что я не могу дышать, — пробормотала я, прижимаясь к нему, нуждаясь в контакте, как нуждалась в свете луны на своей шерсти.
— Мне знакомо это чувство, — мрачно ответил он, и эти проклятые слезы снова навернулись мне на глаза.
Он был здесь из-за меня. Я знала это, даже если он и не признавался. Он был слишком хорош, чтобы попасться ФБР. Им удалось поймать его только потому, что он пытался защитить меня. И когда его забрали, я поклялась звездам, что найду способ вызволить его. Однако понадобилось слишком много времени, чтобы все исправить.
Пальцы Роари начали перебирать мои длинные волосы, и я придвинулась еще ближе к нему, закинув ногу на его бедра. Я спала, как обычно, в майке и трусиках, но Роари уже был одет в свой оранжевый комбинезон, и я надеялась, что этого барьера между нами будет достаточно, чтобы его бредни «Я слишком стар для тебя» не оттолкнули меня снова.
— Ты хочешь поговорить об этом? — мягко спросил он меня.
— Не о чем говорить, — ответила я. — Прошлое — это прошлое. Там оно и должно оставаться.
Роари на мгновение заколебался, но потом негромко продолжил.
— Однажды Леон рассказал мне, что Феликс сделал с тобой после моего ареста. Он сказал, что…
— Я не хочу об этом говорить, — прорычала я, все мое тело напряглось, когда в ушах раздался крик, а шрамы на боку защипало от воспоминаний о той боли. Даже воспоминание об агонии было ослепительным, вкус желчи покрывал мой язык.
Мое дыхание участилось, и я попыталась вырваться из его объятий, но он притянул меня ближе, прижавшись к моим волосам, пытаясь успокоить меня.
— Хорошо, — вздохнул Роари. — Не говори об этом. Но если ты когда-нибудь захочешь, я здесь, Роза. Я никуда не исчезну. Ты можешь рассказать мне все, что угодно.
— Только не это, — прорычала я, хотя и расслабилась в его объятиях. Я нуждалась в комфорте, который он мне предлагал, больше, чем в том, чтобы доказать, насколько велики мои яйца, устроив истерику и выгнав его. Но он должен был знать, что не стоит давить на меня в этом вопросе. — Я никогда не буду говорить об этом. Или о нем. Я заперла все это дерьмо в маленьком хранилище, которое составляет компанию самым темным уголкам моей души, и никогда не открываю его. Нет смысла ворошить старые раны, Роари.
Его молчание говорило о том, что он не согласен со мной, но и не давил на меня.
— Ну, шлепни меня по заднице и называй меня Тройничок Вилли, — раздался голос Планжера прямо за моей дверью, и мы оба с рычанием поднялись, обнаружив, что он подглядывает за простыней, которую я там повесила. — Хочешь дополнительную колбаску в этой булочке, щенок? — предложил он, проводя своим языком по щеке и вызывающе выпячивая ее.
— Убирайся на хрен, Планжер, — предупредил Роари, поднимаясь на ноги и откидывая плечи назад с явной угрозой.
— Я могу посоветовать кое-что новое, что вы могли бы попробовать, — сказал он многозначительно. — Или вы можете просто притвориться, что меня здесь нет, и я буду тайком наблюдать.
Я зарычала, направляясь к нему с сжатой в кулак рукой, но он опустил простыню с грязным смехом и отошел, прежде чем я успела ударить его мерзкое лицо.
Я сделала шаг, чтобы последовать за ним, но Роари поймал мое запястье и остановил меня.
— Не связывайся с Планжером, если можно избежать этого, — пробормотал он.
— Почему? — потребовала я. — Я не боюсь его.
— Дело не в этом. Я знаю, что ты вытрешь пол этим засранцем. Он просто… развращенный. Этот парень творит всякое дерьмо, и если ты попадешь в поле его зрения, он может сделать несколько отвратительных вещей в своей вендетте против тебя. Говорю тебе, это не стоит таких неприятностей. Как ты думаешь, почему у него камера на верхнем этаже?
Я оставила попытки вырваться из его хватки и повернулась, чтобы посмотреть на него снизу вверх.
— Теперь ты за мной присматриваешь, Роари? — поддразнила я, шагнув ближе к нему.
— Я обещал Данте, что присмотрю за его кузиной, — непринужденно согласился он.
Я закатила глаза, когда он снова начал нести чушь про разницу в возрасте, и отошла, чтобы переодеться в свежую одежду.
Роари не стал наблюдать за тем, как я снимаю одежду, а перешел к полке, которая висела на стене напротив моей койки, и начал перебирать мои вещи. Не то чтобы у меня их было много. Данте прислал мне несколько семейных фотографий, а тетя Бьянка и мои кузены писали мне много раз. В магазине я купила кое-что для мытья, а Сонни одолжил мне весьма графический эротический роман, который я пролистала несколько раз, но это все.
Как только я натянула комбинезон, Роари повернулся и снова посмотрел на меня с улыбкой, играющей на его губах.
— У меня есть идея, чем мы можем заняться, чтобы отвлечь тебя от самых дерьмовых вещей, связанных с пребыванием здесь… а это, будем честны, большинство вещей, связанных с пребыванием здесь, — сказал он.
— О да?
— Ага. Мы можем сыграть в игру, «спорим, ты не сможешь».
Я застонала, когда он упомянул нелепую игру, которую моя семья придумала много лет назад. Я вспомнила ночь, когда Роари и Леон были в нашем поместье, пили у костра, который мы развели в честь зимнего солнцестояния, когда они присоединились к нам. Данте бросил Роари вызов — использовать свою Харизму на как можно большем количестве присутствующих девушек, и все мои кузины, набросившись на него, практически раздавили его в собачьей куче. Его дары Ордена означали, что он мог притягивать к себе слабовольных фейри, как мотыльков на пламя, если хотел, и они делали все, что угодно, лишь бы угодить ему. Я была единственной из моей семьи, кто не пытался забраться к нему на колени, а он ухмылялся, словно это делало меня какой-то особенной, но тогда я не знала почему. Теперь я понимала. С таким даром, как у него, ему было трудно понять, были ли чувства людей к нему искренними или просто вызваны его дарами. Если у меня был иммунитет к Харизме, то он знал, что все, что я предлагаю ему, настоящее. Хотя ему нравилось притворяться, что это не так.
— Нам обязательно это делать? — простонала я, хотя идея добавить что-то веселое в мой день была не так уж плоха.
Роари приблизился ко мне, и я застыла на месте, глядя в его золотистые глаза. На его губах играла улыбка, и я не могла