уши.
Он сжал мою руку чуть выше локтя и затащил в церковь прежде, чем я успела хотя бы пискнуть. Священник устремился к нам.
– Отче, я хочу поговорить с этой девушкой наедине, – сказал Альбин ему вместо приветствия.
– Это дом божий, а не… – Священник осекся под бешеным взглядом.
– Клянусь, что не имею в виду ничего дурного… – рыкнул Альбин.
Да уж, он мастер обтекаемых формулировок. Ничего дурного между нами никогда не было, потому что назвать ту ночь… Я мысленно надавала себе по щекам. Нашла о чем думать! Все кончено! Мало мне было этих бесконечных месяцев, хочется пережить все это еще раз?
– … мне просто нужно переговорить с графиней Лайгон без свидетелей, немедленно.
А меня ты спросил? Хочу ли я с тобой поговорить?
Священник обернулся ко мне.
– Миледи, если вам нужна защита…
– Нет, благодарю вас, – натянуто улыбнулась я.
В самом деле, поговорить нужно. Не хочется, но нужно. Просто чтобы покончить со всем этим раз и навсегда.
Священник кивнул. Стукнула дверь, и мы остались одни.
– Кто он? – спросил Альбин.
– Он?
– Тот, из-за кого ты забыла меня за какие-то два месяца.
– Три!
– Два месяца и три недели. Кто?!
Я покачала головой не зная, то ли смеяться, то ли плакать. Он еще смеет упрекать меня в ветрености?
– А ты, как все мужчины, не способен поверить, будто тебя можно просто оставить? Не ради кого-то другого, а просто чтобы нервы себе не мотать?
– Нервы?
– Неважно.
– И много у тебя было мужчин с тех пор, как я уехал, чтобы ты научилась в нас разбираться?
Я влепила ему пощечину. Точнее, попыталась влепить – Альбин перехватил мое запястье. Я позволила холоду, свернувшемуся в груди, прорваться сквозь кожу, но Альбин не отдернул руку, только ладонь стала горячей. Но не обожгла меня, как когда-то рука Гильема, а лишь растопила лед.
– Тебя одного хватило, чтобы научить никому из вас не верить! Отпусти меня!
Его прикосновение по-прежнему обжигало, но уже не магией. Огонь с его руки словно попал мне в кровь, разлился по венам, выжигая воздух в легких и заставляя сердце колотиться чаще. Альбин притянул меня к себе, впился в губы, и я ответила ему, не смогла не ответить. Словно и не было этих месяцев, словно мы расстались лишь вчера.
– Никого нет, – выдохнул Альбин когда нам удалось, наконец, оторваться друг от друга. – Ну и какого рожна ты мне душу рвешь?
Ах ты самовлюбленный, самодовольный, наглый…
– Я? Это я пропала на три месяца, а потом явилась как ни в чем не бывало, да еще и начала попрекать, что плохо радуются?
– Да я только из-за тебя столько и болтался! К Лайгонам этим… Думаешь, отца так просто было убедить замолвить пару слов за графа? Я же на тебе, дуре, жениться собрался!
Так вот зачем ему понадобилось, чтобы у меня появился титул. А меня кто спросил? И вообще, ничего мне от него больше не надо!
– Сам дурак! Ты всерьез думаешь, что можно явиться тут как красно солнышко, обнулить счет и начать все снова с этой козырной карты?
– Да что я сделал-то? – Неужели он в самом деле настолько уверен в себе, что не понимает? – Тебе же все понравилось тогда, не притворялась же ты? Какого рожна?
Тогда все понравилось? И что, та ночь должна перевесить все остальное?
– Три месяца от тебя не было вестей, ты считаешь, этого недостаточно?
– Я же предупредил, что уезжаю надолго! – возмутился он. – А если бы я на войну отправился, ты бы тоже потом мне выговаривала, что слишком задержался?!
– Ты сказал – «месяц»!
– Я сказал «может, дольше»! Да я вообще быстро обернулся, до Лондона две недели верхом! Ева, какого рожна? Ты белены объелась?
– И за это «дольше» ты не нашел времени написать? Просто написать – задерживаюсь, дела, жив-здоров, не теряй.
– Написать? – на его лице отразилось искреннее изумление. – За кого ты меня держишь? Написать-то недолго, а дальше? Я не король, за мной толпы гонцов не шляются. Хотел с купцом каким весточку передать, но так вышло, что не в тех кругах крутился, не попалось купца, что шел бы в Бернхем из Лондона.
До меня, наконец, дошло. Щеки обожгло, я накрыла их ладонями, словно это могло утишить стыд. Я выросла в мире, где адресат всегда был в паре кликов, даже если физически он находился на другой половине земного шара. Но здесь не то что интернета – регулярной почты не было! Гонцы да почтовые голуби, но с голубями все сложно. Это не дроны, карту в их голову не загрузить, голубей долго обучают, и лететь они могут только в свое гнездо. Даже если у Альбина был с собой почтовый голубь, он полетел бы в замок, а не ко мне.
Он в самом деле не понимал, что сделал не так. Да и все было так – просто я привыкла к другому и ждала от него того, чего он мне просто не мог дать.
– Прости, – прошептала я, не в силах поднять взгляд.
Какая же я дура! Себе все нервы вымотала, на него накричала, словно в самом деле белены объелась.
– А что, в двадцать первом веке от рождества Христова написать кому угодно так просто, что ты ждала этого будто чего-то само собой разумеющегося? – поинтересовался Альбин.
– В моем мире мы бы переписывались по нескольку раз в день. Разговаривали бы. Есть специальные устройства… но есть и обычная почта, ты можешь указать любого адресата, и ему привезут бумажное письмо. Я так привыкла к этому что… Прости меня, пожалуйста!
Он тихонько рассмеялся, привлекая меня к себе.
– Я не сержусь. Было бы тебе все равно, ты бы не злилась.
Я ткнулась лбом ему в плечо.
– Я думала, ты забыл обо мне.
– Не забыл. Я соскучился.
Он приподнял мне подбородок, склонился, целуя, и когда отстранился, я устояла на ногах только потому, что Альбин обнимал меня за талию.
– Мы в церкви! – выдохнула я, отчаянно жалея, об этом.
– Разве в поцелуе есть что-то дурное? – деланно удивился Альбин. – Но хорошо, что ты напомнила. Раз уж мы здесь… ты выйдешь за меня? Прямо сейчас?
Вот теперь я действительно удержалась на ногах только потому, что Альбин меня обнимал.
– Ты шутишь?
– Я совершенно серьезен.
– Ты герцог, а я…
– А ты – графиня. И теперь принадлежишь к древней и уважаемой семье.
– Я трактирщица, Альбин! В ваших кругах зарабатывать себе на жизнь позорно!
Он пожал плечами.
– Все и
