она выронила его как раз в тот момент, когда услышала мои слова!
Нужно будет рассказать об этом Александрову. Может быть, того бородача стоит поискать в ближайшем окружении этой девушки? Наверняка, у нее есть братья и жених или даже муж.
Назаров будто читает мои мысли и укоризненно качает головой. И это выводит меня из себя. Я еще утром поняла, что он, как и остальные, изо всех сил пытается убедить меня в достоверности версии с каторжниками. Вот только зачем ему это нужно?
Мне надоели эти недомолвки. Не проще ли поговорить откровенно?
И, когда горничная удаляется из столовой, я воинственно спрашиваю:
— Кажется, Дмитрий Степанович, вам не очень-то хочется, чтобы настоящий преступник был найден? — доктор вздрагивает и краснеет, чем только укрепляет меня в моих предположениях. — Мой муж был убит, а вы не хотите рассматривать самую правдоподобную версию. Более того, мне начинает казаться, что вы намерены покровительствовать убийце. Не изволите ли объясниться, сударь?
Назаров откладывает в сторону вилку, промокает губы льняной салфеткой.
— Я не хотел об этом говорить, ваше сиятельство, но раз вы настаиваете… Я отнюдь не защищаю преступников, совершивших это, но и не могу осуждать их. Не знаю, как сказать, Анна Николаевна, чтобы не ранить ваши чувства, но…, — он делает паузу, — ваш муж был чудовищем!
9. Разговоры
Должно быть, я бледнею, потому что доктор торопливо говорит:
— Простите, ваше сиятельство! Это вовсе не мое дело, и я понимаю, что не должен был вам этого говорить. Вы знали вашего супруга совсем с другой стороны, и ваше право помнить его таким, каким он был в вашем обществе.
Я вовсе не знала графа, и никакие слова Назарова о нём ранить моих чувств не могут. Но всё-таки я считаю себя обязанной сказать:
— Извольте объясниться, сударь!
Доктор смущается под моим строгим взглядом.
— Думаю, Анна Николаевна, нам следует воздержаться от обсуждения этой темы — это причинит вам лишнюю боль. Тем более, что Сергей Аркадьевич уже не может мне возразить, а значит, ругать его было бы возмутительно с моей стороны.
Ага, так моего почившего мужа звали Сергеем Аркадьевичем! Ну, что же, хоть какая-то информация.
Назаров не намерен продолжать, и я не настаиваю. Вдруг он спросит меня, как мы познакомились с графом, и давно ли это произошло. Ни на один вопрос, разумеется, ответить я не смогу.
Остаток обеда проходит в тягостном молчании. Доктор чувствует себя виноватым. А я делаю вид, что обижена на его нелестные слова о графе. Хотя, честно говоря, мне на это наплевать — мне бы со своими проблемами разобраться.
После обеда Назаров отправляется на прогулку (ну, да, конечно, отчего бы в пургу не прогуляться?), а я прошу Сухареву показать мне кабинет графа.
— Вот, прошу вас, сюда, ваше сиятельство! Правда, Сергей Аркадьевич здесь почти и не бывал — не любил он с бумагами возиться. Да и вам они, наверно, без надобности. Если какие вопросы имеются, можете у моего Захара Егоровича спросить — он Даниловку как свои пять пальцев знает.
То, что его сиятельство редко бывал в кабинете, чувствуется сразу. Нет, тут чисто, и мебель подобрана со вкусом. Но никакого уюта я не ощущаю. Словно бы это помещение использовалось исключительно как свалка для всяких книг и документов, до которых хозяину не было никакого дела. А еще здесь холодно!
— Простите, ваше сиятельство! — краснеет жена управляющего. — Ежели изволите, мы завтра печь тут истопим.
Я важно киваю — да, изволю.
Я пробегаю взглядом по корешкам стоящих на полках книг. Фамилии авторов на них по большей части мне незнакомы.
— Но если граф не бывал в кабинете, то кто же собирал эту библиотеку? — интересуюсь я.
Книги по большей части в красивых дорогих переплетах — толстые и явно не дешевые.
— Старый граф — дядя его сиятельства. Сергей-то Аркадьевич только два года как владельцем Даниловки стал и титул получил. А прежний-то барин уж шибко книги любил. Бывало, как поедет в столицу, так непременно каких-нибудь романов оттуда привезет. Он и вслух иногда читал. Сядет в гостиной у камина и читает. А мы слушаем. Очень завлекательно получалось.
Я наугад беру одну из книг. Комаров. «Повесть о приключении английского милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе». Ого, вот это название!
— В гостиной изволите читать или в спальне, ваше сиятельство? — ожидает распоряжений Анастасия Демидовна.
— В гостиной! — решаю я.
— Я сейчас туда Стешку пришлю с еще одной лампой.
Я киваю. Да, хорошо.
С книгой в руках я располагаюсь у камина. Я уже почти привыкаю к тому, что слуги ловят каждое мое слово. Неплохо, однако, жилось этим провинциальным помещикам.
Всё та же светленькая девчонка приносит мне лампу, весьма похожую на те, которые я видала в своей Даниловке в школьном музее. Она керосиновая? Но нет, керосином не пахнет.
— Я масло только-только залила, — докладывает девочка.
Значит, лампа масляная. Интересно, как с ней управляются? Глупо будет выдать свою полную неосведомленность в таком простом вопросе.
— Барыня, а вы Варю не продадите?
— Что? — не понимаю я. — О чём ты говоришь?
В больших зеленых глазах девочки стоят слёзы.
— Варя, сестра моя, — она говорит и опасливо косится на дверь. — Ее барин в Пригодинское продать грозился.
Я не сразу понимаю, что она не шутит. И только когда в очередной раз вспоминаю, что на дворе — эпоха крепостного правда, осознаю, насколько напуган ребенок.
— Конечно, нет, — уверяю я.
Я протягиваю руку, чтобы смахнуть слезинку с ее щеки, но девочка только еще больше пугается и, наскоро поклонившись, выскакивает за дверь.
Нет, с этим нужно разобраться! Но — потом, после того, как мы найдем и накажем человека, с которым я встретилась в лесу. Того, который убил несчастного графа.
10. Новые знакомые
Вечером мне приходится принимать гостей, хотя Назаров и пытается протестовать. Честно говоря, я и сама предпочла бы посидеть перед сном у камина с книжкой в руках (да-да, той самой, про английского милорда!), но отказать в визите духовной особе было бы вопиющей невежливостью.
Отец Андрей, местный священник, пришел, чтобы обсудить со мной вопрос отпевания графа Данилова. Признаться, я предпочла бы, чтобы столь важные решения в отношении его сиятельства принимал кто-то другой, но, как ни крути, именно меня пока считают его вдовой.
Священник производит весьма приятное впечатление. Он уже не молод, и рассуждает здраво и тактично. А поскольку я не имею ни малейшего представления о местных правилах проведения этой печальной церемонии, то я соглашаюсь с каждым его
