во что-то светлое, привлекающее внимание, и легкие кеды, она шла уверенно и спокойно, точно позднее время никак не смущало ее планы на одинокую прогулку.
Электрический свет лампочек бликами отражался в ее густых, чуть волнистых волосах, кудри Колетт вились больше, и Роберт удивленно отметил, что его «избранницы» имеют общее, впрочем…
Тамико была совсем другой и да, восхищающей, с великолепной осанкой, своенравной, бесстрашной. Роберт удовлетворенно улыбнулся, наблюдая со стороны за созданным им образом, и тут же вновь погрузился вглубь картинки…
Сейчас он мысленно снял с себя какие-либо обязательства и старался оценивать, «как есть», на миг испугавшись, что не имеет права к чему-либо склонять Тамико, наслаждающуюся своей молодостью и красотой.
Она шла, не оборачиваясь, Тамико не обладала интуицией Колетт, не была пугливой. Она не взяла ни пакета, ни сумочки, по крайней мере, Роберт не встречал Тамико с этими аксессуарами и подумал, что все необходимое она сортирует по карманам. Неумолимо захотелось ощупать ее ладные бедра, проверить…
Растерявшись, не зная наверняка, что ему предпринять, Роберт сменил манеру ходьбы, и теперь мелкие камушки зашуршали под его ногами. Тамико услышала и, наконец, обернулась и остановилась.
Может, Роберт выглядел добрым или же по иной причине, Тамико задорно ему улыбнулась:
— О, Роберт, привет! Тоже гуляешь?
Роберт кивнул, вплотную подойдя к миниатюрной девушке, чья макушка доходила ему до груди, жестом пригласил ее следовать вместе, и какое-то время оба шли молча. Тамико нисколько не тяготило его присутствие, а Роберт обдумывал, как осуществить то, к чему его склоняла безудержная плоть. Его реакции обострились настолько, что Роберт, внешне совершенно хладнокровный, с трудом владел собой.
Он, пораженный и ослепленный, освобожденный от собственных предрассудков, дико хотел Тамико, неприязненно обнаружив, что не имеет ни малейших поводов творить преступление — вся нелюбовь к Тамико выросла на ровном месте, ничем и никогда Тамико не погрешила перед ним!
Обдумывание грозило разрушить ситуацию на корню, окончить мечтание, свести его к настоящей жизни, но Роберт был уже слишком возбужден, чтобы просто так сопроводить желанную Тамико до конца аллеи и мирно разойтись.
Потому, успокоив себя обстоятельством, что просто «смотрит порнушку», Роберт продолжил воображать.
Нападение походило на бросок змеи — резкое и беспощадное. Роберт метнулся к Тамико, ошалевшей и опешившей, прижал ее к себе и не успел что-либо сотворить, как Тамико очнулась и начала вырываться, одновременно толкаясь, пинаясь и царапаясь. Роберту не хотелось быть вдобавок укушенным, но и отпустить Тамико он уже не мог, слишком волнующим оказалось короткое объятие.
— Эй, ты ебнулся?!
Роберт смотрел в карие глаза Тамико неотрывно, пытаясь взглядом передать ей свое намерение, зафиксировав Тамико так, чтобы не причинить ей сильный вред — чистое безумие, но он не мог, находил кощунственным поднять на женщину руку ни за что!
Тамико ничего не понимала или наоборот понимала слишком хорошо, потому потребовала:
— Отпусти меня сейчас же, или заору так громко, что все сбегутся!!
Его сердце бешено колотилось, Роберт ощущал себя на грани обморока от эйфории и вожделения, но, конечно, он не собирался исполнять ее просьбу. Вместо того, он подтянул извивающуюся Тамико повыше и яростно впился в ее губы, податливо разошедшиеся под вторжением его языка.
Глаза Тамико, тщетно продолжающей барахтаться, изумленно расширились, на какой-то миг она, подавленная и смятенная, замерла, а потом точно зачарованная, принялась отвечать Роберту с не меньшим жаром, сама стремясь прижаться к его крепкому телу как можно теснее, ощутив его твердость, и, кажется, придя от нее в полный восторг.
Пара самозабвенно целовалась какое-то время, но одних поцелуев стало ничтожно мало, и Роберт, уже плохо соображающий, попытался опустить Тамико на камушки аллеи.
Тамико, в его фантазии цепко обнимающая его шею руками, обвившая его торс ногами, воспротивилась:
— Тут слишком жестко! Я хочу в помещении!
Роберт кивнул — куда угодно, где угодно, и ему не терпелось проверить, правда ли Тамико согласна, не завизжит ли она, едва Роберт вынесет ее в более людное место, потому он ответил:
— Пойдем ко мне домой, погоди, чуть позже, — и поставив Тамико на землю, опустившись на колени и закрывая Тамико своей спиной от начинающего набирать силу ночного ветра, Роберт принялся шарить у нее под одеждой.
Расстегнув молнию джинсов, одной рукой проник в ее трусики, другой же гладил лопатки и поясницу Тамико, пытаясь расстегнуть замочек бюстгальтера, что не удавалось, но Роберту нравился сам этот поиск.
Он никогда не видел реальную Тамико в экстазе, но его «магическая», созданная воображением, кажется, совершенно потеряла над собой контроль, полностью отдаваясь происходящему. Она была невозможно влажная и бесстыдно, зовуще пошлая, сама расстегнула бюстгальтер, сама подняла подол джемпера, обнажая великолепную налившуюся грудь…
Роберт забыл все на свете, прихватывая соски губами, их хотелось целовать бесконечно…
Снять с Тамико джинсы, трусики, войти в нее, держа ее на весу… Роберт ощущал все так живо и остро, что испугался вдруг: уже дорогая ему Тамико могла этак замерзнуть из-за его эгоизма. Ночь становилась все холоднее, и оторвавшись от ее невыразимо сладкого тела, наспех прикрыв покачивающуюся в трансе Тамико одеждой, Роберт подхватил ее на руки и понес к себе домой, приговаривая:
— Не кричи, пожалуйста, хорошо? Не кричи…
Воображаемая Тамико, свернувшись котенком, хихикала:
— Закричу, сейчас закричу!
В прихожей его просторной квартиры было чисто и пусто. Правда, Роберт хотел расположить Тамико на чем-то более удобном, чем просто на полу. Но Тамико, будучи поставлена на ноги и дождавшись, пока Роберт закроет дверь квартиры, потянулась к его ширинке:
— Поместится ли такой большой в моем маленьком ротике?
Блаженство оказалось сумасшедшим и полным, и когда Роберт все же донес Тамико до спальни, она отказалась от кровати, томно раскинувшись на лежавшем на полу ковре. Тамико любила ковры?
Роберт не знал, любя сейчас только ее, их тела безнравственно сплетались, а потом они все же перешли на ложе, и засыпая — время подходило к утру, оба чувствовали себя совершенно счастливыми.
Роберту хотелось обнимать эту миниатюрную женщину, носить ее на руках, такую нежную и компактную, такую свою…
В воображении он проснулся один, бросился ее разыскивать…
Тамико, одетая в его рубашку, сброшенную им на пол накануне в пылу страсти, нисколько не стесняясь, сидела на высоком стуле в кухне, и пила воду — полуобнаженная, дерзкая, ненаглядная…
Роберт вспомнил, что Тамико презирает готовку — это не имело ни малейшего смысла, он нанял бы кухарку, посудомойку, прачку, кого угодно, лишь бы…
Тамико смеялась, протягивала к Роберту руки, она была
