потерь, но что теперь делать, не знаю.
— Андрей тебя не убьет, — возразила я. — Поддерживать не будет, но в остальное я не верю.
— Ошибаешься.
— Эмиль… Если я скажу кое-что, ты выслушаешь или сразу начнешь орать?
Он спустил ноги на пол и уставился на меня. Пустота из глаз исчезла — я его заинтересовала.
— Говори.
— Все это легко решается, — прямо сказала я. — Уходи, а место отдай другому. И все сразу закончится.
— Почему ты предложила? — напряженно спросил он.
— Они считают меня твоим слабым местом, все разборки бьют по мне. И я не хочу, чтобы рано или поздно тебя убили из-за ерунды.
— Ерунды? — голос нарастил мощь. Так и знала, что разорется. — Если бы не я, мы бы так и жили, подыхая под чужие насмешки!
Эмиль вскочил и закружил на месте, слепо глядя перед собой и скалясь, словно искал противника. Но тут только он и я.
— Тогда был смысл, согласна, — успокаивающе произнесла я, привыкнув говорить с хищниками. — Но больше нет. Они так и будут лезть, считая…
Считая тебя слабым. Неоконченная фраза повисла в воздухе.
— Уйди, и останешься жив, — закончила я.
— А зачем мне тогда жить? Ради чего?
Он остановился, но дышал тяжело — грудная клетка как заведенная ходила вверх-вниз, да и поза, будто отстаивает свое, а не разговаривает.
Я ничего у тебя не забираю, успокойся.
— Раньше ты как-то жил.
— Тебе напомнить, как? — заорал он. — Я лучше сдохну, чем уступлю!
Мы никогда друг друга не поймем. Но разве не глупо погибнуть из-за того, что не умеешь останавливаться? Я не могла понять — это потому, что он вампир или Эмиль сам по себе такой?
— Эмиль! — я чуть не зарыдала от бессилия. — Ты меня не слышишь! Ты понимаешь, что я сказала?
Он что, глухой?
Я люблю тебя, я не хочу, чтобы ты погиб. А в этот раз все по-другому, ты сам не веришь, что справишься.
Я так часто мысленно говорю с ним… Он тоже говорит со мной про себя? Или нет?
Почему мы не можем сказать все откровенно? Между нами как будто стеклянная стена: стучать можно бесконечно и все равно не достучишься.
А я так устала от споров, скандалов и вранья. Они ни к чему не ведут.
— Я ухожу, Эмиль. Мне надоело. Искренность не наш конек.
Он наблюдал, как я надеваю кобуру, натягиваю куртку, словно не верил, что это всерьез. Но я пошла к выходу, нащупав ключи от «мерседеса» в кармане.
— Подожди.
Нет, Эмиль, больше ждать не буду. Сколько можно. Я взялась за ручку двери.
— Яна! — он нагнал меня и схватил за руку. — Хочешь искренности, давай я скажу правду.
Эмиль развернул меня и впечатал лопатками в дверь.
Дышал он слишком агрессивно для извинений, но смотрел открыто и прямо, хотя взгляд остался холодным. Под кобурой скомкалась сорочка, от него едва заметно пахло потом после драки. Сначала он держал меня за плечи, но потом взял за лицо — двумя ладонями, как ребенка.
— Не я бросил Анну, это она ушла, — внезапно сказал Эмиль. — Меня ранили в голову, она не выдержала.
— В голову? — переспросила я.
Он повернулся виском, наклоняясь. Я пальцами вкопалась в волосы, пытаясь найти след на теплой коже, и Эмиль подсказал:
— За ухом.
Я сразу наткнулась на шрам от огнестрельного.
— Вампирша бы стерпела, — добавил он. — Но меня к ним не влечет. Мой отец был человеком, Яна. Я полукровка.
Я вздрогнула от неожиданности и так резко вдохнула, будто вынырнула из-под воды. Лицо, там, где Эмиль его касался, покрылось неприятными мурашками.
— И я жалею, что не уговорил тебя по-хорошему. Ты мне не прощаешь тот укус, — взгляд снова стал мутным. — Они мне сказали, что ты у них, что я зверь. Я думал, тебя убили.
Мне хотелось откровенности, но не такой. В исполнении Эмиля она похожа на исповедь безумца.
Я по очереди рассматривала сумасшедшие зрачки, не чувствуя, как он прижимает меня к двери, словно утратила тело. Но, говорят, все влюбленные безумны.
— Мне каждый раз снится, как ты кричишь. Это позорное клеймо на мне навсегда. А ты меня поддержала в безнадежном бою. Мой брат сдался, Яна! На что еще он годится, кроме щита?
Я была права: он тоже мысленно мне отвечает, а теперь — вслух. Ладони сами легли поверх его рук.
Не молчи, продолжай.
— Думаешь, я не знаю, что моя жизнь по тебе бьет? Я еще зимой понял, за меня будут мстить тебе. Нам нельзя быть рядом, пока ты не выйдешь замуж.
Эмиль спустил руки ниже — на шею, провел до самой ключицы, пока я стояла, оглушенная.
— Я люблю тебя. Мне без тебя плохо.
— Мне тоже, — призналась я. — Я постоянно о тебе думаю. Даже если тебя нет рядом, в мыслях ты всегда со мной.
Он обнял меня одной рукой, и я прильнула, чувствуя тепло через ткань. Мне нравилось упругое тело под щекой и его тяжелая рука, расслабленная на плечах. Эти ощущения заполняли сосущую пустоту, утоляя тоску хотя бы на время.
Все же это мой Эмиль, каким бы он ни был. Я знала его до мельчайших деталей, знала лучше, чем себя.
Если эта ночь станет последней, пусть. Когда идешь до конца, финал один — ты побеждаешь или проигрываешь. Но Вацлав зря думает, что убьет Эмиля и даром займет его место. Я буду преследовать его, пока кто-то из нас не погибнет, чего бы мне это ни стоило.
Эмиль отстранил меня и снова прижал к двери. Я рассматривала глаза, жестковатые и пустые, полуоткрытые губы, словно он еще не все сказал. Ты красивый, Эмиль, но мне все равно. И на твои деньги плевать. Но мы оба там были, вот что важно. Когда нет секретов друг от друга, это снимает камень с души. Можно сказать все и становится легче, потому что не носишь ненужный груз.
Я обхватила его щеки ладонями, чувствуя покалывание щетины. Провела по глазам, лбу, носу, его открытым влажным губам. Мне нравилось то, о чем всегда забывают — что он живой, что он еще здесь. И все.
Он нашел мои губы, и я ответила, прикусив верхнюю. Совсем чуть-чуть зацепила зубами, но ему полностью снесло крышу.
Эмиль прижал меня всем телом, еле сдерживая напряженные на затылке пальцы. Кожа вокруг рта саднила от поцелуя, но вкус больше не отвращал. Костяшки его пальцев терлись об дверь с каждым движением головы, когда поцелуй становился
