно и прямо у меня на глазах, да еще и без всякого стеснения.
