помнить о том, что мир ждал тебя как спасителя. Так будь им, как бы тяжек не был твой путь.
К началу второго месяца весны 1121 года Цефея, окончательно привыкнув к укладу жизни в покоях Рубина, стала обращать внимание на то, как формируются ее вкусы и предпочтения. Ежедневные ритуалы перерастали в привычку и вопрос о любимых сладостях и вине более не вывал растерянности. Наблюдение за процессом становления собственной индивидуальности оказалось весьма увлекательным занятием. Музыка доставляла Цефее удовольствие, но петь в компании Рубина ей нравилось больше, чем слушать в стороне неизвестных исполнителей. Эниф — неразговорчивый и сдержанный — не принимал участие в домашних концертах, лишь иногда возлагая на себя роль скучающего слушателя. Голоса Рубина и Цефеи были весьма недурны, но однажды Хранящей довелось услышать пение барда в Императорском дворе. Девушка пела перед гостями вечернего променада, аккомпанируя себе игрой на звонкой лютне. Баллада о Сариннаре — сказочном герое Сентория — пелась мягко и нежно, будто бы на одном выдохе. Цефея с наслаждением прислушивалась к трелям голоса и, с окончанием последнего куплета печально отметила для себя крайне невысокий уровень собственных вокальных данных.
Цефея обожала танцы и никогда не отказывала в просьбе Рубина подарить ему танец. Особое удовольствие ей доставляли танцы под музыку, которую крайне редко исполнял для них Эниф. К слову, эльф должен был быть благодарен за свои весьма неплохие успехи в этом деле Рубину. Танцы с Энифом были для Цефеи непосильным испытанием. Единожды ей довелось танцевать с эльфом. Его тело было гибким и ловким, он словно скользил по паркету, уверенно ведя за собой партнера. Цефея, еще не до конца простившись с непоседливостью начинающего танцора, очень скоро утомилась. Рубин, напротив, удивлял мягкостью, с которой он вел партнера в танце. Даже его улыбка, которая была непременным признаком огрех в движениях Цефеи, доставляли девушке радость. Перехватить инициативу управления было практически невозможно — в какой-то миг Хранящая все равно оказывалась во власти красноволосого друга и покорно подчинялась заданным движениям. Возможно, причиной такой уверенности в танце с Рубином были многочасовые уроки, за которыми друзья коротали вечера.
Цефея любила читать. По большей части в руках ее оказывались повести о приключениях. Любимым языком Цефеи стал певучий тэлирский, на котором она могла читать несложные поэмы и пьесы. С каждой неделей она совершенствовала свои знания языка, легко воспринимала на слух его растянутый слог. Все легче ей давался перевод прочитанных Рубином страниц. Дождливый день, выпавший как раз на вторую неделю второго месяца Воды 6 Эниф устроил Цефее экзамен. Он безжалостно принялся указывать на ошибки в произношении и акценте.
— Tirensa, sirra 7 Cifea. 8 — Говорил он раз от раза, чем очень веселил Хранящую. — Elfia illia nen oridia. Tileni arena il salidia. 9
— Mien kelida ala veria. 10 — Напоминала Цефея в ответ.
Эниф застыл, а затем чуть заметно улыбнулся. Он был доволен ответом.
Рубин, наблюдавший за беседой Цефеи и Энифа, тайно гордился своей ученицей. Его веселило присутствие Энифа на их уроках и встречах. Он помнил о десяти годах бесплодной борьбы, в течение которых избранник Файро желал доказать бессмертному эльфу ценность человеческой жизни. Он множество раз пытался вовлечь Энифа в жизнь смертных, но Эниф каждый раз не находил интереса тратить на них время. И вот, наконец, Цефея оказалась человеком, способным его удивить и заинтересовать.
Она любила географию и астрономию, считая эти науки основными в Айре. Благодаря первой она познавала видимый образ мира, создавая в своем воображении необъятную картину окружающих его гор и равнин, рек и океанов. Благодаря астрономии Хранящая приоткрыла мир, невидимый глазу. Благодаря этой древней науке она узнала, что система Татериса, состояла из одной небольшой планеты Аэс, вращавшейся вокруг солнца, а также пяти спутников, круживших хороводом вокруг планеты. Центр системы заняло гигантское раскаленное солнце Татерис, в честь которого был назван великий океан, омывающий материки Айры. Яркое светило было окружено поясом из пыльных облаков — единственным напоминанием о сестре Аэс, раздавленной силой Татериса в незапамятные времена. Пять спутников планеты — луны Аэс — двое из которых находились в тени друг друга. Имена темных близнецов — Велия и Наала. В ясную погоду их можно увидеть у самого горизонта. Каждую ночь небо приветствует самую крошечную луну — Наиран — что успевает трижды облететь небосвод. Ее называют «Порхающей душой» и она, согласно легенде — частичка из глубин Айры. Глубинный Дракон — владыка Океана — выпустил ее из глубин океана для того, чтобы ночью следить за поступками людей. Еще одна луна — красавица Аклио, что поднимается из пламени зари. На востоке она носит имя Солан Ирадиа — «Погасшее Солнце». Она поднимается спустя несколько мгновений после того, как солнечный диск скрывается за горизонтом и кажется, что это солнце сбросило свой пламенный наряд и возвращается на небосвод уже обнаженным. Из сияния заказа поднимается лишь бледный, едва заметный, призрачный диск, но приближаясь к зениту Аклио становится ярче. Под полярной звездой она сливается воедино с Сатарин — «Золотой луной» — восходящей из мрака Востока и спешащего на встречу к своей возлюбленной.
Мир Айры невозможно было объяснить законами физики. Однажды, Цефея спросила Рубина о том, как все природные явления связываются с Перворожденными и Создателем. Хранящий взглянул на карту планетарной системы, что висела над его столом в библиотеке и произнес:
— Теории мудрецов о том, что в Айре многие процессы возможно объяснить посредством материальных законов весьма занятны. Однако, нельзя забывать о том, что эти процессы кто-то когда-то создал. Так может, то, что иной раз зовут «законами физики» и есть Создатель?
Возможно, когда-нибудь, в ваших сердцах также зародится сомнение. Легенда о сотворении мира будет казаться сказкой, придуманной древними мудрецами для простого объяснения непростых основ мироздания. Но, будь вы в Айре, то непременно обратили бы свой взор к небу. И тот непродолжительный миг наблюдения за звездной бездной, не позволил бы вам обратиться к расчетам и формулам для ответа на терзающий вас вопрос. Стоя под светом великого множества звезд — больших и малых — вы не нашли бы в себе сил оторвать взгляд от пяти лун, среди которых — и вы в это бесспорно поверили бы, будь вы там, — есть белоснежная жемчужина, поднятая на небеса из самых темных глубин Татериса. Даже жалкое мгновение, проведенное в Айре, разрушило бы множество ваших сомнений.
Ведь смерть настегает сомнения, когда созерцающий мир оглушен музыкой, слышимой в шелесте